Викинги. Между Скандинавией и Русью
Шрифт:
Подсчеты численности военных отрядов на основе процента погребений с оружием на тех или иных некрополях осуществлялись также чешскими исследователями для памятников Великой Моравии. В захоронениях, расположенных на территории великоморавских градов, до трети мужчин имеют военные атрибуты; в раннефеодальных усадьбах этого же времени удельный вес захоронений воинов чуть больше – около 20–40 % (что сопоставимо с шестовицким дружинным лагерем в непосредственной близости от Чернигова) [91] .
91
Рутткаи А. Войско и вооружение в великоморавский период // Великая Моравия, ее историческое и культурное значение. М., 1985. C. 145.
О постоянной численности великокняжеской дружины Киева можно судить и по отрывку из сочинения Ибн-Фадлана, посланника багдадского халифа в Волжскую Булгарию в 920-е гг. Арабский путешественник пишет, что вместе с царем русов «постоянно находятся 400 мужей из числа богатырей, его сподвижников». По данным
Дружины северных предводителей по численности, судя по сообщениям саг «Круга Земного», были вполне сопоставимы с описанными воинскими отрядами Гнездова, Бирки или торгово-ремесленного центра Ярославского Поволжья. «Сага о Харальде Прекрасноволосом», описывая нововведения Харальда на захваченных землях, отмечает, что каждый ярл (управляющий достаточно большой областью-фюльком) в случае необходимости должен был предоставлять конунгу отряд из 60 воинов. Личная дружина самого Харальда состояла также из 50–70 человек: в саге говорится, что вся его дружина смогла составить команду одного «большого и роскошного корабля с драконьей головой» – команда боевого корабля составляла обычно около полусотни воинов. Информацию о составе дружин дает описание распространенного в средневековой Скандинавии приема политической борьбы – сжигание противника в доме со всей его дружиной во время пира [92] . Сознавая общую условность приведенных в «Круге Земном» численностей воинских отрядов, отметим все же, что в таких эпизодах (сожжение предводителя с дружиной) фигурируют обычно коллективы до 90 человек [93] .
92
Хлевов А.А. Дружина Севера как исторический феномен // Скандинавские чтения 1998 года. СПб., 1999. С. 55–56.
93
Круг Земной. М., 1980. С. 44–58.
Причем отряды такой численности были вполне боеспособны для выполнения различных военных акций и политических задач. В этом отношении довольно примечательный сюжет связан с борьбой за Оркнейские острова. По распоряжению ярла Мера Регнвальда, Торф-Эйнар на одном боевом корабле (т. е. также около полусотни воинов) захватил Оркнеи, выбив отряды хозяйничавших там викингов, и остался со своими воинами править островами.
Обращает на себя внимание тот факт, что как при подсчетах постоянных воинских контингентов торгово-ремесленных поселений Восточной и Северной Европы (Гнездово, Бирка), так и в упоминаниях подобных отрядов в письменных источниках (саги) речь идет в большинстве случаев о воинском объединении, соотносимом по численности с командой боевого корабля. При этом, если для Скандинавии такая связь может быть прямой, то в случае с Восточной Европой это практически невозможно – по восточноевропейским рекам не ходили корабли, способные вместить до 70 человек, как это могло быть на Балтике. В связи с этим чрезвычайно показателен в сагах ряд сюжетов с описанием вейцлы. В «Саге об Олаве Святом» говорится, что «обычно, когда конунги объезжали Уппленд, с ними было шестьдесят или семьдесят человек» (в противопоставление Олаву, который однажды взял с собой более трехсот) [94] . Эпизод из «Саги об Олаве Тихом» позволяет трактовать такую численность отряда (60–70 человек) как определенную правовую традицию. Олав Тихий объезжал бондов с дружиной в 120 человек [95] (не считая других сопровождающих лиц). Бонды, вероятно недовольные таким количеством «гостей», спрашивали Олава, «почему у него больше людей, чем полагается по закону (выделено нами. – Авт.) и чем было у конунгов до него» [96] . Можно предположить, что численность личных дружин скандинавских предводителей имела в основе своей традицию («закон»), восходящую к численности корабельной команды – воинам, находящимся с конунгом в бою на одном корабле (своего рода фелаги).
94
Там же. С. 186.
95
Напомним, что в данном случае речь идет о событиях второй половины XI в.
96
Круг Земной… С. 465.
Неоднократно отмечалась типологическая близость институтов вейцлы и полюдья – кормления князя с дружиной на подчиненных территориях в зимний период. В связи с этим описания такого кормления в сагах (включая численность «кормящихся» и ее традиционно-правовую подоплеку), возможно, могут быть отчасти спроецированы и на Древнюю Русь. В письменных источниках древнерусское полюдье упоминается только в сочинении Константина Багрянородного. В его описании в связи с интересующей нас темой в первую очередь обращают на себя внимание слова, что в ноябре архонты «выходят со всеми (выделено нами. – Авт.) росами из Киава и отправляются в полюдия» [97] .
97
Константин
Напомним, что в данной работе речь идет только о воинских коллективах, либо составляющих личные дружины, либо необходимых для контроля торгово-административных центров. Для масштабных военных акций люди набирались специально и только на время похода. Так, в «Саге о Хаконе Добром» при описании подготовки похода Эйрика Кровавой Секиры на побережье Англии говорится, что Эйрик объехал несколько регионов, собирая войска: помимо собственных отрядов, он собрал воинов с Оркнейских островов, «Южных островов» и из Ирландии. Подобным же образом, по всей видимости, комплектовались войска и для походов русов на Каспий в 912–913 гг. и 943–944 гг., и для походов Олега и Игоря на Константинополь.
Очевидно, что дружина составляла только костяк, основу войска, выполняя иногда функции офицерского корпуса и гарнизонов опорных пунктов власти. Для больших походов предводители обычно набирали ополченцев, добровольцев и наемников, которые и формировали основную массу армий.
В плане выражения дружинную культуру Восточной и Северной Европы отличают следующие артефакты:
– Предметы вооружения, которые в большинстве случаев не имеют этнической окраски. Большинство типов оружия являются общераспространенными для средневекового мира Восточной, Северной и отчасти Западной Европы. Этническую привязку имеют лишь некоторые категории вооружения, но и они в большинстве случаев свидетельствуют не столько о происхождении их владельцев, сколько о направлении культурных связей. Так, например, ланцетовидные наконечники копий и стрел считаются скандинавскими; распространение топориков-чеканов (с молоточковидным обухом) связывается с аланским (или шире – салтовским) населением степи и лесостепи. Формы большинства предметов вооружения в принципе определяются не этнической спецификой, а универсальной функциональностью.
– Иноэтничные вещи, скандинавские в первую очередь, а также салтовские, балтские, венгерские и др. (детали поясной гарнитуры, некоторые элементы конского снаряжения, мужские и женские украшения). Предметы импорта и следы военной добычи – прежде всего добытого в походах на Византию и в Малую Азию.
– Находки торгового инвентаря – весовые гирьки, детали весов, предметы, связанные с международными и внутренними коммуникационными путями.
– «Дружинные курганы» – языческие погребения представителей княжеских домов, предводителей и членов дружин IX – первой половины XI в. Их зачастую отличает богатый погребальный инвентарь, оружие, наличие погребальных сооружений, масштабы погребальной насыпи.
Комплекс древнерусского оружия отразил все основные социоэтнические и культурно-политические тенденции эпохи раннего Cредневековья, характерные для Руси. Большинство предметов вооружения связаны с крупными центрами международной торговли (торгово-ремесленными поселениями), опорными пунктами власти первых князей Рюриковичей и других династий (погосты), в меньшей степени территориальными «племенными» центрами славян. Именно полиэтничная дружинная среда воинов, гребцов, мореходов, торговцев «руси» аккумулировала основные достижения военного дела разных народов и определяла моду на типы оружия и общий стиль одежды и аксессуаров воинов. При этом часть оружия была универсальна, а часть была специфическим признаком «профессионалов». Дружинная культура Восточной Европы формировалась под влиянием скандинавской, степной, моравской и европейской военных традиций. При этом «русы» явно не умели вести регулярный конный бой, хотя, конечно, и использовали лошадей, зато кочевники были непревзойденными специалистами в кавалерийской тактике. «Пешие» дружины Северной Европы принесли на территорию Древней Руси следующие категории и типы вооружения: «каролингский меч», скрамасакс, круглый щит, ряд типов копий и топоров, наконечники стрел ланцетовидной формы, а также элементы декоративно-прикладного характера – ледоходные шипы и шумящие плети. Из мира кочевников пришли на Русь сфероконический шлем, сабля, кистени, сложный лук, возможно, булавы и основные элементы снаряжения и костюма (кафтан, островерхие шапки, наборные пояса, сумки-ташки) всадника и его коня. Однако на территории Древней Руси формируются и оригинальные варианты оружия и доспехов (отдельные типы шлемов, мечей, топоров, наконечников стрел) [98] . Значительно позже из Европы был заимствован «каплевидный» так называемый нормандский щит для тяжеловооруженного конника.
98
Авторы благодарят С.Ю. Каинова за консультации по проблемам вооружения раннего Cредневековья, описание оружейного комлекса Древней Руси основано на материалах дипломной работы С.Ю. Каинова.
Скандинавская составляющая (которую часто называют «скандинавской вуалью») «дружинной культуры», пожалуй, наиболее значительна по сравнению с другими иноэтничными влияниями. Достаточно ярко этот пласт прослеживается по погребальным памятникам, связанным с торговыми путями.
Масштабы скандинавского присутствия на «дружинных» памятниках всегда были предметом пристального внимания исследователей, поскольку эти масштабы в конечном итоге определяли и социополитические реконструкции. В этом отношении в исторической науке представлен полный диапазон мнений: от идеи «скандинавской колонизации» по крайней мере Северной Руси (T. Arne, A. Stender-Petersen) до идеи о практически полном отсутствии если уж не скандинавских древностей, то хотя бы их «носителей» (Б.А. Рыбаков и др.).