Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая
Шрифт:
Но король ничуть не растрогался великодушием Арамиса, напротив, почувствовал себя глубоко униженным. Его неукротимая гордость не могла смириться с мыслью, что какой-то человек держал в своих руках нить королевской жизни. Каждое слово Фуке вливало новую каплю яда в уже изъязвленное сердце Людовика XIV. Поэтому ничто не могло умилостивить его, и он резко сказал Фуке:
– Я, право, не понимаю, сударь, почему вы просите у меня помилования этих людей. Зачем просить то, что можешь получить без просьб?
– Я вас не понимаю, ваше величество.
– Это
– В Бастилии.
– Да, в темнице. Меня считают сумасшедшим, не так ли?
– Да, ваше величество.
– И все здесь знают лишь Марчиали?
– Да, только Марчиали.
– В таком случае, оставьте все как есть. Предоставьте сумасшедшему гнить в темнице, и господам д’Эрбле и дю Валлону не понадобится мое прощение. Их новый король простит им.
– Напрасно вы оскорбляете меня, ваше величество, – сухо ответил Фуке. – Если бы я хотел возвести на трон нового короля, как вы считаете, мне бы не нужно было врываться силой в Бастилию, чтобы извлечь вас отсюда. Это не имело бы никакого смысла. У вашего величества ум помутился от гнева. Иначе вы не стали бы оскорблять вашего слугу, оказавшего вам столь значительную услугу.
Людовик понял, что зашел слишком далеко и что ворота Бастилии еще не открылись перед ним, в то время как понемногу открывались шлюзы, которыми великодушный Фуке сдерживал свой гнев.
– Я это сказал не для того, чтобы вас оскорбить, сударь, – сказал он. – Вы обращаетесь ко мне с просьбой о помиловании, и я отвечаю вам по совести; хотя, я полагаю, виновные, о которых мы говорим, не заслуживают ни помилования, ни прощения.
Фуке ничего не ответил.
– То, что я делаю, – добавил король, – так же великодушно, как то, что вы сделали, и даже великодушнее, потому что я в вашей власти, и вы мне ставите условия, от которых может зависеть моя свобода и моя жизнь. И отказать – значит пожертвовать ими.
– Я действительно не прав, – отвечал Фуке. – Да, я был похож на человека, вымогающего милость; я в этом раскаиваюсь и прошу прощения у вашего величества.
– Вы прощены, дорогой господин Фуке, – сказал король с улыбкой, которая осветила его лицо, измученное столькими переживаниями.
– Я получил прощение, – продолжал упрямо министр, – а господа д’Эрбле и дю Валлон?
– Они никогда его не получат, пока я буду жив, – отвечал неумолимый король. – Будьте добры, никогда больше об этом мне не говорить.
– Я повинуюсь вашему величеству.
– И вы не сохраните против меня досады?
– О нет, ваше величество, так как я это предвидел и принял кое-какие меры.
– Что вы хотите этим сказать?
– Господин д’Эрбле вверил себя в мои руки, господин д’Эрбле дал мне счастье спасти моего короля и мою родину. Я не мог осудить господина д’Эрбле на смерть. Я также не мог подвергнуть его законнейшему гневу вашего величества. Это было бы все равно, что самому убить его.
– Что же вы сделали?
– Я предоставил
– Пусть так! – пробормотал король. – Свет достаточно велик, чтобы мои слуги успели наверстать те четыре часа, которые вы подарили господину д’Эрбле.
– Даря ему эти четыре часа, я знал, что дарю ему жизнь. И он сохранит ее.
– Как так?
– После хорошей езды, опережая на четыре часа ваших мушкетеров, он достигнет моего замка Бель-Иль, который я ему предоставил как убежище.
– Вы забыли, что подарили мне Бель-Иль.
– Не для того, чтоб там арестовывать моих гостей.
– Значит, вы его отнимаете у меня?
– Для этого – да, ваше величество.
– Мои мушкетеры займут его, вот и все.
– Ни ваши мушкетеры, ни даже ваша армия, ваше величество, – холодно сказал Фуке. – Бель-Иль неприступен.
Король позеленел, и в его глазах сверкнула молния. Фуке почувствовал, что он погиб, но он был не из тех людей, которые отступают, когда их зовет голос чести. Он выдержал злобный взгляд короля. Людовик подавил свое бешенство и после некоторого молчания сказал:
– Мы едем в Во?
– Я жду приказаний вашего величества, – ответил Фуке, низко кланяясь, – но мне кажется, что вашему величеству необходимо переменить одежду, прежде чем предстать перед вашим двором.
– Мы заедем в Лувр. Идем.
И они прошли мимо растерянного Безмо, который увидел еще раз, как выходил Марчиали. Комендант в ужасе рвал на себе последние волосы.
Правда, Фуке дал ему расписку, на которой король написал: «Видел и одобряю. Людовик».
Безмо, не способный больше связать и двух мыслей, в ответ на это ударил изо всей силы кулаком по собственной голове.
V
Самозваный король
Самозваный король продолжал играть свою роль в замке Во.
Филипп приказал, чтобы начинали утренний прием посетителей, так называемый малый прием. Он решился дать такое приказание, несмотря на отсутствие господина д’Эрбле, который все не возвращался, и наши читатели знают, по какой причине. Но принц, думая, что это отсутствие долго не продлится, захотел, как все честолюбивые люди, испробовать свои силы и свое счастье без всякого покровительства и всякого совета.
Еще одно соображение заставило его так поступить. Среди посетителей должна была быть его мать, Анна Австрийская, которая когда-то принесла его в жертву и была так виновата перед ним. Филипп не хотел делать свидетелем возможной своей слабости человека, перед кем отныне он должен был быть всегда в силе.
Открылась настежь дверь, и несколько человек тихо вошли. Филипп не двигался, пока его одевали лакеи. Он накануне наблюдал поведение своего брата. Он изображал короля, не возбуждая ни малейшего подозрения.