Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Часть шестая
Шрифт:
– Вы умнейший человек, монсеньер. Да, вы угадали. Я действительно открыл тайну, способную повлиять на интересы короля Франции.
– Ну что ж! – произнес Фуке со сдержанностью воспитанного человека, не желающего расспрашивать.
– А вы сами будете судить, – продолжал Арамис, – вы сами скажете мне, ошибаюсь ли я относительно важности этой тайны.
– Я слушаю, раз вы так добры, что хотите открыться мне. Только заметьте, друг мой, что я не вызывал вас на нескромность.
Арамис задумался на мгновение.
– Не
– Вы помните, – сказал епископ, опустив глаза, – рождение Людовика Четырнадцатого?
– Как сегодня.
– Вы ничего особенного не слыхали об этом рождении?
– Ничего, кроме того, что король не настоящий сын Людовика Тринадцатого.
– Это не так важно ни для нас, ни для королевства. Всякий человек, имеющий законного отца, есть сын своего отца, гласит французский закон.
– Это верно. Но это важно, когда вопрос касается чистоты крови.
– Это второстепенно. Значит, вы ничего особенного не слыхали?
– Ничего.
– Вот тут и начинается моя тайна.
– А!
– Королева родила не одного сына, а двух.
Фуке поднял голову.
– И второй умер? – спросил он.
– Сейчас узнаете, потерпите. Эти близнецы должны были быть гордостью своей матери и надеждой Франции. Но слабость короля и суеверие внушили ему страх, как бы между двумя детьми не вышло спора, хотя они равны в правах, и тогда он избавился от одного из близнецов.
– Вы говорите, избавился?
– Подождите… Оба брата выросли: один на троне, и вы его министр; другой – в тени и одиночестве…
– И этот?..
– Мой друг.
– Боже мой! Что вы говорите, господин д’Эрбле? Что же делает этот бедный принц?
– Спросите сначала, что он делал.
– Да, да.
– Он был воспитан в деревне, потом заключен в крепость, известную под названием Бастилия.
– Возможно ли? – воскликнул суперинтендант, сложив руки.
– Один – счастливейший из смертных, второй – несчастнейший из несчастных.
– А мать его не знает об этом?
– Анна Австрийская знает все.
– А король?
– Король не знает ничего.
– Тем лучше!
Это восклицание, видимо, очень поразило Арамиса. Он посмотрел с беспокойством на своего собеседника.
– Простите, я вас перебил, – сказал Фуке.
– Я уже сказал вам, – продолжал Арамис, – что бедный принц был несчастнейшим из людей, когда Бог, пекущийся о всех своих созданиях, решил все же прийти к нему на помощь.
– И как же?
– Вы увидите… Царствующий король… Я говорю «царствующий» – вы догадываетесь, почему я говорю так?
– Нет… Почему?
– Потому, что оба по праву рождения могли бы быть королями. Вы тоже придерживаетесь такого мнения?
– Да.
– Решительно?
– Решительно. Близнецы – один человек
– Приятно, что такой опытный и знающий законник дает мне такое четкое разъяснение. Значит, для нас установлено, что оба близнеца имели одинаковые права?
– Установлено… Но боже мой, какие загадки!
– Бог пожелал послать униженному мстителя, или, если хотите, поддержку. И случилось, что царствующий король – узурпатор… Вы ведь согласитесь со мной, не правда ли, что спокойное и эгоистичное владение наследством, на которое, в лучшем случае, имеешь половинное право, называется узурпацией?
– Да, узурпация – очень точное определение.
– Итак, я продолжаю. Бог пожелал, чтобы у узурпатора был первым министром человек с большим талантом и великим сердцем и к тому же с великим умом.
– Это хорошо, хорошо! Я понимаю: вы рассчитывали на меня, чтобы помочь исправить зло, нанесенное несчастному брату Людовика Четырнадцатого. Вы правильно решили, я помогу вам. Благодарю вас, д’Эрбле, благодарю!
– Нет, совсем не то. Вы мне не даете закончить, – сказал Арамис.
– Я молчу.
– Дело в том, что царствующий король возненавидел господина Фуке, своего первого министра, и ненависть эта, подогретая интригой и клеветой, к которой прислушивался монарх, стала угрожать состоянию, свободе и даже жизни господина Фуке. Но Бог послал господину Фуке, опять же для спасения принесенного в жертву принца, верного друга, который знал государственную тайну и чувствовал себя в силах раскрыть эту тайну после того, как имел силу хранить ее двадцать лет в своем сердце.
– Не продолжайте! – вскричал Фуке, кипя великодушием. – Я вас понимаю и все угадываю. Вы пошли к королю, когда до вас дошла весть о моем аресте; вы его просили обо мне, но он не захотел вас выслушать; тогда вы пригрозили ему раскрытием тайны, и Людовик Четырнадцатый в ужасе согласился на то, в чем прежде отказывал вам. Я понимаю, понимаю! Вы держите короля в руках! Я понимаю!
– Вы ничего не понимаете, – отвечал Арамис, – и снова прерываете меня, мой друг. И затем, позвольте мне заметить вам, что вы пренебрегаете логикой и к тому же кое-что плохо помните.
– Как так?
– Вы помните, на что я настойчиво указывал в начале нашего разговора?
– Да, на ненависть его величества ко мне, на неодолимую ненависть. Но какая ненависть сможет устоять перед угрозой такого разоблачения?
– Какого разоблачения? Вот тут-то вам и не хватает логики. Как! Вы допускаете, что я, раскрыв королю такую тайну, был бы жив в настоящий момент?
– Вы были у короля десять минут тому назад.
– Пусть так! Возможно, он не успел бы велеть убить меня, но у него хватило бы времени приказать заткнуть мне глотку и бросить в тюрьму. Рассуждайте же здраво, черт возьми!