Викториада
Шрифт:
Все присутствующие посмотрели на меня, и взгляд их не был радостным и счастливым. Я только что распутал шланг и стоял с ним накинутым на пояс с концами в руках. Военные оставили стулья в покое и надвигались на меня с хмурыми лицами, а я уже начал подумывать: «А не завязать ли мне шланг обратно и стать поближе к более дружелюбной вороне».
Ситуацию разрядила Катя.
– Не-не, ребята, всё нормально. Я ему помогала сюда дойти. Потому что… потому что он… Ну, это очень длинная история.
Старший прапорщик хмыкнул и сделал пальцем круговое движение, после чего подчиненные бесшумно растворились в соседних комнатах.
– Значит, говоришь длинная история?
Катя кивнула
– Но это не то место где я хотел бы услышать её.
– Он достал портативную рацию из кармана разгрузки и, поднеся ее лицу, коротко произнес: - Сворачиваемся. Карета, подъезжай к зданию, мы выходим.
Потом мы долго спускались по лестнице. Везде валялись трупы, что говорило о том, что военным приходилось пробиваться на верхний этаж с боем. В холле покойников тоже заметно прибавилось.
Какое ощущение - почувствовать твердую почву под ногами и небеса не вокруг тебя, а над головой. Я даже остановился, чтобы вздохнуть полной грудью, но тут же получил толчок в спину, придавший мне направление к подъезжающей «Буханке».
Военные делали все быстро и четко. Закинули в багажник на крыше Катин велосипед, поставили в салон рюкзаки, и, загрузив наиболее ценный груз - это меня и девушку - заскочили внутрь. Машина взревела и, подскакивая на валяющихся повсюду трупах, набрала скорость.
Я забился в уголок за креслом воителя, Со всех сторон меня подпирали мощные, пахнущие потом тела бойцов. Совершенно не было видно, куда мы едем, фары выхватывали на дороге различные препятствия и водитель, совершенно не снижая скорости, маневрировал, так, что всех пассажиров кидало по салону из стороны в сторону.
– Так как ты меня нашел?
– Катя сидела напротив меня, так же прижатая бойцами.
Старший прапорщик, сидящий впереди на сиденье пассажира, обернулся в пол оборота. Его стриженый затылок в тусклом свете приборной панели сменился на неожиданно молодой хитрый взгляд.
– Отцовское сердце почувствовало.
– Ну, пап, что ты из меня дуру делаешь?
– Катя даже стукнула кулачком по подголовнику, от чего прапорщик чертыхнулся и почесал ушибленный затылок.
– Как же, сделаешь из нее дуру.
– Пробурчал он себе под нос.
– Датчик на тебе, пришлось из резервов изъять.
– Так ты за мной следил? – Катя не в шутку обиделась.
– Так я ж говорю - отцовское сердце.
– Он развернулся к дочери, но видя, что девушка надула губки и шмыгает носом, сменил язвительность на примирительный тон.
– Катюх, не дуйся. Как бы я тебя нашел? Ты же у меня одна. Это не от недоверия, а только на экстренный случай. А тут тебя нет и нет… Мы с ребятами и так пол города обскакали, чтобы на твой след выйти. Да и в небоскребе этом пришлось молодость вспомнить.
– Он помассировал плечо.
– Ладно, пап, я не дуюсь - это ты меня прости, но по-другому никак. Этот придурок без меня пропал бы.
– А за этого придурка, - он покосился на меня, - мы попозже побеседуем.
Дальше все ехали молча. Я только ловил со всех сторон смеющиеся взгляды.
В тишине и темноте время становится вязкое, как гудрон. Я развлекался тем, что пытался высмотреть стрелочки на своих часах, но результат был такой же, если бы я разглядывал время отсюда, например, наКурантах или Биг Бене. Да и последний раз я на них смотрел возле своего дома, поэтому, могу констатировать только, что на работу я безнадежно опоздал. Не знаю, сколько прошло времени: может час, а может и два, но наконец-то машину осветили мощные прожектора, впереди раздвинулись тяжелые створки ворот и «Уазик», глухо
Я стянул с головы мешок. Маленькая комната, освещенная тусклой лампочкой накаливания. Железная сборная кровать, скрученный матрас на пружинной сетке, тумбочка, да табурет - вот и вся меблировка.
– Да… попал. Каменный мешок, с лампочкой Ильича под потолком.
– В подтверждение того, что осветительный прибор видел Ильича лично и если не Владимира, то Леонида точно, лампочка мигнула и погасла.
– Опять начинается!
В замке звякнул ключ и в луче света из коридора появились две массивные фигуры.
В голове звоночком зазвенела мысль: «Теперь точно побьют!»
– Едрить твою за ногу! Марья Семёновна, прошу прощения, сейчас сделаем, здесь всегда свет чудит.
– Фигура пощелкала выключателем, затем оттолкнула меня плечом, взяла табуретку, поставила по центру комнаты, залезла и постучала пальцами по лампочке. И, о чудо, лампочка засветилась ровным светом.
Естественно в этот момент я пялился во все глаза вверх в ожидании данного чуда и словил «зайчиков» по полной программе. Пока пытался проморгаться и восстановить зрительные сенсоры, меня опять довольно бесцеремонно - я заметил, что тут со мной вообще не собираются церемониться - усадили на табурет.
– Раздевайтесь.
– Голос был женским, бархатистым и довольно приятным. Таким голосом, наверное, надо в опере петь.
– В смысле?
– Я все еще никак не мог восстановить зрение, но то, что позволяло увидеть - моей собеседницей была высокая, очень широкая в кости, правда, немного полноватая женщина лет пятидесяти.
– На коромысле. До трусов.
– До трусов, - проворчал я, - зачем ей вообще этот мордоворот, такая и сама прекрасно, кого хочешь, без трусов оставит.
– Я стянул рваную футболку, оглянулся в поиске куда положить… не нашел и положил на пол. Стянул с себя ботинки, немного стесняясь, стащил джинсы. Ощущал себя новобранцем на призывной комиссии, пытаясь закрыть ладошками особо дорогие моему телу места.
Женщина обошла меня вокруг, поцокала языком. Заинтересованно осмотрела царапину на плече, потыкала пальцем в синее колено и кровоподтёки на пояснице и явно получила удовольствие от гримасы боли на моем лице. Поле чего закончила водить вокруг меня хороводы и остановилась напротив. Сложив руки на груди, посмотрела на меня сверху вниз.
– Рассказывай.
– Голос ее был уставшим и, я бы сказал, немного скучающим.
– О чём?
– Не понял я.
– О маме с папой… Где и при каких обстоятельствах получил данные травмы?