Вилла "Грусть"
Шрифт:
– Здесь, - отчетливо выговаривает человек, - голубых не обслуживают.
Двое за спиной Мейнта хохочут. Мейнт не двигается, с измученным видом уставившись в одну точку. Один из официантов гасит висящие слева бра. Лишь бар светится еще желтоватым светом. Они ждут, скрестив руки на груди. Еще чуть-чуть - и дадут ему в морду. Или - как знать!
– вдруг он, как прежде, хлопнет ладонью по грязной стойке и крикнет: "Я Астрид, бельгийская королева!", кривляясь и нагло хохоча?
2
Что же делал я, восемнадцатилетний, на престижном курорте с минеральными источниками на берегу озера? Ничего. Жил в семейном пансионате "Липы" на бульваре Карабасель. Я мог бы снять комнату
Ведь я умирал от страха: страх, не покидающий меня до сих пор, был тогда гораздо более сильным, хотя и менее обоснованным. Я убежал из Парижа, чувствуя, что он становится просто опасным для таких, как я. В нем царила отвратительная атмосфера полицейского сыска. Сажали, на мой взгляд, слишком многих. Рвались бомбы. Но мне бы хотелось внести хронологическую ясность, и поскольку наилучшие точки отсчета - это войны, то уточним, о какой же войне пойдет речь. О той, которую называют алжирской, в самом начале шестидесятых годов, в эпоху, когда все катили во Флориду в открытых машинах, а женщины плохо одевались. Мужчины, впрочем, тоже. Тогда я боялся еще больше, чем теперь, и выбрал себе это убежище, поскольку оно всего в пяти километрах от швейцарской границы. При малейшей угрозе достаточно переплыть озеро - и ты там. По своей наивности я полагал, что чем ближе к Швейцарии, тем дальше от опасности. Тогда я еще не знал, что Швейцарии не существует.
Сезон открывался пятнадцатого июня. Праздники и гала сменяли друг друга. "Ужин посланников" в казино. Гастроли певца Джорджа Ульмера. Три спектакля "Послушайте же, господа...". Салют над Шавуарским заливом по случаю 14 июля. Балеты маркиза Куэваса... Я бы вспомнил и многое другое, будь у меня под рукой программка, отпечатанная организационным комитетом... Я сберег ее и уверен, что она когда-нибудь отыщется между страницами одной из книг, которые я читал тем летом. Только вот какой? Погода стояла "мировая", и старожилы предсказывали солнце до октября.
Выходил я редко, разве что иногда купался. Почти все дни проводил в холле или в саду "Виндзора", внушая себе, что, по крайней мере, здесь мне нечего бояться. Когда же меня все-таки охватывал ужас - словно в животе, чуть повыше пупка, медленно распускался мрачный цветок, - я смотрел вдаль, на тот берег озера. Отсюда видна была деревня. От одного берега до другого напрямик не больше пяти километров. Это расстояние можно одолеть вплавь. А ночью на моторной лодке его переплывешь за двадцать минут. Ну вот и славно. Я пытался успокоиться. Шептал, медленно выговаривая слова: "Ночью на моторной лодке..." Успокоившись, вновь принимался за чтение романа или безобидного иллюстрированного журнала (я запретил себе читать газеты и слушать новости по радио, в кино старался прийти непременно после выпуска "Новостей"). Главное - ничего не знать о событиях в мире, заглушить свой страх, предчувствие неминуемой катастрофы. Думать только о самых невинных вещах: моде, литературе, кино, мюзик-холле. Откинуться на спинку шезлонга, закрыть глаза и расслабиться, главное - расслабиться. Забыться. Ну же!
После обеда я спускался в город. На проспекте д'Альбиньи садился на скамейку под сенью платанов и наблюдал за оживленным берегом озера, по которому сновали маленькие яхты и водные велосипеды. Созерцание успокаивало. Я вставал и шел дальше, ступая осторожно, неторопливо. На площади Пакье я всегда садился за свободный столик в стороне от других на террасе "Таверны" и неизменно заказывал кампари с содовой. Я смотрел на молодежь, моих сверстников. С наступлением темноты
В восемь часов я ужинал в "Липах", семейном пансионе, почему-то напоминавшем мне охотничий домик. Здесь каждое лето собирался десяток завсегдатаев, пожилых людей, лет за шестьдесят. Вначале мое присутствие их раздражало. Но я держался очень скромно. Ни одного лишнего движения, глаза всегда опущены, лицо бесстрастно, я даже пытался не моргать, чтобы не пошатнуть мое и без того весьма шаткое положение в обществе. Они не могли не заметить моих стараний и, кажется, в конце концов смягчились.
Столовая, где нам подавали, была в савойском стиле. Я мог бы познакомиться с соседями по столу, благообразной четой немолодых парижан, но что-то подсказывало мне, что он - бывший полицейский. Все приходили на ужин парами, и только господин с тонкими усиками и взглядом спаниеля казался одиноким и заброшенным. Сквозь гул голосов я иногда различал, как он икает - отрывисто, словно лает. После обеда обитатели пансиона переходили в гостиную и, вздыхая, садились в обитые кретоном кресла. Мадам Бюффа, хозяйка "Лип", обносила их настойкой или еще чем-нибудь, способствующим пищеварению. Женщины разговаривали. Мужчины играли в канасту.
Господин с собачьими глазами следил за игрой, сидя в уголке и печально покуривая "гавану". Я бы тоже с удовольствием остался в гостиной при нежном, успокаивающем розоватом свете лампы под шелковым абрикосовым абажуром, но тогда пришлось бы с ними болтать или играть в канасту. А может, их бы не смутило и мое молчаливое присутствие?.. Но я снова отправлялся в город. Ровно в четверть десятого - как раз после окончания "Новостей" - входил в зал кинотеатра "Регент" или кинотеатра при казино, более роскошный и уютный. Я нашел программу "Регента" того лета.
Кинотеатр "Регент":
15-23 июня: "Нежная и жестокая Элизабет" А.Декуан
24-30 июня: "Прошлым летом в Мариенбаде" А.Рене
1-8 июля: "Вызываем Берлин" Р.Хабиб
9-16 июля: "Завещание Орфея" Ж.Кокто
17-24 июля "Капитан Фракасс" П.Гаспар-Юи
25 июля - 2 августа: "Кто вы, доктор Зорге?" Ю.Чампи
3-10 августа: "Ночь" М.Антониони
11-18 августа: "Мир" Сюзи Вонг
19-26 августа: "Порочный круг" М.Пека
27 августа - 3 сентября: "Лес влюбленных" С.Отан-Лара
С удовольствием посмотрел бы снова какой-нибудь из этих старых фильмов...
После кино я опять выпивал бокал кампари в "Таверне". Молодежи там уже не было. Полночь - они, наверное, где-нибудь танцуют. Я смотрел на пустующие столики, стулья, на официантов, складывающих зонтики. Взгляд мой останавливался на большом подсвеченном фонтане по ту сторону площади у входа в казино. Он все время менял цвет. Я развлекался тем, что подсчитывал, сколько раз он окрасится в зеленый. Раз, два, три... Не все ли равно, как проводить время, верно? Досчитав до пятидесяти трех, я вставал. Но чаще всего мне было лень играть и в эту игру. Я просто размышлял, рассеянно потягивая вино. Помните Лиссабон во время войны? Сколько людей набивалось в бары и вестибюль отеля "Авис" со своими чемоданами и коробками в ожидании парохода, который никогда не придет? Так вот, через двадцать лет после тех событий я чувствовал себя одним из этих беженцев.