Вираж

Огнева Вера Евгеньевна

– Врач?

– Зачем ей врач? Участковый я. Хоронить бабушку кто будет? Дети?

– Не знаю, – откликнулась Даша. – Я сегодня прилечу. Вернее – завтра. Как только смогу.

– Тело в морге будет. Дом я опечатываю до полного разбирательства, – холодно сообщила трубка.

Разбирательства по приезде действительно последовали. Если бы не нотариус, Дашу, пожалуй, и на порог бабкиного дома не пустили бы. Оглашение завещания произошло в участке. Уполномоченный хмурился и смотрел исподлобья. Документы внучатой племянницы доверия ему не внушали.

Причина полицейского раздражения стала понятна, когда Даша перешагнула порог дома. Там будто корова

языком прошлась. Очень большая и прожорливая корова. Не осталось даже старых полотенец. Из буфета начисто вымело вилки и ложки очень старые с почти стершейся гравировкой. Из ванной кто-то вынес зеркало. Даша его покупала в последний приезд. Не осталось постельного белья. В нижнем ящике комода валялись вытряхнутые из шкатулки старые письма. Сама шкатулка исчезла.

Участковый держал зверское лицо: только спроси, вот только попробуй! Даша его конечно спросила, куда подевались вещи. И получила: «Ты думаешь, я их взял?!»

Рядом с участковым ухмылялась в кулак соседка. Глаза тетки шарили по углам, подбирая последние золотые пылинки чужой жизни.

– Ключи! – протянула руку Дарья. Участковый кинул ей связку. Она поймала на лету.

– До свидания.

– Тело заберете из морга сегодня, – приказал участковый. Даша не ответила. – Я сказал сегодня!

– А? Да. Где у вас ритуальные услуги?

– Улица Хрустальная.

Дарья вполоборота смотрела, как они уходили.

Серафима оказалась очень маленькой. Но чистенькой. Выражение недовольства, с которым бабушка прожила все последние годы, исчезло. Его место заняла почти улыбка. Казалось, старушка ухмыляется из своего очень далекого далека, довольная, что так ловко всех провела.

Ее «мальчики» прилететь на похороны не смогла. Если бы их известили заранее…

Даша сорвалась! Она так орала в трубку, что та нагрелась и стала мокрой. Она им сказала все! И только накричавшись, поняла, что ее не слушают. Просто отключились.

Так Д. С. Горчевская оказалась наследницей недостроенного дома с видом на море. В прежней жизни остались привычная работа и налаженный быт. Там же остались друзья, которые в эту жизнь изредка позванивали, кто, искренне интересуясь ее делами, а кто и с прицелом на летний отдых.

* * *

Дорога была знакомой, но все равно муторной до изжоги. Пятьдесят километров растягивались в лучшем случае на час. Бывало и дольше. Езда по серпантину походила на тренировку в центрифуге. Вверх, вниз, вправо влево, по косой, притормаживая и разгоняясь. Из-за поворота выныривали знаки. В одном месте дорожники ошиблись. На табличке стояла цифра тридцать четыре, а через два километра, там где полагалось быть тридцати двум – тридцать шесть. Дарья называла этот участок рыбным. Знак зодиака: две рыбы плывут в разные стороны – разнонаправленность пространственных и временных потоков. На этом участке ее машину однажды пытались остановить цыгане. Просто встали посреди трассы и начали дергать двери, когда она притормозила. Дарья тогда вовремя включила блокировку. Ромалы поорали, поплевали, но пропустили. По встречной выползал на внепространственновременной участок груженый «Камаз». Работяги могли проехать, а могли и потоптать таборок. «Камаз»-то он железный.

Еще некоторое время после инцидента Дарью слегка потряхивало. Ее вообще всегда вышибала из колеи открытая агрессия. Не боец она была. Если конечно разозлить, тогда – еще то-се, а так, на ровном месте, могла забиться в крупном треморе, пережидая неприятности. Ругала потом себя, конечно за трусость. Да уж такой удалась. Не боец.

В Туапсе как будто и не было

мертвого сезона. Тут даже люди по улицам ходили другие. Студены, моряки, те же тетки с кошелками выглядели иначе, нежели в ее деревне. Народ спешил по делам. Магазины на центральной улице оставляли почти столичное впечатление своей мелкостью, яркостью и ценами. Если бы не крайне скудный бюджет последнего времени Даша обязательно прошлась бы по ним. Но, как говориться, желания не всегда соответствуют. А у нее так и вовсе – расходились. Самые простенькие, на грани с ширпотребом новые сапоги стоили столько же, сколько десять мешков цемента. А бетон, а кирпич? Она в последнее время поймала себя на том, что финансовые вопросы думает в кубометрах, погонных метрах и рабочих часах.

Если хочешь покончить с нормальной жизнью, организуй себе западню в виде стройки, в которую ухнут все силы, время и деньги, и через какое-то время заметишь или добрые люди подскажут, что превратилась неизвестно во что. Была женщиной, а стала сухой, деловой даже не бабой, а человекоединицей без пола.

Еще год назад, попав в финансовый цейтнот, Даша прогнулась, наступила на горло собственной гордости и позвонила бывшему мужу. Дела у того шли неплохо, пара магазинов кое-что приносила. А Дарья тогда осталась вовсе без гроша. До голодных обмороков дело пока не доходило, но поясок уже подтянулся на последнюю дырочку. Даша попросила в долг. На что получила контрпредложение, решить дело по-родственному. Витюша предлагал ченчь: купить Даше взамен бабкиного наследства однокомнатную «с ремонтом» в Челябинске. При том, что разница в цене была на порядок. Даша поблагодарила бывшего мужа за щедрость и уже собралась отключиться, когда Витюша елейным голоском поинтересовался:

– А ты как думала? Мы тут в снегу по шею, а ты на югах в тепле, строишь с понтом светлое будущее, трахаешься без сомнения с каждым встречным поперечным, а я тебе должен оплачивать развлечения?

– Ты в своем уме? – оторопела Даша.

– Разумеется. А потому денег я тебе не дам. Бери бабки за сексуальные услуги. Или меняй свой недостроенный сарай на однокомнатную. На такой вариант я согласен.

И Даша сказала ему куда следовать. Точнехонький адрес выдала по буквам, отключилась и поняла, что сдохнет с голоду, но больше ни у кого ничего просить не станет. А еще сообразила, что год назад тирада на русском устном просто не могла у нее сложиться. Тогда она еще не все слова знала, во-первых, а во-вторых, выговаривать их было свыше ее воспитания. За пределами, так сказать, добра и зла.

Что мы имеем, – думала она, перебирая в памяти разговор с бывшим близким человеком, – а имеем мы деградацию. Я становлюсь грубой теткой. Не теткой даже, а грубой особью.

За последний год у Дарьи не случилось ни одного мужчины. Пролапсус эст. Дома, после развода нет-нет да возникали какие-то отношения. Романами не назовешь, но и не разовые акции. А когда переехала сюда, ее будто выключили. Она столько сил отдавала борьбе за выживание, что в какой-то момент перестала ощущать потребность в сексе. Нет и нет. Основной и почти единственной доминантой стал расчет: если сэкономить на еде и одежде еще немного… получишь все ту же особь без пола.

Дарья работала на трех работах: брала дежурства в стационаре, бегала по вызовам, и в любое время суток, если не была на трудовой вахте, могла выехать на спасение очередного алкоголика от самого себя.

Она научилась брать деньги у больных, не краснея. Никогда в прежней жизни ей не приходилось назначать цену за свою работу. Научилась. Научилась четко ставить задачи перед строителями. Научилась требовать, ругаться, грозить, гнать, просить, умолять…

В общем, см. выше: стала тем, кем стала.