Вирелка дома?
Шрифт:
Молочная кухня – это была небольшая бытовка, и если народу было много, то очередь была на улице. При любых обстоятельствах, я всегда оставался на улице и ждал маму. Как сейчас вижу, как она выходит с Настей на правой руке и алюминиевым бидончиком с молоком в левой. Она всегда брала Настю с собой, чтобы пропускали без очереди. Народ ворчал, так как многие тоже были с детьми, но сестренка была совсем малышкой, и маму все же пропускали.
Рядом с кухней была какая-то хозяйственная площадка. После схода снега, на эту площадку выпускали кур, которые гуляли под предводительством большого красивого петуха. Как-то раз, когда мы в очередной раз пришли за
С тех пор, даже если я шел с мамой за ручку, злопамятный петушина, увидев меня обязательно делал несколько быстрых шагов в нашу сторону, громко хлопал крыльями и злобно кукарекал, мол:
– Я еще до тебя доберусь!
С продуктами в стране и в Руднегорске в частности возникали порой необъяснимые, на первый взгляд, проблемы: то пропадало хозяйственное мыло, то стиральный порошок, то сливочное масло, то молоко, то мясо, а то вдруг возникла проблема с хлебом. Нас даже в школе предупредили, что в связи с неурожаем в стране в хлеб будут что-то ( что- не помню) добавлять, но даже этого хлеба с добавками не хватало. В какой-то год в начале шестидесятых, мы с мамой и Настей стояли одно время в длиннющих очередях на весь магазин за хлебом.
По определенному распоряжению в тот сложный период, на каждого человека продавали определенное количество хлебных изделий. Как известно, хлеб долго не хранится и его нельзя запастись на месяц, но все равно мы, да и все остальные, выбирали положенную норму. Никогда хлеб не выбрасывали, да и он почему-то не плесневел, а только черствел. Из излишков закупленного впрок белого хлеба делали сухарики, а из черного— сухарики с солью. Набьешь карманы этими вкуснющими черными сухарями, выйдешь на улицу, а там таких же любителей похрустеть , как я – полон двор и стоит веселый хруст на всю округу.
Но вот что интересно: даже тот хлеб с добавками, на мой взгляд, был гораздо вкуснее, чем выпекают сегодня в стране в двадцать первом веке. Идя домой и держа в руках буханку свежего хлеба, невозможно было не обгрызть замечательную хрустящую корочку, за что мама меня всегда ругала, но в следующий раз я все равно поступал также – ведь корочка была неизменно такой вкусной.
Руднегорск располагался в пограничной зоне, поэтому когда ехали домой поездом, обязательно проходили строгий пограничный контроль. На конкретной станции поезд останавливался, где-то на полчаса, и пограничники осуществляли паспортный контроль. Человек, едущий в Руднегорск и не являвшимся его жителем, должен был предъявлять какое-то разрешение или приглашение, или и то и другое.
По причине запретной зоны, в нашем городе не было рынка, и доступ жителей к свежим овощам и фруктам был ограничен местными, очень немногочисленными овощными магазинами со скудным выбором.
Забегая вперед скажу, что уже с первого класса нас, детей, родители посылали в овощной за картошкой. Дело это было муторное и тяжелое, так как нужно было в очереди постоять минут тридцать, а потом тащить килограммов
В народе она называлась просто сеткой.
Помнится, мама всегда ворчала, когда чистила картошку:
– Вот опять наложили гнилья !
Да, овощи , особенно зимой, всегда были не ахти какие, но, тем не менее, с детства запомнился аромат и вкус вареной и жареной картошки. С высоты сегодняшнего дня кажется, что в те годы она была вкуснее.
А еще у нас у детей в те времена была странная, и не объяснимая в современных реалиях, привычка – во время обеда схватить со стола кусок хлеба, сыра, колбасы или печенюшку, и выбежа во двор, съесть это на глазах у других. При этом важно было успеть сказать кодовую фразу:
– Сорок один – ем один!– в этом случае едой ни с кем можно было не делиться.
Если ты зазевался и кто-нибудь во дворе успел крикнуть:
– Сорок восемь – половинку просим, – то в этом случае свой кусок съестного приходилось делить на всех или дать откусить.
До сих пор ясно вижу картину, как один мальчик вышел гулять, держа в руке большую, красную редиску, успев сказать:
– Сорок один – ем один, – и с аппетитом вгрызался в сочную и, наверное, очень вкусную редиску, а я как завороженный стоял, глотал слюни и страшно ему завидовал. У нас дома её не было, а мне так тоже хотелось похрустеть…
Коля-Калина обожал выбегать во двор с какими-нибудь съестными припасами и, кстати, никогда не торопился заявить, что он будет есть один – Коля любил, чтобы у него попросил, а он великодушно поделился. Часто он выходил из дома с полными карманами сухофруктов, которые он называл " сукафрукты". Не смотря на то, что Калина щедро одаривал нас сушеными фруктами, мы тем не менее не могли отказать себе в удовольствие и спросить:
–Слушай, Коля, что-то я забыл как это называется,– лукаво задавали мы вопрос,
– Да я вам сто раз уже говорил— сукафрукты,– беззлобно горячился Коля, а нам только этого было и надо – покатываясь со смеху, мы, тем не менее с удовольствием грызли эти самые Колькины "сукафрукты".
Калина никогда не обижался если мы подтрунивали над ним по поводу его смешных слов.
Не смотря на то, что у мамы появилась маленькая дочь, она не перестала уделять мне меньше внимания. Благодаря ей я научился читать очень рано. В шесть лет я читал адаптированные детские книжки, а в семь уже бегло читал любой текст как детской так и взрослой тематики. Мама привила мне любовь к чтению, читая практически ежедневно разные детские книжки. Слава богу, с детскими книжками в те времена было все нормально.
В доме всегда было полно как тоненьких книжек с рассказами для детей, так и толстых книг большого формата с чудесными картинками. Мною бесконечно любимые книжки про Незнайку и его друзей, про Буратино и Чипполино, про Волшебника из Изумрудного города и злого Урфина Джюса и его деревянными солдатами и еще много других , без которых я не представляю своего детства.
Я десятки раз перечитал каждую из них, максимально погружаясь в волшебный, сказочный мир, и вместе с их персонажами, мысленно участвовал во всех волшебных приключениях и фантастических событиях, выпадавших на долю моих любимых героев.