Вишнёвая истина
Шрифт:
— Если не ты, то это сделала бы моя мать, — холодно говорит Стас, сверля взглядом фотографию на надгробии.
— Давно ты здесь? — смахиваю слёзы, шмыгая носом.
— Нет.
Мы молча стоим под одним зонтом и смотрим на Артёма. Дождь медленно, но стремительно усиливается, будто бы пытаясь спровадить нас куда подальше.
— Мне тоже его не хватает, — Стас хмурится под стать сегодняшнему небу, стыд в очередной раз сковывает слова и движения.
— Как ты узнал, что я здесь? — не нахожу ничего лучше этого.
— Ты каждый год в этот день сюда ходишь.
— Я думала, ты с Артёмкой, —
Краем глаза вижу, как Стас смотрит на меня.
— Первый раз об этом слышу, — говорит он.
Встревоженно взглянув на мужчину, я прикусываю губу, борясь с навязчивым желанием схватить телефон и начать настойчиво названивать сыну.
— Похоже, у него появились секретики, — усмешка.
Я фыркаю. Артём большой мальчик, если решил слукавить, значит, на то были причины. Как бы мне не хотелось, я не могу заставлять его всё мне рассказывать.
— Я позвоню ему, — не выдержав, достаю из сумочки телефон, но широкая рука Стаса накрывает сотовый, не давая разблокировать.
— Брось, — Скворецкий улыбается. — У него такой возраст, дай ему свободнее дышать. Вспомни нас, мы были ещё теми беспризорниками.
— Вот поэтому я и переживаю! — возмущаюсь я. — Вдруг он вляпается в неприятности. Что-нибудь с ним случится…
Мужчина вздыхает, убирая руку, вновь смотрит на надгробие.
— Звони, — безразлично бросает он. — Только потом не жалуйся, что вы поссорились.
Помедлив, я, скрипя сердцем, убираю телефон. Стас прав, я переживаю из-за пустяков. Может быть, у Тёмы появилась подружка, поэтому он решил ничего мне не говорить. Я его мама, а ему так не хватает отца… И Стас не в силах его заменить.
Мы вновь молча стоим плечом к плечу и смотрим на фотографию Артёма. Такие одинокие и такие единые, окутанные общей бедой, одной и той же трагедией.
— Прости, — говорю я, затем решаю добавить: — За то, что забрала его у тебя.
Покосившись на Стаса, я вижу, как он кривит губы.
— Перестань, — злится. — Прошлое не изменить. Тебе пора простить себя и жить дальше.
Я качаю головой, словно не согласна с ним. Как мне, интересно, простить себя, когда это преследует меня постоянно, что в реальности, что во снах. Как мне простить себя за смерть любимого человека? Как?
— Не хочешь перекусить? Если, конечно, ты не собралась провести здесь весь день.
— Угу. Да, — киваю, но с места не двигаюсь.
Мы ещё недолго стоим на одном месте, пока дождь окончательно не усиливается. Порывистый ветер пытается сбить зонтик, Стасу приходится приложить усилия, чтобы удержать его над нами. Тяжёлая рука обнимает меня за плечи, и я податливо приникаю поближе к мужчине, чтобы лучше спрятаться от дождя. Зябко. Тоскливо.
Я стыдливо отвожу взгляд от фотографии Артёма, и позволяю его брату увести меня прочь от безжизненного надгробия, окутанного слезами небес. Старая рана вновь кровоточит, а мне так хочется, чтобы она поскорее зажила…
Истина 11. Ира
«Правдивый человек, в конце концов, приходит к пониманию, что он всегда лжет».
(Фридрих Вильгельм Ницше)
Agunda — Ну почему
Истина 11.
Ночное небо усыпано яркими звёздами, космос нависает надо мной, притягивая как магнит в смертоносные объятия, но я совсем не против, готова в любой момент протянуть руку и раствориться в неизвестности. Кажется, там свободно. Нет ни эмоций, ни проблем, тревоги и заботы никому не страшны, лишь пустота, холод и спокойствие.
На улице хорошо. Летний ночной воздух приятно окутывает со всех сторон, и даже несмотря на то, что в последние дни погода совсем не радовала, мне не зябко. Я стою на веранде со стаканом виски со спрайтом и наслаждаюсь одиночеством. На заднем плане играет музыка, голоса и смех доносятся будто бы издалека, и я вдруг понимаю, что более комфортного момента и придумать невозможно.
Голова слегка кружится из-за алкоголя — облокотившись о перила веранды, подпираю рукой подбородок и шумно вздыхаю. Там, внутри снятого нами загородного домика, весело. Коллеги отца обсуждают работу и прочую неинтересную мужскую ерунду, их жёны и девушки обмениваются сплетнями. Все сыты и довольны, кто-то танцует под музыку, кто-то вышел покурить на улицу — я слышу их голоса, доносящиеся с другой стороны дома, а кто-то, например я, наслаждается одиночеством.
Становится тоскливо, меланхолия заполняет грудь — я смотрю вдаль, но мысли мои совсем далеко. Я думаю об Элли, о том, как прошли наши посиделки с Анькой, вспоминаю Стаса, которому организовала встречу с моим начальником, прислушиваюсь, пытаясь среди общего шума услышать голос Кости.
Я возвращаюсь мыслями в прошлое и вспоминаю, как мы все познакомились. Тогда не было проще, даже наоборот. Было больше боли, переживаний, ссор, но почему-то раньше я чувствовала себя живой, у меня была цель, чувства, и ни смотря на все невзгоды, я радовалась каждой минуте. Всё было как-то проще: я знала, что делать и как это делать, а теперь всё вокруг кажется таким бессмысленным. Это ли означает быть взрослым?
Хотя, возможно, со временем воспоминания притупляются — я помню лишь хорошие моменты, а плохие размываются, как эффект на фотографиях. Это всё в прошлом, я всего лишь пьяная. И ничего больше.
Я допиваю коктейль — алкоголь заканчивается и становится ещё тоскливее. Хочется ударить себя по щекам, чтобы приободриться, и я уже практически на это решаюсь, как сзади открывается дверь, а на мои плечи опускается кофта.
Обернувшись, вижу, как Костя Назаров щёлкает зажигалкой и прикуривает. Смотрит куда-то в темноту сада в сторону еле заметных очертаний беседки.
— Устала? — тихо спрашивает парень.
— Немного.
Поставив пустой стакан на перила, я немного выпрямляюсь. Ветерок теребит подол лёгкого платья, приятно окутывая ноги в босоножках, и я зажмуриваюсь, довольно улыбаясь.
— Ты пропускаешь интересные шуточки от твоего отца, — иронично тянет Костя.
Я фыркаю.
— Если он опять рассказывает очередные байки с работы, то я пас.
Парень тихо смеётся.
— А зря.
Не отвечаю.
Я действительно подустала, но скорее морально из-за шумной компании и большого количества людей, чем физически. Кажется, мой лимит общения на сегодня закончился, поэтому возвращаться к остальным мне совсем не хочется.