Vita Nostra
Шрифт:
Сашка отвечала на его энтузиазм приветливым равнодушием.
У квартирной хозяйки на первом этаже был телефон. За небольшую плату Сашка могла звонить домой, когда вздумается, и не ходить для этого на почту, и не сидеть в очереди.
— Ма, привет! Это я!
Сашка сразу клала трубку, если на звонок отвечал Валентин. После нескольких раз мама раскусила нехитрый фокус.
— Ты с Валей что, говорить не хочешь?
— Почему?
— Да перестань. Не хочешь — не говори. Твое дело.
— Я… тут связь плохая.
— Понятно.
— Как
— Хорошо.
— Все нормально?
— Нормально, да. А у тебя?
— И у меня нормально… Ну, пока.
— Всего хорошего.
Первое время после таких разговоров Сашка впадала в депрессию и даже плакала. Вести о том, что ребенок здоров, всякий раз делали чуть легче камень на ее душе. Но тон, которым с ней говорила мама, был совершенно убийственный. Отрешенный, чужой.
Наступил апрель; мама смягчилась. Даже несколько раз сама позвонила хозяйке и попросила позвать Сашку. Звонила она по вечерам, как раз тогда, когда Сашка сидела над активатором. Выныривать из работы было так неприятно и трудно, что Сашка попросила хозяйку никогда не звать ее к телефону.
— Ма, я сама буду звонить. Тут просто неудобно… понимаешь…
— Хорошо. Жду звонка.
С каждым днем делалось все теплее. С утра до вечера в синем небе над Торпой светило солнце. Сашка бродила одна, в хорошем настроении, и однажды, возвращаясь домой, встретила Дениса Мясковского.
Тот ждал ее у крыльца со львами. Явно ждал. Рассеянно гладил по морде того из каменных стражей, который казался веселым.
— Привет. Ты ко мне?
— Нет. У меня окно между двумя индивидуальными… Решил пройтись.
— Ну, гуляй, — Сашка вытащила из сумки светлый ключ с тяжелой бороздкой.
— Погоди. Пару слов.
Сашка обернулась к нему.
Денис в последние месяцы оброс бородой, не очень густой, но курчавой. Борода прикрывала его мягкий подбородок, отчего Денис казался мужественнее и старше.
— Костя ушел от Женьки.
— Что?
— Ушел, теперь у меня живет. Вот уже три дня. А ты ничего не заметила.
— А почему я должна замечать?
— Тебя вообще в институте не видно, — будто не слыша ее, продолжал Денис.
— Правда? Никто не жалуется. Никто из преподавателей, я имею в виду.
Денис покачал головой:
— Ты понимаешь, о чем я. Женька злится, всех наших девчонок восстановила против Кости. Лиза… для нее фамилия «Коженников» — уже приговор. А ты ушла, спряталась… будто и не на нашем курсе.
— А при чем тут я?
— Все знают, что ты как раз «при том».
— Вот что, — сказала Сашка, моментально вспыхивая, — я с детства не приучена лезть в чужие семейные свары. Милые бранятся — только тешатся, так и передай своему другу.
Она поднялась на крыльцо и вспомнила — вот здесь, же, на этом же крыльце он стоял! — Фарита Коженникова. «Нам ли не знать цену словам?»
— Деня, погоди… Я сказала лишнее.
Денис,
— Ты честно думаешь, что это он меня к тебе послал?
— Нет.
— Просто, это… ему плохо. Женьке хорошо — она своей обидой питается, как паук. А Костя попал… Понимаешь.
— Понимаю, — Сашка взвесила на ладони ключ. — Но помочь сейчас ничем не могу. Пойми и ты.
Денис переступил с ноги на ногу.
— Ясно, — сказал с горечью. — Ты завтра будешь на английском?
— Скорее всего, нет.
— Ясно. Ну, пока, я пошел.
— Привет.
Сашка поднялась к себе, и, не заварив по обыкновению чай, не сняв даже плащ, надела наушники. Села у окна, поставила последний диск Стерха. Плеер работал от сети — когда Сашке надоело возиться с батарейками, она купила зарядное устройство.
В тетради, куда она записывала задания, против сегодняшнего числа стояли номера семнадцать и восемнадцать. Сашка сплела пальцы, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. И впервые за много дней поняла, что тишина — и то, что входит в ее сознание вместе с тишиной — бьется о стеклянную стену.
Проклятый Денис со своими новостями. Даже зажмурившись, Сашка все равно видела и цветочный ящик, в котором зеленела рассада, и улицу Сакко и Ванцетти, и нарождающиеся в полумраке огни фонарей.
Не будь они однокурсниками — давно забыли бы друг о друге. Во всяком случае, Сашка постаралась бы забыть о Костином существовании так твердо, как только можно забыть человека, которому спас жизнь. Не водить же вечно хороводы вокруг одной и той же пошлости: мальчик девочку любил, а она ему не дала…
Они помирятся, думала Сашка почти с сочувствием. Они будут и дальше вместе нести свое случайное семейное ярмо. Мало, что ли, таких супружеских пар?
Семнадцатый трек заканчивался и начинался сначала. И опять. Фонари на улице разгорались ярче, стихли шаги и приглушенные разговоры, погасли окна в доме напротив. Сашка сидела, как бревно в наушниках, и все яснее понимала, что завтра она впервые за долгое время явится на занятие к Стерху с невыполненным заданием.
Мальчик девочку любил…
Сашка почувствовала уже забытую тошноту. Пошла в ванную, склонилась над раковиной, но тошнота отступила так же неожиданно, как и нахлынула. Значит ли это, что еще не все несказанные слова превратились в золото? Значит ли это, что у Сашки есть шанс?
Стоп.
Выключив плеер и сняв наушники, она снова уселась за стол. Положила перед собой лист бумаги. По памяти, не заглядывая в активатор, нарисовала знак «привязанность». Сверху, не отрывая руки, нанесла «созидание». Портнов учил ее распознавать и складывать знаки; Стерх намекал, что в будущем, курсе эдак на четвертом, Сашка научится изъявлять знаки, и тогда вплотную приблизится к своему профессиональному совершенству…