Витамины для черта (Парадокс Гретхен)
Шрифт:
– Ах, вот оно что… – задумчиво протянула Ася. – А я сначала и не поняла…
– А что тут особенно понимать-то? Коля – такой же человек, как и мы. Божье творение. И тоже создан для счастья, как та птица для полета. Правда, счастье это возможно при одном условии – правильной адаптации к жизни, чтобы кто-то его лицом в нужную сторону повернул, понимаешь? А так – все то же самое, по сути…
– А ты, значит, этой самой адаптацией и занимаешься?
– Ну да. Стараюсь. Я учителем труда у них работаю.
– Но это, наверное, очень тяжело…
– Да нисколько. Повторяю еще раз: они такие же люди, как и мы! Или, может, даже лучше в чем-то: добрее, искреннее… Их просто любить надо. Как детей любят. И относиться к ним серьезно, как к равным, а не как
– Расскажи, если можно…
– Да понимаешь, комиссия к нам какая-то важная наведаться собралась, и сверху приказ поступил – концерт организовать к ее приезду. С участием, так сказать, нашего контингента. Ну, наши и расстарались, как могли. Целый месяц репетировали… Вот прибыла эта комиссия наконец, важные тетки-чиновницы все обошли, посмотрели, все одобрили-похвалили, а потом расселись в зале – концерт смотреть, значит. И первым номером вслед за аккордеонистом Михалычем выплыли на сцену пятнадцать девчонок-олигофренок и, дружно выстроившись в ряд, запели вразнобой дурными голосами: «Девушкам из высшего общества трудно избежать одиночества…» Уж так девчонки старались, ты бы видела! Усердно кокетничали, жеманились, изображая тех, о ком пели! А когда самая толстая и специфически фактурная Катька Огородникова на полшага вперед из этого ряда на плановой сольной припевке выскочила и, закатив от усердия глаза, заголосила: «…я натура утонченная…», то гости вообще просто окаменели в первый момент. Потом кто-то старательно смех сдерживал, кто-то – гнев, а кто и слезы… В общем, скандал был. Правда, он тихим получился, этот скандал. Училкам настоятельно посоветовали организовать из наших девчушек ансамбль русской народной песни и даже денег пообещали выделить на костюмы и реквизиты там всякие… И ты знаешь, правы оказались тетки-чиновницы! Так удачно в кокошники да красные сарафаны наши певуньи вписались – загляденье просто! А сейчас с таким удовольствием учатся деревянными ложками играть-наяривать, ты бы видела! А Катька Огородникова себе стиральную доску облюбовала: целыми днями по ней ложкой деревянной туда-сюда самозабвенно водит. Туда-сюда, туда-сюда… Они, знаешь, сейчас как раз «Камаринскую» разучивают… Чего ты ржешь-то, Анастасия?
Ася и в самом деле не могла удержаться от смеха. Наверное, нехорошо было смеяться, но она ничего не могла с собой поделать. Кот на нее только рукой махнул…
– Вот и ты туда же – смешно ей. Тут не хихикать надо, а с уважением к чужой беде относиться. Нельзя безоглядно управлять слабыми, понимаешь? Им от души помогать надо, с умом, мы в ответе за них. Нельзя самоутверждаться за счет тех, кто не в состоянии постоять за себя…
– Чтобы чертей своих витаминами не подкармливали, да?
– Как это? Не понял…
– Да долго рассказывать, Кот. Это сын у меня так недавно выразился…
– Да? Интересно. Расскажи-ка.
– Да ну… Ничего интересного – юношеские фантазии. Даже повторять эти глупости неловко. Одни только неприятности от них, от фантазий этих. Такое натворил недавно, что я до сих пор как в сером тумане живу…
Ася горестно вздохнула и обреченно махнула рукой куда-то в сторону. Кот коротко взглянул на нее из-под белых бинтов и, устроившись на подушке поудобнее, предложил:
– А ты расскажи все-таки. Чует мое сердце: что-то тут не так. Давай, начинай. А что? Времени у нас с тобой – завались. Мы люди с тобой нынче нервно потрясенные, больные, значит. А лучшее, как известно, лекарство от нервов – добрая беседа по душам. А Коля нас чаем напоит… Коля! Ты где?
Примчавшийся с кухни Коля с такой преданностью, заботливостью смотрел на своего бывшего учителя, что у Аси дрогнуло сердце от умиления: этот улыбающийся человек, оставшийся, в сущности, ребенком в своем развитии, носил в себе самую настоящую любовь – бескорыстную и искреннюю, излучал ее щедро и радостно. Асе даже подумалось: счастливый какой, может открыто проявлять свои чувства.
– Кот, а может, суп? Я суп куриный сварил. Вкусный…
– Анастасия, ты суп хочешь? Чего задумалась? – обратился насмешливо Кот к Асе.
– А? Нет… Нет, спасибо, я не голодна…
– Ну, тогда чаю! Коля, только сахару даме в чай много не набухивай, ага? А то ты любишь, понимаешь ли, расположение свое таким образом показать. Сладко – значит, хорошо…
Коля с готовностью закивал головой и ушел на кухню, и вскоре торжественно внес к ним в комнату расписной поднос с дымящимися чашками и кусками принесенного Асей торта на тарелочках. И опять улыбался радостно и счастливо, и опять у Аси сжалось сердце непонятно от чего…
А потом она долго рассказывала Коту о себе. И про погибшего мужа, и про Жанночку с Левушкой, и про Светкин с Пашкой неожиданный протест, и про дурацкое сыновье увлечение песенками, из-за которых он институт бросил, и про обиду свою материнскую, и про то, как нечаянно, в порыве гнева выгнала его из дома и теперь не знает, где искать… Так уж получилось, что Ася впервые связала в слова и поведала вслух обо всем наболевшем и сама удивилась тому, что в ее непредвзятом рассказе произошедшие события приобрели несколько другой уже окрас: по всему выходило, что дети ее не так уж и не правы в своем протесте… Или она неверно как-то все излагает, может быть? Акценты не так расставляет? Может, надо было сгладить, приврать как-то про отношения, которые у нее с друзьями сложились? А то Жанночка с Левушкой совсем уж какими-то монстрами получились. И впрямь, чертями настоящими…
Кот слушал Асю молча, очень внимательно, лишь изредка взглядывал на нее из-под своей повязки. И не перебил ни разу. Потом, вздохнув, тихо переспросил:
– Как он сказал? Витамины для черта? Надо же, молодец парень…
– Да почему, почему молодец-то? – горестно всплеснула руками Ася. – Этот молодец теперь, между прочим, без высшего образования останется! Что ж тут хорошего?!..
– А тебе, Анастасия, ребенок без высшего образования никак не подходит, да? Статусу не соответствует? Стесняешься? Или тебе непременно им гордиться необходимо?
– Ой, ну почему сразу гордиться? При чем тут я-то вообще? Ему же самому в жизни как-то надо устраиваться, личностью становиться…
– А без диплома он этой личностью ни при каких условиях не станет, да?
– Господи, ну не я же это все придумала! Если у нас теперь везде так – без бумажки тебя и на порог в приличное место не пустят!
– А с чего ты взяла, что сыну твоему именно в это место и надо? Может, оно для тебя приличное, а для него как раз наоборот – самое что ни на есть отвратное? Не можешь ты это за сына решать, Анастасия. Это тебе, тебе лично хочется его в хорошее место определить, чтобы самолюбие свое материнское потешить. Чтобы гордиться, а не стесняться.
– Нет, нет, ты тут совсем не прав… Я же мать! Ты не забыл? И этим все сказано, понятно? И я могу, могу решать что-то за своего ребенка! Имею право! И я должна, обязана просто позаботиться о своем детинушке, если я его на свет родила! Хочет он этого или нет! Любыми путями и средствами, пусть даже и через унижения пройти. А все, что ты говоришь, – демагогия чистой воды. У тебя, наверное, своих детей нет, прости, поэтому и утрируешь так чудовищно…
– Ничуть. Ничуть не утрирую. Знаешь, у моих интернатских пацанов и девчонок у всех родители имеются. И все наперебой утверждают, что детей своих любят. Только вот стесняются немного – им тоже хотелось бы любить своих сыновей и дочерей в придачу с хорошими бумажками в виде дипломов, да судьба им такого удовольствия не преподнесла. А так любят, конечно же, только от глаз своих подальше держат… Такие вот родители-человеки, мать твою. Те самые человеки, у которых по жизненным меркам все должно быть распрекрасно, как классик выразился, – и одежда, и лицо, и душа, и мысли. А некачественные дети этому прекрасному образу мешают, не укладываются в стандарты, понимаешь? Пробел получается досадный…