Витийствующий дьявол

Булычев Кир

Спикухнн принял записку, перечитал, будто никогда раньше не видел, быстро взглянул на Сашка, снова в записку, провел крепким указательным пальцем по своей кровавой подписи, но ничего не ответил.

– Подпись ваша? – спросил Сашок.

– Подпись, – хрипло сказал Спикухин, – моя. Вы же знаете.

Еще несколько минут назад Сашок хотел всего-навсего вернуть бумажку, получить в ответ искреннюю благодарность и идти дальше выполнять свой человеческий долг. Но вдруг ощутил власть над человеком и не

смог не воспользоваться ею, не помытарить Спикухина.

– Как же так, – сказал Сашок. – Взрослый человек, состоятельный, с положением, а такие расписки даете? Небось, должность занимаете, людьми руководите?

И, говоря так, надуваясь от власти, Сашок не заметил, что в мгновение ока нечто изменилось. Спикухин положил расписку на журнальный столик, подобрался, глаза посветлели, стали лимонными, и пальцы сжались в кулаки.

– А я подумал, – сказал он медленно, – я подумал, что вы, может быть, и не вы, а он. Облик изменил. Вот что я подумал…

Спикухин словно размышлял вслух.

– А ты ведь не он, – продолжал Спикухин, – взгляд не тот. И не знаешь, где служу… И не из органов. Не из органов ведь?

– Ну что ты, – испугался такой возможности Сашок.

– Вот и скажи мне, где ты взял эту цидулю?

В глазах Спикухина возникла такая угроза для Сашка, что он мгновенно схватил со стола расписку, сжал в кулаке, понимая, что, отняв ее, Спикухин его просто пришибет.

Рука Спикухина дернулась к столику, но опоздала.

Сашок уже выкарабкался из кресла и готов был побежать к двери.

– Так дело не пойдет, – сказал он, проглотив слюну.

Спикухин медленно поднимался, причем его кулаки поднимались быстрее, чем остальное тело. Сашок рванул из комнаты.

Но когда долетел до входной двери, увидел, что она заперта хитрым способом – чужой не откроет.

Шаги Спикухина приближались, как шаги командора.

Сашок увидел справа дверь, на которой был прикреплен медный чеканный барельеф с изображением писающего мальчика. Он рванул дверь на себя, влетел в туалет, быстро заперся на засовчик, и тут же дверь пошатнулась от удара Спикухина.

Сашок уперся в дверь спиной, ногами в унитаз и создал прочную конструкцию. В дверь мерно колотили, она вздрагивала, а Сашок терпел.

Так продолжалось минут пять. Спина устала.

Потом за дверью послышался голос Спикухина:

– Как тебя зовут?

– Сашок.

– Сашок, ты где бумажку нашел?

– Не скажу.

– Сашок, ты что с ней будешь делать?

– Теперь не знаю.

– А раньше что хотел?

– Да я к тебе как человек шел! – обиделся Сашок. – Я думал, отдам тебе бумажку, ты спасибо скажешь.

– Сколько?

– Чего сколько?

– Сколько за спасибо хочешь?

– Да ничего я не хочу. Я к тебе как человек шел. Вижу, расписка,

человек в лапы дьяволу загремел. Надо освобождать. Мы же все люди.

– Ты комсомолец, что ли?

– Нет.

– Так запросто хотел отдать?

– Ну сколько тебе повторять, дубина!

– И не из органов?

– Слушай, выпусти ты меня.

– А бумажку отдашь?

– На что мне сдалась твоя бумажка!

– Тогда суй ее под дверь.

– А выпустишь?

– На что ты мне?

Сашок уже перестал бояться и сообразил, что он Спикухиным обижен.

– Нет, – сказал он. – Ты меня обидел.

– Я извинюсь.

– Нет, все равно обидел.

– Тогда скажи: сколько?

Сашок встал перед дилеммой. Благородство, конечно, в нем еще жило, но хотелось наказать этого жлоба. А на сколько? Сколько стоит в наши дни бессмертная душа?

– Полсотни, – сказал Сашок.

– Четвертак, – отозвался из-за двери Спикухин.

– Тридцать, – сказал Сашок.

За дверью зашуршало, потом в щели появились три красные купюры. Въехали к ногам Сашка и замерли. Сашок сразу пожалел, что не попросил тысячу рублей. Но слово есть слово. Он выпрямился, открыл дверь и отдал Спикухину расписку.

Спикухин был добрый. Он сказал, складывая расписку и запрятывая ее в кулак:

– Дурак. Я бы тебе за нее тысячу дал.

– Ни к чему мне твоя тысяча. Я же так бы ее отдал, а ты выступать начал.

– Нервы, – сказал Спикухин. – Нервы у меня. Пошли на кухню, примем по маленькой.

– Пошли, – сказал Сашок.

Они сели за белый стол. Кухня была фирменная, импортная. Спикухин положил расписку в морозильник, а из холодильника вынул бутылку, колбасу-сервелат, нарезанную на тарелочке. Из шкафа извлек два фужера. Разлил.

– За знакомство, – сказал Спикухин. – Напугал ты меня. Я думал – из органов.

– Нет, – сказал Сашок, – Я не из органов. Я случайно нашел. Думаю – надо помочь хорошему человеку.

– Помогать надо, – согласился Спикухин, еще налил. – А я решил, что ты из органов. Вернее, нет, сначала я думал, что ты – сам товарищ Д. Только в другой форме. А потом вижу: наверное, из органов. А ты не знаешь, где я работаю, – значит, не из органов. Сечешь?

– Просек, – сказал Сашок. – Я тебе ее для этого и нес. Сначала думал – сам сожгу, а потом думаю – нет, надо, чтобы ты сам.

– Зачем жечь? – не понял Спикухин.

– Чтобы душу спасти.

– Ты мне про душу не надо, – сказал Спикухин. Он налил еще. Выпили. Заели колбасой. – Человек мне помог, я его подвести не могу.

– Кто помог?

– Товарищ Д.

– Как же он мог тебе помочь, если душу за это взял?

– А ты не знаешь ситуацию, помолчи.

Выпили. Заели колбаской.