Витрины великого эксперимента. Культурная дипломатия Советского Союза и его западные гости, 1921-1941 годы
Шрифт:
Отношения между ВОКСом и Обществом Хётча продолжали развиваться и достигли наивысшей точки после 200-летнего юбилея Российской академии наук, отмечавшегося в 1925 году. Это сотрудничество действительно помогло осуществлению целого ряда заметных научных и культурных мероприятий, включая Недели советского естествознания и истории, проведенные в Берлине в 1927 и 1928 годах, а также Неделю германских технических достижений в Москве в 1929 году{210}. Каменева отстаивала успешность и незаменимость ВОКСа, требуя признать его роль в достижении высокого уровня германо-советских научных инициатив в тот период. Подобные притязания основывались главным образом на работе ВОКСа с влиятельными представителями нелевых кругов{211}.
Однако как и Общество друзей СССР, организация Хётча не была застрахована от острой критики со стороны советских референтов и партийного руководства. Вследствие тесной связи данной организации с германскими госструктурами и иностранными политиками представление о том, что она легко может быть использована большевиками в своих интересах, зачастую не выдерживало критики. Более того, в период после 1927 года печатный орган Общества Хётча, «Osf-Еигора», претерпел, по словам одного историка,
К концу 1920-х годов в глазах заинтересованных советских наблюдателей Общество если и не было еще окончательно дискредитировано, то по меньшей мере не оправдывало ожиданий. Однако характерно, что Левит-Ливент, каким бы суровым критиком данного Общества он ни был, не отвергал тех планов, которые советское государство вынашивало в отношении немецких националистов, — он лишь критиковал Общество Хётча как неподходящее для этого средство. Смешивая классовые и политические категории, Левит-Ливент утверждал:
Нам необходимо иметь в Германии влияние на левую и среднюю буржуазию, охватывающую трудовую интеллигенцию, а также и часть той правой буржуазии, которая является противником политики соглашения с западными союзниками. Путем такого влияния мы получили в рядах самой буржуазии круги, нейтрализующие враждебные к нам отношения{215}.
Вскоре после того, как в начале 1930-х годов — в результате аналогичного разочарования в Обществе друзей СССР — начался поиск новых рычагов влияния, появилась возможность привлекать авторитетных лиц из крайне правых националистических кругов Германии.
Учитывая эти внутренние дискуссии в ВОКСе, остается только удивляться тому, насколько навязчиво (практически как основную ценность) его сотрудники рекламировали Общество Хётча перед политическим руководством. Ресурсы Общества и конкретные результаты его работы являлись почти предметом гордости и в 1930 году были представлены чуть ли не в качестве инструмента влияния ВОКСа на «национальную консервативную буржуазию»{216}. Общество проф. Хётча, как и Общество друзей СССР, стало в отчетах ВОКСа парадной витриной для высшего партийного руководства. По тому же принципу и Хётч для собственной внутренней аудитории старался увязывать деятельность своего детища с внешней политикой Германии (он уверял, что Общество не предпринимает ни одного важного шага без консультаций с германским Министерством иностранных дел) — особенно по мере того, как увеличивались нападки на Общество со стороны могущественных правых сил, считавших его явно просоветским или попросту управляемым «товарищем Каменевой-Бронштейн» и О ГПУ, как говорилось в одном из разоблачений{217}. В 1933 году Хётч вставлял такие выражения, как «восточное пространство» (Ostraum), в свои статьи и сигнализировал о том, что журнал, издаваемый Обществом, можно привести к согласию с нацистской идеологией, но когда члены нацистской партии были зачислены в редколлегию, он вышел из ее состава. Вдобавок к обвинениям в близких связях с большевиками Хётч имел несчастье в 1934 и 1935 годах одобрительно отозваться о диссертациях двух еврейских студентов, в результате чего 14 мая 1935 года он потерял место в университете. Общество проф. Хётча заклеймили как клику «еврейско-массонско-либеральных друзей советского режима и салонных большевиков» (Sowjetfreunde und Salonbolschewisten){218}. Эти обвинения со стороны нацистов были, несомненно, ложными. Хётча и его коллег можно было считать надежными партнерами советского государства, но они никогда не были его «друзьями»: в 1920-х годах, на пике успешной совместной деятельности ВОКСа и Общества Хётча, каждая из организаций лелеяла надежду, что именно она успешно манипулирует партнером.
Первые друзья новой России
В то время как Общество проф. Хётча предлагало свои варианты обретения влияния на труднодоступных представителей буржуазии и правительственных кругов Германии, Общество друзей СССР (новая организация, созданная Коминтерном по инициативе советского правительства) имело столь же эфемерную цель — осуществлять непосредственный большевистский контроль над «сочувствующими». Дебют Общества друзей, состоявшийся после 1923 года, был впечатляющим, что само по себе гарантировало определенный уровень влияния. Лекции, культурные события, встречи, гости из Советского Союза, а также авторитетный журнал «Новая Россия», выпускавшийся Обществом друзей, — все это могло отчасти удовлетворить интерес немецких интеллектуалов к более широким контактам с новым социалистическим обществом на востоке. И действительно, для многих привлекательность Общества друзей заключалась не только в том, что причастность к нему служила маркером просоветской позиции, но и в тех возможностях, которые оно предоставляло для контактов с приезжавшими из Советского Союза деятелями и для изучения советской культуры, науки и социалистического общества{219}. Например, реформатор в области сексуальной жизни Хелена Штекер была одной из основательниц Общества друзей и часто посещала СССР. Ее многосторонний интерес к советскому строю подогревался не только социалистическими, феминистскими и пацифистскими взглядами, но и горячей приверженностью евгенике. Она была сторонницей социально-радикального, коллективистского направления в евгенике, которое определялось концепцией «нового человека». Концепция эта возникла еще до появления Советского Союза, но тем не менее оказалась неразрывно связана с центральной идеей советской культуры и идеологии — совершенствованием человека{220}. В 1925 году Каменева характеризовала Штекер ленинградскому
Расплывчатое влияние было совсем не то же самое, что исполнение команд Москвы. Количество членов Общества друзей увеличивалось, и советское правительство всегда следило за его размерами как за серьезным ресурсом. Не менее важным, даже обязательным было то, чтобы в число членов Общества входили светила культуры и науки. Несмотря на то что некоторые знаменитые личности вступили в Общество в самом начале — включая Альберта Эйнштейна, писателей Томаса и Генриха Маннов, социолога и политэконома Франца Оппенгеймера и первого директора Франкфуртской школы социальных исследований Карла Грюнберга, — они редко принимали участие в его деятельности. В конце 1920-х годов референты ВОКСа с гордостью подчеркивали, что членами Общества друзей стали и другие деятели культуры, тесно связанные с СССР, такие как театральный режиссер Эрвин Пискатор и архитектор и градостроитель Бруно Таут (Taut). Отмечалось, что в 1925 году Общество друзей насчитывало 700–800 официальных членов, которые «более или менее» регулярно платили членские взносы. К этому количеству следует прибавить большую группу «неофициальных членов», входивших также в Коммунистическую партию Германии (КПГ), — приблизительно 200 человек, которые принимали участие в деятельности Общества, но не были внесены в его списки, очевидно потому, что их членство означало бы отказ Общества от «нейтралитета». Кроме того, немецкое Общество друзей отличалось своей близостью к советской колонии в Берлине, и с самого начала личный эмиссар Каменевой работал над привлечением в его ряды 20–25 высокопоставленных советских деятелей, хорошо знавших немецкий язык, чтобы по необходимости «оживлять» организацию. В 1930 году Общество насчитывало около 1300 членов, а также успело открыть несколько новых региональных отделений{222}.
Преобладающей чертой Общества друзей была последовательная приверженность советскому строю: Каменева лично проверяла каждого, кто входил в ядро активистов Общества, на благонадежность и сочувствие советскому эксперименту {223} . Активисты представляли собой пеструю группу радикальных демократов, социальных реформаторов, пацифистов и других деятелей, объединенных общим интересом к первой в истории социалистической стране. Членами Общества являлись учителя, врачи, юристы и художники, интересовавшиеся ходом дел в знакомых им отраслях в Советской России; научные работники и ученые, которых прежде всего интересовало расширение германо-советских научных отношений; парламентарии и общественные деятели, включая небольшую группу социал-демократов, а также политики, причем даже правого толка, или националистически настроенные интеллектуалы, чей основной интерес лежал в области «восточной ориентации» {224} . [14] Публицист с коммунистическими убеждениями Эрик Барон, возглавлявший Общество друзей, в разговоре с Каменевой в 1928 году подчеркивал, что некоторые высокопоставленные немецкие официальные лица посещали лекции и вечера, проводившиеся Обществом в соответствии с тематикой, предложенной советской стороной; например, когда обсуждалось советское законодательство, присутствовали чиновники из Министерства юстиции. Когда с лекциями выступали известные советские деятели, такие как Луначарский или Н.А. Семашко, собирался «весь интеллектуальный Берлин». Среди гостей из нелевых кругов встречались парламентарии и чиновники, профессора, придерживавшиеся различных политических убеждений; неоднократно бывал здесь и посол Германии в СССР Брокдорф-Ранцау. Барон предостерегал, что все эти люди будут потеряны для Общества друзей, если обнаружатся тайные связи последнего с советским государством {225} . Некоторые члены данного Общества были теми же влиятельными фигурами из нелевых кругов, которые вызывали неподдельный энтузиазм в Обществе проф. Хётча. Несмотря на очевидно левую политическую ориентацию Общества друзей, существовало определенное совпадение позиций между ним и немецкими нелевыми симпатизантами большевиков той эпохи.
14
Общество организовало медицинскую, техническую, юридическую и другие секции, причем самой крупной из них была педагогическая. Положение в Германии [1925 г.?] // Там же. Д. 47. Л. 5.
Некоторые интеллектуалы, считавшие себя глубоко интересующимися советской политикой и культурой, такие как Вальтер Беньямин, отмечали внутреннее противоречие между официальным нейтралитетом культурного обмена и той ролью, которую должно было играть Общество друзей, являясь площадкой для советско-германского взаимного интеллектуального обогащения. Вскоре после возвращения из поездки в Москву в 1927 году, размышляя по поводу основания Франко-советского общества дружбы, Беньямин выразил надежду, что основатели Общества выйдут за рамки того, что он пренебрежительно называл «безобидным конвейером культурных отношений». Этому последнему он противопоставлял «исключительно политический факт знакомства с интеллектуальной повесткой дня России». В любом случае он превозносил берлинское Общество друзей как «очень удобное информационное общество»{226}. Беньямин страстно желал иметь доступ к новейшим, откровенно политизированным направлениям культуры Советской России, а не к полуофициальному нарочитому отделению культуры от политики.
Открыто просоветская природа Общества друзей существенно влияла на то, какие цели ВОКС ставил перед этой организацией — они заметно отличались от задач, стоявших перед его менее близкими в политическом и идеологическом отношении партнерами. Одной из таких постоянно повторявшихся установок было распространять благоприятное мнение о советских достижениях в культуре и особенно в науке, а также в строительстве социализма советского типа в целом. Возможности, предоставляемые Обществом друзей, подразумевали оказание влияния на культурную элиту, мировоззрение интеллигенции и, как это часто обозначалось, на «мобилизацию общественного мнения» в Европе. Что же касается нелевых политиков и националистов, то в отношении них устремления советской стороны, напротив, были направлены не столько на открытую культурную пропаганду, сколько на влияние в сфере международной политики, на нейтрализацию враждебности со стороны политически значимых фигур в кризисных ситуациях, на сбор информации, установление тайных контактов, а также проникновение в среду закрытых для советского влияния общественных групп.