Витязь. Владимир Храбрый
Шрифт:
Доселе молчавший Пересвет заговорил:
– Слышал я от одного монаха из Рясска об этих разбойниках и о двух вертепах, что по соседству находились возле Скопина: атаманами были у русских - Коса, у ордынцев - Булат. Жили мирно, а потом ордынцы побили Косу и его людей; навел же Булата тот, которого видели верхом на медведе.
– Обычное дело: живут рядом, потом ссорятся и убивают друг друга… Не токмо у князей эти обычаи, вон и разбойники их переняли. Обидно, что кровавое дело уже обычаем стало, - сказал Дмитрий Иванович, будто для себя, ни на кого не глядя…
– Объявились ватажники месяца два назад, а потом
– Я людей своих посылал выведать место их обиталища. Только мои разведчики остатки костров обнаружили да землянки пустые: будто бы ушел Булат со своими людьми на север… Сейчас ведь почти у каждой речушки, у каждого земляного или древесного заслона сторожа поставлена, тяжело уже разбойникам ватажить… Поэтому ордынцы и утекли…
– Не будем гадать, - отмахнулся великий князь.
– Если кому попадется этот бывший тысячник Булат - привезите его мне живым в Москву: допросить хочу, а там видно будет, что с ним сделать… Вон с самым злейшим врагом, мурзой Караханом, которого я на Воже чуть-чуть не порешил, вместе в бане парились… - И Дмитрий Иванович захохотал, щуря свои темные глаза.
– Ей-богу, не вру. Князь Владимир с Бренком подтвердят.
Все, кто находился в дубовой башне, поняли шутку великого князя и засмеялись.
– Спасибо за хлеб-соль, Андрей сын Семенов, - оборвал смех Дмитрий Иванович.
– Зрел я на твою сторожу из бойницы башни, ладно крепость устроена и в хорошем состоянии содержится… А теперь пора ехать.
– Кони готовы, великий княже, накормлены и подковы подправлены. С Богом!
Глава 12. ДВА АРГУНА[49]
Игнатий Стырь и Карп Олексин могли сойти и за простых смердов: на голове по самые уши были нахлобучены бараньи шапки, зипуны с поддевкой затянуты полосатыми кушаками и узлы сдвинуты набок, как носят рязанцы, отчего и прозвали их «косопузы-ми». Из-под зипунов выглядывали шаровары, заправленные в войлочные сапоги. Но топоры, засунутые за кушаки, выдавали плотников.
А вырядились так, чтоб особенно не выделяться, но и не казаться нищими: как-никак, а они теперь люди работные, аргуны, на Руси уважаемые, а тем более в Рязани, которая после набега Мамая заново отстраивалась. В большем почете сейчас, конечно, каменщики - это после того, как был возведен на Москве белокаменный Кремль, который с успехом выдержал осаду Ольгерда литовского и гордого неугомонного Михаила Александровича Тверского.
Но в стороже у Попова на Рясско-Рановской засеке Владимир Андреевич, отвечающий за ратное дело, решил послать в Рязань своих разведчиков все-таки под видом плотников, рассудив так: до каменных палат Олегу Ивановичу далеко, ему нужны пока мастеровые по дереву, хоть и говорил Попов, что он куда-то в лес камни возит…
Игнатию Стырю Владимир Андреевич строго наказывал:
– В первую очередь ты, Игнатий, вместе с Карпом должен любыми путями узнать, что Олег Иванович думает о Мамае, собирается ли он воевать вместе с ним против Москвы?.. А еще просьба вот какая, и, если трудно будет её выполнить, можешь не выполнять. Разрешаю… Где он, черт хитрый, после каждого набега или поражения
– Вот и опять Мамай дотла Рязань разорил, а уж снова над Окой и Лыбедью топоры застучали… Ну и косопузый!
– воскликнул Дмитрий Иванович, и Игнатий Стырь увидел в его глазах восхищение. И подумал: «А ведь великий князь уважает рязанского князя. Действительно, хитер и живуч Олег Иванович, как ящерица: хвост отрубят, а наутро новый вырастает… Другому бы князю Дмитрий Иванович ни за что не простил убийство своего наместника, а тут велел в Рязань больше рать не посылать. Чудное это дело, княжеские прихоти…»
С этими думами Игнатий вместе с Карпом вышел из сторожи. Теперь они хрустели сапогами по подмороженному снегу. Игнатий про себя далее рассуждал: «Да и наш великий князюшка не лыком шит!.. Вишь, понесло его самого на поле будущей битвы… Хотя знаю, что настоял на этом князь Владимир. Этот тоже не прост… И хорошо, что служу я ему верой и правдой!» Последние слова неожиданно для себя Стырь произнес вслух. Карп, оборотившись, спросил:
– О какой это вере и правде ты говоришь?
– О святой, - серьезно ответил Стырь.
– Слушай, Игнатий, ты в Москве ближе, чем я, к князьям да боярам находишься. Скажи, вправду говорят, что Сергий Радонежский - святой человек, а зять Дмитрия Ивановича Боброк наперед знает, что с кем случиться может?
– Говорят, вправду… Боброк-Волынец, он и по виду на простых князей не похож: статен, красив, крепок, как дуб, несмотря на немалые его годы, а если он на коне, так конь под ним шею гнет, а коленями передних ног до груди себе достает… Сергия я тоже видел, когда с нашим князем и Дмитрием Ивановичем ездили в Троицу: он маленький, рыжий, худой, в простой одежонке, но все у него в глазах и в голосе. Глаза синие, большие, а голос тихий, но если посмотрит на тебя и скажет: «Иди и умри» - пойдешь и умрешь… И ясновидящий тоже…
Едем это мы из монастыря густым чапыжником я видим верстах в девяти от обители большой деревянный крест стоит. Ростом с полдуба. «Кто и зачем его поставил?» - удивляемся. А монах, который нам обратную дорогу показывал, баял вот что… Слыхал ты, Карп, наверное, о пермском попе Стефане, друге Сергия?.. Он уже вон сколько лет камскую языческую чудь в христианство обращает. Говорят, самого Пама, предводителя той чуди, в смущение привел и его внучку христианской сделал… Возвернувшись как-то оттуда по вызову московской митрополии на несколько дней, захотел повидать своего друга Радонежского. Пошел в монастырь Святой Троицы, да по дороге понял, что в этот раз не суждено, времени не хватает. Тогда он встал лицом к обители, поклонился и произнес: «Будь во здравии, брате мой».
А в это время монахи Троицы обедали в трапезной. И вот видят, как поднимается со скамьи их игумен Сергий, поворачивается лицом к лесу и ответствует: «Слышу, брате, слышу. И ты будь благословен во здравии. Иди смело в свой трудный край творить Божье дело, спасая заблудшие души от греха великого…»
Вот так они и обменялись словами на расстоянии. А на том месте, откуда Стефан воздравил Сергия, монахи поставили крест.
– А неужто это возможно - обменяться на расстоянии?!
– искренне изумился Карп.