Витязь. Владимир Храбрый
Шрифт:
На другой день съездили на возвышенность, расположенную от Зеленой Дубравы в противоположной стороне, на правом берегу речки Нижний Дубяк, по всеобщему мнению сразу названную Красным Холмом (с него Мамай станет руководить во время битвы своими туменами).
Поздно вечером на Куликовом поле слышался волчий вой, но почему-то он уже не был страшен. Владимир заснул в юрте крепким сном.
А во сне он увидел огонь до небес, который пылал на Красном Холме. Вокруг него бегали какие-то люди, то ли ордынцы, то ли русские - не разобрать, и отгоняли трещотками, свиристелками, верещалками птиц, которые так и летели в пламя. А птицы
Проснувшись, Владимир рассказал сон брату.
– Огонь - ты видел недавно… За скопинским городищем, когда несчастные избы запалили…
А птицы - в жертву Богу или Духу. Скоро здесь или на Рясском поле такое начнется, тут уж не до птичек… Будет огонь и пепел!
– Да, брат, верно - не до птичек… Пусть и Божьих! Топор, меч и стрела… И будет великий огонь!..
– Подумав, Владимир Андреевич продолжил: - Перед великими событиями по христианскому обычаю во храме исповедуются, уверяют Господа в искреннем ему служении… Вот это место, брат, где мы стоим, - как храм… И здесь я хочу уверить тебя, Дмитрий, что еще с большим рвением буду служить тебе - великому князю - и нашему общему делу. А посему, как приедем в Москву, составим еще одну докончательную грамоту… Чтоб никто не вбивал между нами клинья и даже повода к этому не было…
– Добро, Владимир, добро…
По возвращении домой было составлено второе докончание: оно гласило то же, что и первое. Владимир надеялся, что это второе заверение о дружбе с братом станет теперь окончательным, но он ошибся. Будет еще, третье, последнее, и составят его братья при весьма трагических обстоятельствах…
Глава 15. КОСТРЫ НА РЕЧНОМ ЛЬДУ
Андрея Ольгердовича Полоцкого на Москве любили: он был человеком мужественным и в то же время обнаруживал простоту нрава. Со своим шурином князем Серпуховским они по характеру были очень схожи: могли восхищаться пением соловья и, не моргнув глазом, смахнуть мечом с плеч провинившуюся голову…
Андрей скорой походкой прошел в светлицу, где сидела за шитьем его сестра:
– Здравствуй, Прекрасная Елена!
– Не насмешничай, братец, - Елена была на последнем месяце: лицо припухшее - пила много воды, хотя лекарь и запрещал.
– Твой-то дома?
– У себя и, как всегда, читает…
– Знаю про ученость его.
– Опять улетает соколом. Все время - в ратях…
– Так и должно быть, сестрица… Мужчине - воевать, жене - детей рожать. Ты уж не сердись на него, а когда рядом с ним, люби крепче… Я знаю тебя с детства, чуть что не по-твоему - губы подожмешь и молчать будешь… А мужикам это сильно не нравится.
– Не забывай, я дочь самого Ольгерда!
– Ну, ну, Елена, не заносись… Не надо… Да после не говори, что я тебя не предупреждал. Владимир твой - терпелив, но знай, всему есть предел…
– Утешил… Ладно, иди к нему. Андрей поднялся в горницу.
– Владимир, ждут тебя на княжий совет. Сидящий за столом у окна князь Серпуховской обернулся:
– А-а, это ты, Андрей!.. Подойди сюда, посмотри, какая чудная вещь - «Земледельческий народный календарь»! Сколько тут всего интересного собрано… Вот, к примеру, это…
Полоцкий перебил:
– Князь, сказали,
– Сколь живу на Москве, все здесь дела срочные… - Но, взглянув в лицо шурину, поспешно сказал: - Хорошо, хорошо, иду…
Андрей Ольгердович Владимиру нравился. Хотя он и был старше Серпуховского, но Владимир называл своего шурина просто по имени.
Андрей Полоцкий был умен, начитан, храбр, честен, не рвался к власти, оставаясь к ней почти равнодушным. Ягайло изгнал его из Вильно. На всякий случай, хотя знал, что Андрей ему не помеха. Прибыв в Москву под защиту Дмитрия Ивановича, Андрей получил от великого князя удел, но отнесся к этому спокойно. Назначил наместника, а сам остался в Москве, построив здесь себе терем. Владимир иногда шутил:
– Андрюша, ты ведь Полоцким прозываешься. А знаешь, какая река в прежней твоей вотчине протекала? А в теперешней?..
– У наместника спрошу, - вполне серьезно отвечал князь Полоцкий.
Зато дом его славился отменными пирушками, на которых присутствовали не только холостяки, но и женатые. В последнее время сюда зачастил и князь Владимир - все тяжелее и тяжелее ему было по вечерам оставаться наедине с «Еленой Прекрасной»…
– Ладно, о календаре потолкуем в другой раз, - свертывая рукопись, поднялся из-за стола Владимир.
В княжем совете на самой близкой к великому князю скамье всегда сидел старейший из бояр Андрей Свибл, но сегодня его не было. На месте Свибла Владимир увидел Боброка Волынского, который на вошедшего князя не обратил внимания, да и никто из бояр словно и не заметил опоздания брата Дмитрия Ивановича. «Если бы тут находился старый Свибл, он бы меня укорил…» - подумал Серпуховской.
– Теперь все в сборе, - Дмитрий Иванович, заметив удивленный взгляд Владимира, устремленный на Боброка, тут же поправился: - Нет лишь Андрея Ивановича Свибла, по болезни. Теперь его место до самого выздоровления будет занимать князь Дмитрий Михайлович.
Боброк-Волынец поднялся со скамьи и поклонился, как бы в сторону одного Серпуховского, который расценил этот жест как насмешку в свой адрес. Сразу вспомнились слова отшельника…
Решили послать с полками Владимира Андреевича и князя Волынского в Стародуб и Трубчевск - в укрепленные городки брянской вотчины Дмитрия Ольгердовича, так как Ягайло послал сюда в помощь брату свои войска. Чтобы упредить дальнейший удар Ягайло, который может напасть на пограничные земли Руси в тот момент, когда Мамай стронется из Сарая, следует князю Владимиру и князю Боброку как можно дальше отогнать литовские войска, для чего нужно осадить эти городки и взять их. А Андрею Полоцкому, который тоже едет с князьями, вменялось в обязанность уговорить брата Дмитрия принять подданство московское. Ежели последний не поддастся на уговоры, то пленить его и привезти в цепях в Москву…
Хотя, как всегда, главным в походе был назначен Владимир Андреевич, но от Дмитрия Ивановича Боброк-Волынец получил особые полномочия. Серпуховской почувствовал это, как только выехали за Москву.
Во-первых, число полков было разделено между Владимиром и Боброком поровну; одной половиной командовал Серпуховской, другой на равных правах - Волынский. Поэтому за Москвой свои полки Боброк выдвинул вперед, сказав, что он поспешит для взятия Стародуба, а Серпуховской пусть берет Трубчевск. Такая походная тактика была непонятна умудренному в ратных делах Владимиру, но он сказал: