Витязь. Владимир Храбрый
Шрифт:
Она вошла в его светлицу, когда князь готовился ко сну и стоял в одной рубахе, спускавшейся до пят. Он с изумлением взглянул на неё и присел на кровать, ожидая, что она скажет. Алена заговорила быстро и горячо:
– Ох, мужики, что же вы облепили меня, как водяные жуки лилию; подгрызают коренья, не дают цвести, и сами же гибнут… Был у меня муж, от чахотки сгинул, полюбила Карпа Олексина, да, видно, через твою волю сгинет и он. Власть-то у тебя, князь, великая. И надо мной ты тоже властен, да только не властен ты над моим сердцем. Над телом - да, но не над любовью…
– Что же я должен сделать,
– Не полюблю. Отпусти меня… Вот прямо из этого терема, без коня, пешком, через лес пойду.
– И будешь искать Карпа?
– Буду, княже…
– А если я прикажу раздеть тебя? Положу в постель и снасильничаю?
– Ты прикажи, я сама разденусь и сама лягу. Только не знаю, что из этого получится. Ты, наверное, с пленницами так был, много ли они тебе удовольствия приносили?.. Без любви-то…
– Хорошо, отпускаю тебя… Свидимся ли когда, не знаю. И передай Карпу своему, пусть ни о чем не думает, не пострадает он от власти моей…
– Благодарствую, княже» – Алена шагнула вперед, поймала руку Серпуховского, хотела поцеловать.
– Ну, ну, вот этого не надо. Завтра я прикажу найти Стыря, он отвезет тебя на сторожу к Попову и сдаст на руки Карпу Олексину. А уж ему далее решать… Если жениться захочет, передашь ему вот этот кошель. Пусть домом обзаводится на московском подоле. Ну, чего уставилась - иди спать. А то передумаю.
Когда Алена наутро вместе со Стырем отъехала от Балчуга, то спросила:
– Игнатий, а не передумал бы он?
– Нет. Дважды Владимир Андреевич не повторяет, что решил, то единожды.
– Теперь я понимаю, почему люди любят его… - задумчиво проговорила Алена.
– Не тронул он тебя?
– бесцеремонно спросил Стырь.
– Если бы захотел, отдалась бы, - усмехнулась Алена.
– Но сказала - оттого, что возьмешь меня, хорошо не будет. Без любви-то все равно, что с рабынями… Тебя приказал разыскать, чтобы везти к Карпу. Боюсь, что он не поверит.
– Поверит, сердце подскажет. А хошь, я скажу.
– Глупые вы, мужики… Ты что со свечой стоял?.. Или в щелку подсматривал?..
– А Олексин тебя тут разыскивал. Приехал в Москву, да мы его с Васькой Тупиком уговорили вернуться в сторожу. Ежели схватили бы, не только его одного наказали, но и дядьку Попова, который отпустил. Опять строгие времена грядут. Говорят, Тохтамыш уже на полпути к Москве…
– Господи, когда же они уймутся?! Ни мужикам, ни бабам нет никакого роздыху…
Лошади уже въезжали в лес Рясско-Рановской засеки. Пошел снег - крупный, мокрыми хлопьями; он быстро залепил морды коней и сделал из всадников снежных истуканов - хорошо, что до сторожи Попова оставалось недалеко.
Говорить уже нельзя было - снег забивал рты, молча доехали.
Алене Карп поверил во всем и сразу. Справили свадьбу, посаженным отцом был Андрей Попов. На деньги князя купили дом по соседству с домом Игнатия, только чуть похуже, чем у десятского.
По просьбе Стыря Олексина зачислили в дружину князя Владимира Андреевича. Серпуховской, узнав, как вел себя Карп по отношению к Алене, рад был иметь в дружине смелого и чистого душой человека.
Глава 17.
В народе говорят метко. О Киприане, назначенном митрополитом на Русь еще в 1378 году после смерти святителя Алексия, но не утвержденном высшими иерархами Константинополя, говорили так: «Куприян - из каковских стран?» Знали, что этот человек тяготел к литовской вере, и к православию душа его не лежала.
В связи с этим вспомним еще раз о том, как Дмитрий Иванович, вернувшийся однажды из Троицкой обители, узнал, что его первенец Василий потешной сабелькой поросенка митрополита порешил. Опечаленный, что не уговорил игумена Сергия стать духовным правителем Руси, Дмитрий и любимой жене Евдокии, пожалевшей Киприана, высказал тогда нелестные слова. Мол, нынешний митрополит плохо радеет за Русь, на неё уже ордынский змий Мамай зубы точит, а его-то уже потешной сабелькой не зарубишь. Обиделся великий московский князь на троицкого игумена, что не взял бразды митрополичьего правления в свои руки. А его-то в Царьграде знали, и утвердили бы без всякой проволочки. Но в душе все же Дмитрий Иванович отца Сергия оправдал, понимая, что предназначение Преподобного иное…
Великий князь любил повторять, что Русь - это журавушка с двумя крылами; крылья её с одной стороны поддерживает княжеская власть и народ, а с другой - духовная власть. После смерти митрополита Алексия многим казалось, что Русь летит как бы на одном крыле: вот почему тогда еще неофициально выбранного митрополита Киприана в гневе Дмитрий Иванович обозвал зажиревшим боровом…
Наступил 1381 год. Уже три года прошло со смерти Алексия-радетеля, а на Руси все не было утвержденного Царьградом духовного наставника; пробовали в этот сан возвести с позволения Дмитрия, теперь уже Донского, его духовного отца Михаила-Митяя и уже послали рукоположиться в Константинополь, да противники недалеко от православной столицы не то удавили его, не то уморили… так и был похоронен Михаил-Митяй в самом Царьграде.
Претендовал стать митрополитом отец Пимен. Но Дмитрию Ивановичу доложили, что, живя в Царьграде, он от имени великого князя самолично влез в огромные долги. А пока шли выяснения да разборки, Киприан уехал из Москвы в Киев.
Все это стало надоедать Дмитрию Ивановичу, так как в круг митрополичьего дела стали вовлекаться мошенники разных мастей. Великий князь, в конце концов, принял решение - утвердить в этом чине назначенного ранее Киприана.
Вызвал к себе Дмитрий Иванович своего духовника игумена Федора, которого взял вместо уморенного в Царьграде Михаила-Митяя, и спросил:
– Отче, не считаешь ли, что дело с возведением в сан митрополита затянулось? А это ведь вызывает брожение в умах не только знатных людей, но и простых?
– Давно тянется, - кивнул прямолинейный и честный отец Федор.
– А что там Киприан? Не плетет он противу нас паутину?..
– Сын мой, Киприан сильно обиделся. Но мне достоверно известно, что сейчас он изменился к лучшему и много трудится в пользу православия среди литовцев. Да и после Куликовской битвы отношения с Литвой получшели - Андрей Ольгердович вернулся на свой стол в Полоцк, и с Ягайлом наметилось у нас мирное согласное соседство.