Витязь. Владимир Храбрый
Шрифт:
Еще ранее Дмитрий Иванович послал Ваську Тупика с его сотней к Оке. Русские ратники, спрятавшись в прибрежном лесу, видели, как Олег Рязанский не отъезжал ни на шаг от высокого, несмотря на годы, подвижного, одетого в броню, а не в кожаные латы, как его воины, Тохтамыша. Броды показывал Кореев.
Вот переправился в спокойном месте, указанном боярином, главный тумен под командой Акмолы, не потеряв ни одного человека; уложил на берег коней и стал поджидать остальных.
– Слушай, сотский, - обратился к Тупику умевший метко стрелять из лука Федор Сабур, его после Куликова поля взял
– Нельзя, Федор, себя обнаружим. Он-то что, надо башку дырявить не ему, а его князю. Ладно - как стемнеет, будем брать «языка».
Стемнело, но на небо выплыла такая луна - хвойные иголки были видны на земле.
– Светло-то как!
– проворчал Федор.
– Языка брать трудно будет.
– Ты у нас новенький, так знай - брали и днем… Тебя с лошадьми бы оставить, но когда-то и к делу приучать надобно. Раздевайся. Порты тоже снимай…
Еще трое разведчиков, в чем мать родила, уже вязали свое снаряжение и оружие и крепили к седлам лошадей. Взяв по длинной тростниковой трубке, они зашли в воду, подняли конец трубок над водой, другой сунули в рот и тихо поплыли.
– Следуй за нами…
Федор плавал хорошо, привычка с детства - рядом с его домом протекала Волга. Он мог пребывать под водой длительное время и без всякой дыхательной трубки.
Около берега, где рос густой камыш, вынырнули. У двоих разведчиков в руках было по одному бычьему пузырю и бечевка. Пузыри надули и связали между собой.
– Федор и Вавила, за мной, - шепотом приказал Тупик.
– Да не пыхтите вы, как кузнечные мехи…
Тупик впереди, Вавила и Федор сзади. Вавила - в прошлом кузнец, силы не занимать. Разведчикам повезло: у самой кромки воды, раскинув руки, спал ордынец.
Васька умело зажал ему рот, Федор и Вавила связали руки и ноги. Отдынец стал извиваться, замычал. Вавила легонько стукнул его кулачищем по кожаному шлему, и тот успокоился. Потом положили ордынца между двух бычьих пузырей лицом вверх, чтоб не захлебнулся, переплыли реку и помчались к Москве.
Узнав о коварстве Олега Ивановича, Дмитрий Донской ничего не сказал. Должно быть, вспомнил, что не обратил внимания на просьбы князя рязанского, а может, принял как обычное дело - не впервой было Олегу предавать общерусские интересы ради своих, узкокняжеских. Да и понимал Дмитрий - не помоги Олег, его земля первой подверглась бы страшному разорению.
Теперь надо было действовать. Войска, какое Дмитрий сумел собрать, оказалось недостаточно, чтобы выступить, навстречу хану и сразиться с ним. Великий князь заметался, не зная, что делать; в конце концов он решил обороняться. Сам уехал в Кострому собирать ополчение, оставив жену Евдокию и детей на попечение митрополита Киприана и Васьки Тупика и приказав посадскому люду переезжать под защиту кремлевских стен.
Через короткое время в Кремль понаехало почти все Подмосковье. Приехала и Алена - жена Карпа Олексина, с матерью Игнатия Стыря. Было столько народу - не протолкнуться. Спали под телегами, на улицах, в прохладные ночи натянув на себя все теплое, что успели взять из дому. Ордынцы, по слухам, находились совсем близко.
Люди задавались
Кто-то видел в теремных окнах испуганные лица мальчиков великих князей Василия и Юрия и саму великую княгиню.
– Сам на Коломне, а семья здесь. Значит, скоро с полками на выручку прискачет…
Несколько раз у Архангельского собора видели митрополита Киприана, который подбадривал народ: если, мол, враг и подойдет, то кремлевских стен не одолеет. Но митрополиту, вспоминая давнее, покрикивали вослед:
– Эй, Куприян, из каковских стран?
Митрополит морщился, но терпел. Лишь однажды мужичонке, который близко оказался, был выпимши и поэтому громко драл горло, хрястнул крестом в лоб…
Скоро стало известно, что Тохтамыш вошел в Серпухов, вотчину Владимира Храброго, почти без боя.
– Как же так?!
– говорили люди.
– Ну и Храбрый! Отдал врагу свою вотчину. Вот и надейся… Лучше на себя будем надеяться!
Кое-кто призывал не только защищать Кремль, но и мутил народ, настраивая его на разграбление добра вятших, которые покинули Москву.
– Матушка-княгиня, - взмолился Киприан, обращаясь к Евдокии, - собирай детей, надо уносить ноги…
– Отче, да нас перебьют, коль узнают, что мы Кремль покидаем. День и ночь ворота на запорах держат.
– Василий!
– митрополит позвал сотского.
– Ты со своими людьми окружи наши повозки и сопроводи до Фроловских ворот… А там я сам со стражниками разговаривать буду.
Евдокия подивилась решительности митрополита: всегда себя тихоней держал.
Подъехали. Вначале повозка Киприана, за ней - великой княгини. Возле ворот и на стене, на счастье, простых людишек не оказалось - либо упились, либо потеряли бдительность.
Киприан спрыгнул на каменные плиты, подступился к главному стражнику:
– Открывай!
– Не велено.
– Кем не велено?! Не видишь, кто перед тобой?..
– Вижу.
– Тогда открывай!
– Не велено.
– Ах, мать твою… - с уст Киприана сорвалось непристойное слово.
– Васька!
На свет факелов вышел Тупик с обнаженным мечом.
– Чего ждешь?! Откры-ы-вай!
– командовал Киприан…
Через несколько минут повозки оказались за кремлевской стеной. Вскоре митрополит повернул в сторону Твери, великая княгиня с детьми в сопровождении Тупика и его товарищей направилась в Кострому.
Глава 18. У СТЕН КРЕМЛЯ
Молодой литовский князь Остей, внук Ольгерда… Прослышав, что в Кремле верховодит чернь, Дмитрий Иванович послал его из Костромы навести порядок. К сожалению, летописи умалчивают, чей был сын Остей. Но скорее всего - Дмитрия Брянского.
Собравшиеся в Кремле условились не только не выпускать никого, но и не впускать. Но, увидев князя с ратью, обрадовано открыли ворота.
Несмотря на юный возраст, Остей был умен, великодушен и обладал даром убеждения. Он не стал грозить, а лишь попросил организоваться и вооружиться. Мечами опоясались и взяли в руки копья не только земледельцы, но даже священники.