Вивьен, сплошное недоразумение.

Дениз Светлана

– Как отужинали с дедом? Надеюсь, он сильно не давил на вас? Есть у него такая непоколебимая особенность, как зажимать своих собеседников парочкой твердых фраз.

Поставив поднос на край бюро, я взяла чашку с напитком и поставила ее прямо перед носом, не забыв случайно капнуть на какой-то документ.

– Простите, мою неуклюжесть. После прополки томатов, руки часто подводят меня.

– Думал, вы уже видите десятый сон, госпожа Стейдж.

Я ухмыльнулась.

– Проверяю покой дома каждый

вечер. Знаете ли, все ли в порядке? Моя переживающая за всех натура не может уткнуться в подушки, пока не будет уверена, что все мирно уснули в своих постельках.

– Если вы не против, я хотел бы побыть в одиночестве, после тяжелого дня. По вечерам я не столь хорош в беседах, как может казаться.

А в чем вы хороши, интересно?

– Я и не планировала изнурять вас скороговорками. Я не столь бессердечна, как вам могло показаться.

Развернувшись, я оглядела выделенную комнату. Стены с шелковыми обоями в бледную полоску, огромная картина упитанной дамы, прикрывающий срам легкой тканью и пушистый ковер. Вполне себе не плохо!

– Здесь недурственно, – добавила я, – давно не была в этой части дома. И кровать, смотрю, хорошая. Вам нормально тут спится?

Мужчина встал. Глаза блеснули, выражая налет негодования.

– Не жалуюсь.

Ощутив, как Адам навис надо мной, высокий и сильный, я постаралась сделать вид, что совершенно не обескуражена его приближением. Перед ним, я казалась малышкой.

– Я принесла вам чефир. Решила угостить на ночь.

Метнувшись к бюро, я взяла кружечку и протянула мужчине.

– Делала своими руками.

Окаменев от неожиданности, Адам замер. Носом, прямым и ровным, он непроизвольно втянул аромат, находясь в моменте выбора. Послать меня или попробовать, а потом послать?

Его верхняя губа слегка дрогнула, в момент, когда он сделал глоток.

– Распробуйте пожалуйста до конца. Вкус трепетный, немного острый и пряный. Я делала как себе. Люблю покрепче.

Все внутри меня плясало, как на сковороде с огнем, от вида обезумевших глаз молодого мужчины.

– Нравится?

– Благодарю за старание, госпожа Вивьен, но я не поклонник крепости.

Адам пихнул мне в руки кружку, что чуть не разлил на платье с аппликациями овощей, это безумную на вкус бурду.

– Буду знать, в следующий раз, постараюсь удивить вас, более мягким вкусом.

Я еще раз улыбнулась и застыла у двери. Редвил смотрел на меня как на человека с душевной болезнью, еще и потому что, вглядывался своим острым зрением в подол моего овощного платья.

– Доброй ночи!

Я вышла из его покоев, не став слушать его пожелания. Дверью хлопнула с такой силой, что во всем доме могла попадать дражайшая живопись деда, висевшая на стенах.

Успокоив свое несусветное желание

вредить всем и вся, я спокойно уснула у себя в комнате.

Ночью мне снились кошмары.

Адам Редвил громко смеялся и заставлял меня упиваться вайни, от которого меня мучила непереносимость.

На утро я поднялась в плохом настроении, совершенно не желая никого видеть.

Посадив растение для деда в специально подходящий для его интерьера горшок, я пока оставила его до первых лепестков, понадеявшись, что дарение ему понравится. Гордону, правда, ничего никогда не нравилось.

Достав из ящика стола, запрятанный дневник, где все страницы были исписаны именем Винсент Тотал, я вздохнула. Тут же можно было обнаружить голографическую открытку, на которой в половину оборота лучился улыбкой герой моей неразделенной любви. Проведя по пшеничного цвета челке, я вздрогнула.

В мои покои ворвалась Агнесс.

В платье, цвета угля, тетка выглядела устрашающе.

– Утренних визитеров, я не ожидаю, тетушка, – сказала сухо и отвернувшись, спрятала дневник в комод.

На удивление физиономия женщины разыграла понимание.

– Твой отец ждет тебя в главной гостиной. Просил позвать.

Мне сразу это не понравилось.

– С чего бы вдруг? Отец спит до полудня, а тут я понадобилась ему для срочных бесед? Вы явно что-то не так поняли.

– На самом деле, помимо его срочности, я бы хотела, чтобы ты поговорила с ним. Его походы в непотребные дома, скоро приведут к скандалу.

Раздраженно пройдя гребнем по непослушным кудрям и чувствуя тонкий подвох, я уселась у фолиантов.

– Не кажется ли смешным сей факт, что я как дочь должна его наставлять?

– Можно просто попробовать. Вы одна кровь.

– Раз, у вас не получилось, то у меня подавно.

Тетка поморщилась. Бледное, как сукно лицо, слегка порозовело от плохо скрываемого негодования.

– Прошу один раз.

Я задрала подбородок, вздохнув.

– Не вопрос, только больше никаких походов в молельный дом и намеков о переписи молитвослова.

– Как бесчестно торговаться. В тебе говорит богохульство.

Задрав бровь как Адам Редвил, я взяла тетку на крючок.

– Пусть так!

– Про молитвослов не скажу ни слова, но молельный дом, хотя бы раз в месяц.

– И то, по моему настроению.

Агнесс промолчала. Было видно, что-то задумала.

Не став спорить, я быстро прошла по лестнице и спустилась в гостиную, устланную антиквариатом.

На золоченой софе, с прижатыми плечами смиренно сидел отец. Его лицо красноречиво выражало все что только можно. Раздражение, досаду, желание разораться и послать все к чертям. Но он держался, потому что чуть дальше, в углу притаился главный молельщик Апостолус.