Виза в пучину

Каландаров Марат

Эстонец выключил телефон. Через пару минут раздался сигнал.

— Послушайте, ребята, — дрожал голос вербовщика. — Не делайте этого. Предлагаю штуку баксов. Давайте договоримся…

— Давайте, — подмигнул мне эстонец. — Через три часа на Центральном вокзале у табло. Там народу много, и ты пакости не сделаешь… Вези две штуки баксов — получишь мобильник. И машину тоже.

Помолчав, бандит глухо произнес:

— Годится. Я внимательно посмотрел на эстонца и спросил:

— Зачем тебе такие игры?

— А я и не собираюсь появляться там. Я хочу время выиграть. Бандит не станет сообщать

хозяину о пропаже мобильника. Он попытается самостоятельно утрясти проблему.

— Ты думаешь, он клюнет на твою уловку?

— У него — пара извилин в мозгу. Он уцепится за этот шанс. Дальше мы ехали молча. Я печально размышлял о том, что на моих глазах произошло самое настоящее преступление, в котором я частично замешан. Но тут же успокоил себя. В криминальной зоне свои законы, неподвластные цивилизованному миру. Ведь на кону была наша жизнь — пистолет-то бандит носил не для украшения, — и нам ничего не оставалось, как постоять за себя. С волками следует поступать по-волчьи.

Эстонец взглянул на часы и стал по телефону с кем-то связываться.

— Через два часа, — послышался голос, — тебе надо быть на пражском аэровокзале. У билетной кассы «Пулково» будет ждать светловолосый, худощавый человек в серых шортах и белой рубашке. Он купит тебе билет и посадит на самолет.

— Спасибо, шеф, — обрадованно поблагодарил эстонец. Глаза его искрились. Он опять подмигнул мне и восхищенно проговорил:

— У моего шефа контакты по всему миру. О-о-чень серьезная контора…

Я догадывался, о какой конторе шла речь. Вряд ли он помнил о своей пьяной исповеди. Сейчас я еще раз убедился в том, что эстонец работает на спецслужбы.

Когда за ветровым стеклом вытянулась панорама небольшого городка Хостивице, я попросил притормозить у отеля.

— Машину надо оставить здесь, — я кивнул на стоянку. — Дальше добираться на общественном транспорте. Наверное, представители мафии караулят этот автомобиль на всех дорогах у въезда в Прагу.

— Нет, — возразил эстонец. — Вербовщику нет резона поднимать панику. Ведь он проштрафился.

— А если он уже доложил боссу? И с нами затеял игру? В конце концов, бережёного бог бережет.

Он тяжело вздохнул, почесал затылок и раздумчиво произнес:

— Возможно, вы и правы. А как мне добраться отсюда до аэропорта? На такси?

— На такси не советую. Отсюда туда идет местный автобус. Он колесит по проселочным дорогам, поэтому ехать не опасно. Конечная остановка — напротив главного терминала аэропорта «Рузине». На всякий случай сойди на предпоследней остановке и пешочком доберись до аэровокзала.

— А вы куда?

— В Прагу. Я на местном бусике доеду до остановки метро «Зличин».

Его автобус пришел первым. Прощаясь, он грустным голосом проговорил:

— Мы вместе прошли тяжелый путь. Поэтому нет смысла скрывать свое настоящее имя. Меня зовут Сергеем.

Я назвал свое имя. Сергей поднял с асфальта брошенный автобусный билет и на обороте нацарапал цифры.

— Это номер моего домашнего телефона. Дайте знать о себе. Он нырнул в автобус и махнул мне рукой. Я долго смотрел вслед уходящему автобусу и в ту минуту вряд ли мог предположить, что вскоре эстонец опять появится на моем горизонте. В уже другом журналистском расследовании.

Факт

и комментарий.

Беседую с Ларсом Боргнесом, тележурналистом.

— Коллега, вы встречались с бывшим начальником таможенной службы Стокгольмского порта Леннардом Хендриксоном?

— Мы провели телепередачу, в которой он участвовал. После его сенсационного заявления я провел серьезное расследование. Выяснилось, что в этом деле замешано предприятие ERICSSON, в автомобиле которого провозилась российская военная электроника.

— Этот автомобиль прибыл четырнадцатого сентября. Есть сведения, что ровно через семь дней в Стокгольм паромом благополучно добралась еще одна машина с секретным военным грузом?

— Совершенно верно. И эта машина, по просьбе крупных чинов министерства обороны Швеции, беспрепятственно прошла таможенный контроль.

— Значит, вопреки общепринятым международным нормам на гражданском судне тайно перевозился военный груз? Но ведь это же преступление!

— Еще какое! Преступление под контролем правительства. И вот результат этой кощунственной акции — смерть 852 невинных граждан. Кто за это ответит?

ТАЛЛИН. СЕНТЯБРЬ 1994 г. ИГОРЬ КРИСТАПОВИЧ

Он проснулся от собственного крика. В груди разбухал вязкий кисловатый комок, на висках застыли холодные капельки пота. Игорь тряхнул головой, как бы освобождаясь от осколков кошмарного сна, поднялся и открыл створку окна.

В комнату серыми полосками вползала туманная сентябрьская ночь. Темный сгусток неба провисал над городом, тяжело опираясь на шпили соборов. Уличные фонари блекли в серых клубящихся кружевах. Он вдыхал йодистый запах прохладного морского воздуха, с болезненной отчетливостью сознавая, что ночные видения — это всего лишь сон.

А приснилось ему море. Оно искрилось зеркальными бликами, тихое и спокойное, как расплавленное стекло. Он плыл на яхте, наслаждаясь свежестью и тишиной. Управлял лодкой высокий, молчаливый человек в темном кепи, над широким козырьком которого высвечивалась надпись «FBI». Игорь знал значение этих букв. Как попал на яхту американец из службы безопасности, для Игоря оставалось загадкой.

— Я родом из Аляски, — агент тщательно подбирал русские слова. — Это почти ваша Чукотка…

Он вдруг оборвал фразу и повел себя странно. Губы его беззвучно шевелились, а свинцовые зрачки, устремленные за борт, стали расширяться и, казалось, вот-вот вылезут из глазниц. В них царил ужас. Игорь повернул голову туда, куда устремился взгляд гостя, и сам чуть было не свалился за борт — из водной пучины медленно всплывала человеческая голова. Теперь уже и перед глазами Игоря поплыли разноцветные круги. Сквозь их радужную оправу он разглядел старца лет семидесяти, с посиневшим лицом, в котором, как показалось Игорю, теплилась жизнь. Рядом всплывала еще одна голова, еще и еще… Некая сила выталкивала из бездны людские тела, и они колыхались на водной глади, словно привязанные невидимой нитью ко дну. И взрослые, и детские лица безвольно покачивались, устремленные обреченным взором в одну точку, только губы их шевелились, будто молитву читали перед смертью.