Виза в пучину
Шрифт:
— Боже, — перешел на родной язык американец, то и дело протирая рот ребром ладони, — откуда они?..
Игорь воспринимал слова чужестранца словно сквозь некую пелену. Он неотрывно смотрел на молоденькое и удивительно красивое лицо девушки с огромными бархатными глазами. Над водой веером рассыпались ее иссиня-черные волосы. «Сколько ей, — мучительно подумал Игорь, — пятнадцать, семнадцать…» Он смотрел на девушку и силился сказать: «Протяни руку, я спасу тебя». Но слова комом застревали в горле. Она будто услышала его, и в ответ лишь чуть-чуть опустила уголки бескровных губ. Глаза ее продолжали
Смутная тревога охватила Игоря, и сердце забилось глухо и ноюще. Беда, беда неслась откуда-то! Он чувствовал это всеми фибрами своего тела. И, как бы в подтверждение этому чувству, в звенящей тишине раздался пронзительный крик чайки. Сложив крылья, птица ринулась свистящим снарядом вниз… В следующую секунду перепончатые лапки вцепились в мраморный лоб девушки… А далее — о господи! — острый клюв птицы проткнул ее бархатный зрачок, потом второй, и вместо ангельских очей кровоточили пустые глазницы. Ни один мускул не дрогнул на ее лице — она смиренно принимала смерть…
— Так бывает, — сглатывая слюну, шептал американец. — Я жил на Аляске… Сам видел обессиленных рыбаков на льдине… Они лежали без глаз… Птицы выклевывали… Чайки любят полакомиться человеческими зрачками…
Со всех сторон с пронзительным криком слетались птицы. Они садились на головы людей, протыкали глаза и кружились в торжественном гомоне.
У Игоря яростно задергалось сердце, глухим шумом отдаваясь в ушах. Жуть нацеленных острых клювов передалась ему и его спутнику.
— Я облегчу их страдания, — хрипел американец. — Я должен это сделать. Бог мне приказывает помочь им…
Он дрожащей рукой достал пистолет и стал стрелять в головы людей, и они, эти головы, разлетались кровавыми ошметками.
— Калибр в пистолете такой, — нервно, со свистом пояснял агент, — что череп слона на куски разнесет… Я помогу этим людям. Я облегчу им предсмертные минуты… Они скажут мне спасибо…
Он вдруг залился безумным смехом, посылая пулю за пулей…
Грохот стоял такой, что Игорю казалось — по его голове бьют кувалдой… Он хочет крикнуть, крикнуть от цепкого холода под сердцем, но крик вязким комом застрял в горле.
И тут он с трудом расцепил веки.
Игорь долго стоял у окна, и лента кричащих видений нескончаемо проплывала в лабиринтах мозга. «Тут, — подумал он, — без спиртного не обойтись». И до краев наполнил бокал водкой. Горячая влага вскоре оглушила его, и все вокруг потеряло устойчивость и поплыло перед глазами.
Он добрел до кровати, ускользающим сознанием силясь постичь смысл морской шарады, но вскоре впал в забытье.
Утром он прошел в ванную комнату, подставил лицо под холодные струи душа, пытаясь смыть ночные видения. Потом достал бритвенный прибор. Бриться каждое утро стало для него доброй традицией независимо от того, куда забрасывала его судьба: в поезде, в отеле, в рабочем кабинете. Сейчас, увидев в зеркале свое лицо, удивился происшедшим переменам. На него смотрело белесое, словно припорошенное известью лицо с потемневшим от вылезшей щетины подбородком.
После бритья всегда ощущался прилив бодрости. За чашкой кофе бегло просмотрел газету и потянулся к телефону.
— Сергей, —
Направляясь на работу, он обдумывал разговор со своим информатором. Этот незадачливый музыкант и угонщик автомобилей в одном лице был добросовестным исполнителем. Но у него был пунктик — спиртное и женщины. Быстро пьянел и в таком состоянии мог натворить черт-те что. Тем не менее Кристапович держал его при себе, считая Сергея Петрова самым надежным своим агентом.
Факт и комментарий.
Юхан Риддерстольц — шведский инженер-конструктор морских судов. Его кабинет был завален чертежами. Он рассказывал и у доски, висевшей на стене, мелком набрасывал фрагменты парома, графически поясняя свои мысли. А он многое мог рассказать о кораблестроении, ибо считался в Швеции одним из ведущих конструкторов в этой области.
— Вы тоже считаете, — спросил я у конструктора, — что причина гибели парома не соответствует выводу парламентской комиссии, которая утверждает, что виною всему визир?
— Тут много сомнительных моментов, — говорил он. — Визир поднимается с помощью большого гидравлического механизма, который прикреплен к корпусу с помощью специальных ушей. Визир действительно может упасть вперед, причем уши в этот момент должны упереться в балку, на которой они висят, — он протягивает мне снимок. — Смотрите, на кадрах подводных съемок затонувшего парома эта балка полностью отсутствует. Все выглядит так, будто уши ее срезаны. Но вес визира недостаточен, чтобы разрушить такой толстый металл. Интересная деталь — те места, где уши должны соприкасаться с балкой, отсутствуют с четырех сторон.
— Господин Риддерстольц, — догадываюсь я, — вы предполагаете…
— Совершенно верно. Я предполагаю и даже уверен в том, что уши демонтировали позже, уже на дне.
— Зачем? Чтобы достать с парома некий груз. Я не могу утверждать, но сохранившаяся краска там, где могло быть трение металла о металл, наводит на мысль, что крепления визира отпиливали уже на дне.
— Получается, — озадаченно проговорил я, — что в парламентской комиссии были некомпетентные специалисты?
— Возможно. Анализируя факты, я пришел к выводу, что причина гибели парома не в автомобильной палубе, как утверждают официальные лица, а ниже. Группа аквалангистов британской компании «Рок ватер», которые исследовали уши судна, ниже в трюм не проникали, хотя их работа обошлась шведским налогоплательщикам в миллионы крон…
— Почему?
— Около затонувшего судна всегда присутствовали военные и запрещали водолазам опускаться в нижний трюм — якобы опасно для жизни.
— Следовательно, ключ к разгадке тайны гибели судна не в злосчастном визире?
— Давайте рассуждать дальше, — он опять подходит к доске и набрасывает силуэт парома. — Если предположить, что визир на полном ходу открылся, то вода хлынула бы на автомобильную палубу. И не достигла бы нижней палубы и других уровней судна, ибо тут полная изоляция. И чем больше крен парома, тем очевиднее, что вода устремилась бы сюда, — он показывает конец автомобильной палубы, — и она никак не могла поступить в нижние помещения, что позволило бы парому долго держаться на поверхности.