Византийская принцесса
Шрифт:
Герцог де Пера, который также вышел из своего шатра и поднес ладонь к глазам, щурясь, оставался в недоумении.
— Что он затеял? — обратился герцог к своему приятелю, графу де Сен-Жорди. — У вас глаза помоложе. Что вы видите?
— Севастократор сидит на лошади и разглядывает помост и виселицу, — сказал граф де Сен-Жорди. — Рядом с ним, кажется, его кузен… Палачей двое. Осужденные одеты в саваны, с закутанными головами. Они ничего не видят, идут еле-еле, ноги заплетаются.
—
— Странно, что он не допускает к помосту толпу, — сказал граф.
— Ничего странного, — отрезал герцог де Пера. Теперь он был целиком и полностью на стороне севастократора. — Наверняка у этих осужденных негодяев остались какие-то приятели. Незачем давать им возможность поднять бунт и устроить беспорядки.
— Полагаете, в этом дело? — спросил Сен-Жорди.
Герцог де Пера пожал плечами.
Первый из преступников закачался в петле, за ним — второй. По толпе прокатились вздохи, послышались вопли и громкий свист. Все перекрыл звук рожка, и затем раздался громкий голос глашатая, который кричал, обращаясь к горожанам:
— Смотреть и слушать! Смотреть и слушать! Этот преступник и гнусный негодяй был захвачен в тот самый час и миг, когда он хотел обесчестить женщину! И всякий, кто захочет обесчестить женщину, будет повешен по приказу севастократора!
Глашатай отъехал от прежнего места и повторил возглас, на сей раз направляя свой мощный голос в сторону лагеря.
И пока он говорил все это, на виселице появился второй казненный. И снова раскачивалось тело, а глашатай объявлял:
— Сей ничтожный и низкий человек был уличен в мародерстве и в том, что он обдирал с трупов все ценное и складывал к себе в мешок, и даже в том, что, застав кого-то на поле боя не убитым, но только раненым, наносил несчастному последний удар или, того хуже, бросал его умирать! И за это он был повешен. За подобное же преступление будет повешен любой!
Третий казненный взял продовольствие у местных жителей и отказался платить, что было приравнено к грабежу.
— Севастократор запрещает брать без платы хлеб, вино, одежду или что-либо другое! И всякий грабитель, чью вину сумеют доказать, будет без жалости и снисхождения повешен!
— …повешен, повешен!.. — разносилось над полем, улетало за городские стены, металось между палаток военного лагеря.
— И каждый, кто войдет в церковь, дабы украсть из нее, и каждый, кто затеет ссору, закончившуюся кровопролитием, будет повешен, повешен, повешен!..
Наконец все семеро были подняты на виселицу. Они были, точно
— Дьявольские плоды растут на этом дереве, — сказал герцог де Пера, обращаясь к самому себе, ибо его собеседник уже ушел в свой шатер. — Но когда же севастократор успел произвести расследование столь многих преступлений? Однако надо отдать ему должное: вряд ли теперь в городе или лагере начнутся беспорядки. Во всяком случае, в ближайшие несколько дней.
Он прошелся взад-вперед, потирая руки, и видно было, что происходящее не на шутку занимает его.
Когда Тирант вернулся, герцог де Пера подошел к нему и заговорил:
— Я видел то, что вы сделали.
— Правда? — Севастократор чуть улыбнулся. — И что же вы видели?
— Скажите, — настойчиво попросил герцог, — как вам удалось так быстро отыскать преступников?
— В преступниках никогда нет недостатка, и разыскать таковых не составляет труда.
— Неужто они совершили все те преступления, за которые их повесили?
— Во всяком случае, никаких других преступлений они больше не совершат.
Тирант перестал улыбаться. Герцог увидел, что севастократор едва держится на ногах от усталости, но это стало заметно лишь теперь, а прежде Тирант выглядел очень веселым и оживленным.
— Прошу вас, зайдите в мой шатер и освежитесь, — забеспокоился герцог. — Как вы себя чувствуете? Я сожалею, что докучал вам вопросами. Хочу угостить вас вином из моих виноградников. Я возил с собой. Такого вы еще не пробовали.
— Благодарю, — сказал Тирант.
Он вошел в шатер герцога и опустился на раскладной стульчик с сиденьем из шкуры леопарда и с ножками из резного черного дерева.
Герцог велел подать севастократору неразбавленного вина и, пока Тирант утолял жажду, внимательно его рассматривал.
— Вы должны беречь себя, — посоветовал ему герцог де Пера. — В молодые годы мы считаем, будто запасы сил у нас неограничены, однако это прискорбное заблуждение. И молодость, поверьте мне, оставляет человека слишком скоро.
— Но у меня нет времени для этого, — ответил Тирант.
— Кто были эти казненные? — спросил герцог де Пера. — Кого вы повесили?
Тирант долго молчал, прежде чем ответить, и наконец сказал:
— Обещайте никому не говорить.
Герцог приложил руку к сердцу.
— В таком случае, я открою вам правду, — произнес Тирант. — Эти бедняги, которые служат теперь устрашением для бунтовщиков, — просто убитые солдаты, которых я подобрал на поле боя. Я не знаю, кто они.