Византийское государство и Церковь в XI в.: От смерти Василия II Болгаробойцы до воцарения Алексея I Комнина: В 2-х кн.
Шрифт:
О предметах, входивших в круг школьного преподавания, порядке их изучения, сравнительном значении предметов и методе изложения можем судить по конкретным примерам отдельных лиц, бывших учителями или учениками.
Обучение Иоанна Мавропода велось последовательно и основательно, начиная с элементов, продолжая более трудным и оканчивая высшим, а не так, как бывает со многими, которые минуя начало и середину, порываются к концу и вследствие того лишь приближаются, но не достигают высшего знания и не приобретают основательности в суждениях. Мавропод, обратившись к лучшим дидаскалам (из которых один был Клавдиопольским епископом, а другой миссионером у печенегов и болгар), изучил сначала предварительный цикл наук и, дойдя до высоты грамматического искусства, приступил к высшим наукам ( , )... Сделавшись сам дидаскалом, Мавропод умел обращаться с науками; начав с риторики , переходил к философии, не пренебрегал также и мудростью италов , т. е. знанием политическим и законоведением ( , ). Искусство (, т. е. риторическое) он полагал не в широковещательности, но в умении говорить и писать кратко, вместе с тем содержательно. Из образцовых риторов, Григория Богослова, Демосфена, Димада и Исократа, он старался подражать Григорию, всех более походил на Исократа, в общем же представлял приятную смесь достоинств, отличающих образцовых риторов. Еще более он возбуждал удивление знанием (, т. е. философией): разделял целое на части и части соединял воедино , составлял силлогизмы, отыскивал посылки, основные и производные; не уклонялся ни от диалектической, ни от аподиктической, ни от иной какой-нибудь логической задачи; умозаключение возводил до оснований и отыскивал вложенные в нас пределы высшего разума ; софизмы изгонял. Затем, обращаясь к обозрению природы, начинал с элементов и восходил к общему, шел по суше, плыл в разные города, возносился к небу, ничего не оставляя нерассмотренным, ни того, что в душах, ибо этот род кладет первое основание физическим знаниям, ни того, что в животных, ни того, что в растениях; после этого, подобно тому, как желающий отплыть в Элладу или Ионию не заботится о постройке корабля, но пользуется для переезда первым попавшимся, так и он, пользуясь науками, как средством переправы,
2784
Psell., V, 146-151
Учение Пселла началось с пяти лет. Когда ему исполнилось пять лет, мать, сама до тех пор кое-чему его обучившая, отдала его в науку дидаскалу. Когда наступил восьмой год, природа Пселла потребовала больших познаний. Многие родственники не советовали пускать мальчика в это пространное море, а лучше направить на что-нибудь более легкое и полезное. Мать, после некоторых колебаний, отдала сына в дальнейшее учение. Он стал быстро успевать, так что в течении года изучил орфографию и знал «Илиаду», не только мог прочитать эпопею, но и сделать всесторонний разбор, определить построение, оборот речи, указать метафору, гармонию в композиции. В 16 лет он покончил с поэзией и приступил к риторике . В это время он впервые оставил Византию и отправился в одну западную фему чиновником какого-то практора; но умерла сестра, и его вызвали в Византию под предлогом продолжать учение. Действительно, он продолжал учение и к 25 годам изучил в Византии и в Элладе риторику и философию. Риторикой образовал свой язык, мог разделять речь на части, вносить главные и придаточные предложения, мог владеть искусством, не будучи его рабом. Философией возвысил свой ум, овладел разнообразными силлогизмами, [2785] коснулся наук физических и через посредствующее знание вознесся к первой философии... А именно, познакомившись с философскими основоположениями, перешел к Аристотелю и Платону, от них пустившись в путь, переплыл через Плотинов, Порфириев, Ямвлихов и прибыл к великой пристани, удивительнейшему Проклу. Отсюда, желая подняться к первой философии, погрузиться в чистое знание , наперед усвоил теорию отвлеченного в так называемых науках , которые занимают как бы середину между телесной природой, обнимаемой безграничным мышлением , и самосущностями , которым соответствует чистое мышление и за которыми лежит сверхъестественное, превышающее силы ума . Для этого занялся системой чисел и геометрическими доказательствами, которые некоторыми называются роковыми , углубился также в музыку, астрономию и другие науки , следующие за ними; не забывая ни одной из них и сначала пройдя каждую порознь, затем, все соединив в одно, взошел посредством их на высоты. Поскольку же от более совершенных философов слышал, что есть еще мудрость, стоящая выше доказательств, постигаемая лишь вдохновенным умом, то не обошел вниманием и ее, но добыв тайные книги , почерпнул из них сколько следовало и сколько мог. «Усмотрев, что есть два отдела знаний, один объемлется риторикой, другой философией, что первая, не заключая более важных сведений, хвалится только обилием речений, вращается на построении частей речи, имеет приложение к речам политического содержания и, украшая слово, сообщает пышность речам политическим, философия же, менее заботясь о словесных красотах, исследует природу сущего, представляет невыразимые словом созерцания, не только возводя до небес, но обнажая во всем разнообразии и ту красоту, которая на небе, — усмотрев это, — говорит о себе Пселл, — я не считал нужным, как многие делают, заимствовать только искусство (, риторика) и пренебречь знанием (, философия), или же, занявшись знанием и приобретя богатство мыслей, пренебречь изяществом речи, разделением и построением ее по законам искусства. Я держусь правила, за что многие меня осуждают, занимаясь риторическим предметом, вводить в него какое-нибудь доказательство из сферы знания, а доказывая какое-нибудь философское мнение , украшать его прелестями искусства, дабы душа читателя, с трудом усваивающего глубину мысли, не была лишена философского слова. Так как выше этой философии есть еще другая, содержание которой составляет тайна Слова ( ’ ), тайна же эта определяется двойственно , и по природе, и по времени, да и сама эта другая философия двойственна, одной стороной доступна доказательствам, а в другой представляет знание, бывающее по наитию свыше; то я той, первой, философией занимался более, чем этой, второй, что же касается последней, то частью руководствовался в ней словами великих отцев, частью внес и от себя нечто в божественную плерому. Есть более семи тысяч слов, перешедших к грекам от египтян, халдеев и евреев, примененных к богопочитанию . Я их изучил, хотя не все, и многими воспользовался для утверждения тайны Слова ( ' )... Изучив философию, спустился от высшего к низшему и стал изучать законы , руководствуясь при изучении их философским методом» (т. е. применяя анализ и синтез). [2786] Задачи, которые, по взгляду Пселла, должны быть достигаемы школьным обучением, состоят в преподавании ученикам искусства и знания, риторики и философии; философия должна послужить приготовлением к христианским догматам, быть полезной при усвоении этих последних, но вводить учеников в сокровенное знание, посвящать в необъяснимые тайны природы нет надобности. «Я хочу, — говорил Пселл, обращаясь к ученикам, — чтобы вы отвыкли от нравов черни и напитались науками, позаботились бы о мыслях и очистили язык, поработали бы над оборотами речи, вместе с тем убедились бы, что эллинская мудрость, погрешившая в догмате о Боге, не погрешила в другой части богословия и познала природу такой, какой создал ее Творец. Следует нам иметь об этом понятие, на основании нашей мудрости познавать тип и истину, смотреть на букву, как на оболочку, и извлекать внутренний смысл, как жемчуг. Из того, что философы говорят и аргументируют о едином, сущем, самодвижущем, отдельном, принимайте согласное с системой, а несогласное отвергайте. Делая так, вы, по примеру моряков, будете извлекать из соленой воды воду, годную для питья. Что те делают? Пустившись в море и почувствовав недостаток в пресной воде, погружают губку в море, и обратив пар в воду, получают приятное питье. Так и вы, утвердившись на поверхности эллинских воззрений и раздающееся из них эхо — тяжелое и земное — превратив в острое и легкое, услышите самую высокую и звонкую мелодию». [2787] В письмах к одному приятелю, который был озабочен вопросом о лучшем воспитании своего сына, Пселл, представив примеры мистического учения египтян и неразгаданных явлений природы, которые служат источником чудесного элемента и дают содержание таинственной науке, наделяющей скрытыми силами животных, растения и камни, советует не вводить ребенка в этот таинственный лабиринт, в котором первейшие мудрецы не могут разобраться и отыскать разумные основания явлений; совершенно достаточно познакомить его с двумя науками, из которых одна разовьет его язык, другая просветит ум и даст содержание мысли. «Посади, — говорит он, — ребенка между двумя источниками — знанием и искусством ; словесное же искусство лишь одно — так называемая риторика. Дай ему испить в меру от обеих чаш и позаботься о том, чтобы он не вдался в односторонность, чтобы, изучив одну лишь философию, не получил ума без языка, или же, усвоив одну лишь риторику, не приобрел языка без ума». [2788] Свой взгляд Пселл применял и на практике. Племянники патриарха Михаила Керуллария, учившиеся, между прочим, у Пселла, сначала усвоили себе риторику, а потом философию. [2789] Михаила Парапинака Пселл обучал грамматике, метрике, диалектике, риторике, истории и философии. [2790]
2785
, (от причины и непосредственно, от обратного и многими способами. — Пер. Я. Н. Любарского).
2786
Psell., V, 11-12, 14, 28-29; IV, 120-122; V, 152; IV, 427-428. В письме к друнгарию виглы Махитарию Пселл кратко перечисляет изученные им науки: , , , , , , , , (риторику, геометрию, музыку, метрику, арифметику, науку о сферах, законы, священные каноны, богословие) (V, 352). То же б письме к патриарху Керулларию: , . ’ , , , , , , , (Я изучал кое-что из философии и очистил язык софистическим искусством. Я принес современникам геометрию, — а взялся я за это первый, — а также составил сочинения о музыке, внес немало исправлений в науку о движениях сферы, знание нашей словесности углубил, богословские поучения издал, сокровенный смысл иносказания раскрыл, всякую науку в точности познал) (V, 506-507)·
2787
Psell., ed. Boissonade, 151-153.
2788
Psell., V, 473-480.
2789
Psell., IV, 352-353: , (постигли словесное искусство, а затем взошли на вершину философии).
2790
Zon., IV, 220: кал ' , " ' , ' , (...Михаил Пселл, как казалось, обучал его наукам — то наставлял в искусстве грамматики, стихосложении и диалектике, то упражнял в произнесении речей, то с историей знакомил, то к изучению философии готовил) (Ephr.. 147).
Иоанн Ксифилин в совершенстве изучил грамматику, пиитику и орфографию; усвоил риторическое искусство, так что никому не уступал красноречием и легкостью языка; на помощь уму призвал философию, познакомился с аподиктическим методом, с природой, небесными явлениями и миром сверхчувственным, который
2791
Psell., IV, 427-429, 433; V, 185-186.
Никита, маистр школы св. Петра, впоследствии митрополит Фессалоникийский, изучал риторику вместе с Пселлом у одного и того же учителя. В то время как Пселл от риторики перешел к философии, Никита за ним не последовал: около него собралось учащееся юношество и заставило преподавать орфографию. Он приступил к преподаванию и вел его так, что грамматику, бывшую прежде началом всякого учения, обратил в искусство искусств и науку наук. Он сообщал сведения не беспорядочно, но в системе, одно полагая в начале, другое к этому присоединяя, все истолковывая и объясняя, даже историю изобретения алфавита, что в этом отношении сделал Кадм, что затем финикийцы и т. д.
Превосходно разделял и истолковывал диалекты, указывая различие и сходство между ними; излагал правила просодии, ударение, острое и тяжелое придыхание, откуда то и другое происходит. Обратившись к искусству Аристарха и Аполлония, преимущественно показывал грамматическое искусство: какие особенности в выражениях, какое между ними различие, какова конструкция зависимых частей, чем отличается главное от зависимого, почему вместо имен употреблены антонимии и какие правила для антонимий. Как удачно он оценивал поэтические произведения, могли бы засвидетельствовать те, которые, выслушав его, предпочли его способ толкования другим. Зная, что эллины любили таинственность, скрывая истину под покровом внешности, он снимал покров и обнажал мысль. Златая цепь, составленная Гомером, получала особое значение, связанный Арес означал гнев; любезное отечество, к которому спешат спутники Одиссея, — вышний Иерусалим. В таком же направлении истолковывались им Эпихармы и Архилохи, Менандры и Пиндары. [2792]
2792
Psell.. V, 88-92.
Доныне была речь о четырех известных дидаскалах византийской Академии, чему они учились и чему учили других. Еще обратим внимание на пример двух патриархов — Керуллария и Лихуда — и митрополита Ефесского Никифора.
Михаил Керулларий с раннего возраста обратил ум свой на науки. В достаточной мере усвоив первые элементы, занялся риторикой, не удовольствовавшись же наружной красотой (речи), в искании истины перешел к философии и не пренебрег философским циклом. [2793] Товарищем его по учению был старший его брат. Оба они позднее полюбили философию, в особенности же диалектику. Имели наклонность не просто к силлогизму, но доискивались оснований для доказательства и откуда вытекают самые основания. Младший брат главным образом занимался прозой, старший — рифмами и метрами. Оба выбирали себе некоторых из людей умерших, и не только составляли изображения лиц, посвятивших себя Богу , но украшали их речами и эпиграммами. Старшему была более по душе природа; изучив то, что находится долу, он сказал «прости» чудесам и красотам, которые на небе, ум же младшего окрылялся и этими послед, ними: знал он и о неподвижных звездах, и о планетах, о параллельных кругах и эклиптических соединениях, о причинах затмений и ущербов. До всех этих сведений он дошел самостоятельно (не строгим научным методом), геометрией не занимался прилежно, делал только то, и делал искусно, что в геометрии получается как окончательный результат. Таковы были его занятия до тех только пор, пока он не возгорел ревностью к высшей добродетели. Когда же узнал, что обычные занятия не составляют еще достаточного блага, но служат переходом к цели, приводят к созерцанию, тогда он снял с себя земные крылья, надел сребровидные крылья божественной голубицы и, оставив дела политические, воспарил к духовным. [2794]
2793
, , / , , (Овладев в достаточной мере первоосновами <знания> и изучив риторику, он не удовольствовался призрачной красотою ее, служащей одному убеждению, а возлюбил красоту истинную и неколебимую, которой философия облекается, и не пренебрег окружающими ее науками).
2794
Psell., IV, 310-312.
Константин Лихуд обнаруживал большую способность к учению. Когда он приступил к изучению науки, служившей подготовлением к другим, более совершенным наукам , и занялся правилами орфографии, он тогда уже показал недюжинность своей природы: учителям приходилось не сокращать, но расширять размеры преподавания, до такой степени он был восприимчив и по душевным качествам старше своих лет. В возрасте, когда другие едва усвояют грамоту, он уже доходил до высшего разумения; едва у него стал пробиваться пушок, как он уже превзошел длиннобородых и поседевших старцев. Но он на этом не остановился и усердно стал изучать риторику и достиг того, что силой слова, убедительностью и искусством возбуждал удивление в риторах: умел поставить и обработать тему, украсить речь внешней формой, изложить мысли в периодах и в простых тезисах, сказать благозвучно и гармонично, подчиняя слово рифме, и вместе с тем прогреметь с силой. Достигнув совершенства в риторике, он вступил на третье поприще, занялся после риторического искусства другим искусством — законами. И здесь он усовершенствовался настолько, что трудно было решить, чему более удивляться, гибкости ли мысли, или языка. Занимавшие судебные должности признавали его первенство, его мнение и толкование было для судей законом. Словом, по природе он ко всему был способен, всего же более к искусству управления, которое потом и украсил собой. [2795]
2795
Psell., IV, 391-392, 394, 396-397.
Никифор, митрополит Ефесский, с ранних лет был самой природой подготовлен, как чистая дощечка для начертания лучшего письма, и когда наступило время для письма, на ней соединились разнообразные цвета, как из области первого знания, так и из сфер, за нею следующих ( ’ ). Занятием его была первая философия , возносящая наш ум к Богу. Но чтобы не было скачка, он пришел к ней разумным путем, сначала исследовал природу, ее причину, от телесной природы перешел к бестелесной и вознесся к Богу. Вознесшись же на эту высоту, он не смотрел пренебрежительно на науки, потому что чужд был односторонности, но разносторонне обладал всеми искусствами, которые украшают жизнь частную и политическую; трудился над метром, эпосом и избранными творениями, не пренебрегал политическими законами, как и церковными постановлениями. [2796]
2796
Psell., V, 103-104.
В представленных примерах вопросы о предметах школьного преподавания, их порядке и методе имеют однородное освещение, и выводы получаются довольно отчетливые. Полный и законченный круг школьного преподавания слагался: а) из наук подготовительных, б) риторического искусства, в) философского знания, г) рядом со второй и третьей группой колеблющееся место принадлежало политическому искусству, или законоведению.
Изучение подготовительных предметов занимало добрую половину и даже большую половину всего времени, которое в детском и юношеском возрасте посвящалось науке, лет около десяти, начиналось примерно с 6 и оканчивалось 16 годом. Предметы этого подготовительного курса состояли из грамоты, т. е. чтения и письма, и орфографии, именем которой обозначались две науки — грамматика и пиитика. [2797] Восьмилетний возраст был пределом, когда оканчивалась учеба и начиналось в собственном смысле учение, от элементов переходили к грамматике и пиитике. Все изучение той и другой основано было на классических образцах: грамматики — на Аристархе и Аполлонии, пиитики — на Гомере, Эпихарме, Архилохе, Менандре, Пиндаре. Чтение классиков сопровождалось тщательным их разбором и извлечением выводов о природе языка, его истории, о правилах этимологии, синтаксиса, просодии, а также объяснением содержания авторов. При этом необходимо заметить, с одной стороны, Что история привходила по необходимости, как составная часть грамматического обучения, судьбы минувших времен изучались по историческим произведениям древних, не говоря уже об исторических сведениях, которые учитель сообщал о происхождении алфавита и пр., с другой стороны, что комментарии и объяснения к содержанию классических авторов велись в христиански-аллегорическом духе, в результате чего Гомер оказывался в числе пророков христианской истины, которая у него скрыта под покровом аллегории, а Менандр и другие комики приобретали возвышенный смысл. [2798]
2797
Это своеобразное понимание орфографии вытекает из рассказа о Никите. Впрочем, в рассказе о Пселле и Ксифилине она имеет значение видового понятия, Наряду с грамматикой и пиитикой, а не родового относительно двух последних.
2798
Кроме Никиты, такого направления держится и Пселл в своих произведениях. См. статью: Sur les commentaires de Menandre et les allegories homeriques. Annuaire de l’association pour les etudes Grecques, en France. 1875.
Другая половина школьного возраста, примерно с 16 до 25 лет, была посвящаема юношей изучению всех остальных предметов, и прежде всего риторического искусства. Преподавание риторики направлялось к тому, чтобы развить язык, научить искусно и убедительно говорить и писать. Оно тоже твердо держалось на почве древних образцов, языческих и христианских, как-то: Григория Богослова, Демосфена, Димада и Исократа. Тут приобретаем был навык к произнесению речей на суде и с церковной кафедры, равно как оживлялись сведения по церковной истории.