Вкус соли на губах (СИ
Шрифт:
В глазах Сиреникса холод. Он смотрит с осуждением и неприязнью, а Музе хочется зажать уши, потому что его слова колют, режут, выворачивают и ломают разноцветные стенки лжи:
– Оставь дешевый спектакль. Я знаю о тебе все ровно с того момента, когда ты приняла меня, когда ты открыла ту книгу и начала квест. Может быть вспомним, та-что-думала-победить-меня, когда ты в последний раз искренно плакала?
Муза задыхается. Нет, нет, нет! Но Сиреникс рука об руку путешествует с ней по лабиринтам сознания, где находит первый и второй курс. Муза, замкнутая, закрытая, сидит на высокой башне Алфеи и рассказывает музыкальной шкатулке с танцующей мамой о том, как прошел день. Как
Муза действительно страдала. Но никогда не показывала свои страдания на людях. Она не любила, когда ее жалели. Не любила. Раньше. А теперь слезы и “тоска” по умершей маме - отличный инструмент и визитная карточка. Часть ее имиджа. Слезы “светлой грусти”. Нет искренности.
– Обладая абсолютным слухом, ты стала крайне слепа. И глуха. Не замечаешь, что отдалилась от лучшей подруги. Давно ли в последний раз была у вас задушевная беседа? Давно ли она изливала тебе свое горе? Давно ли…
– Замолчи! Закрой рот! Это неправда! У нас с Лейлой все хорошо!
– кричит Муза.
А сама с ужасом соглашается со змеем. Они с Лейлой действительно отдалились. Еще там, на Земле. Просто стали другие интересы, другие взгляды на жизнь. Нет, они замечательно общались, хорошо дружили, но не было задушевности, не было больше ночных разговоров. Муза припоминает, что Лейла на первых порах изливала свое горе от потери любимого. Фея терпела-терпела, но потом ее все достало. От соплей и страданий лучшей подруги вяли уши, портилось настроение. Муза раздражалась, когда Лейле вдруг хотелось “поговорить и получить поддержку”. В какой-то момент она не вытерпела и сказала ей, что нужно жить дальше, что ей, Музе, все это неинтересно, что пора завести нового парня, и вообще, она не виновата в том, что у нее все хорошо. Оно, конечно, справедливо, но не в то время и не с той интонацией. А что теперь? Ведь Лейла действительно… Муза закрывает от ужаса рот рукой.
– …а парень твой вообще за спиной смеется и начинает презирать. Красивая безмозглая дура, как ты сама себя назвала. Он с тобой лишь потому, что ему скучно. Но еще немного, и ему надоест. Он первый скажет о расставании. Оно случится в ближайшее время. Ривен уже не любит тебя и едва ли когда любил.
Муза открывает рот, а змей смеется:
– Что, и это неправда?
Запоздалые слова так и не срываются с губ. Правда. Все правда. Муза приструнила, переучила, перевоспитала специалиста, сделала его податливым и послушным, подогнула под себя… кажется. А на деле Ривен просто позволил с собой сотворить это, но вот только для чего? Потому что скучно? Просто посмеяться над феей? Он говорит слова любви, он дарит подарки, назначает свидания, но делает это механически, словно выучил нужные жесты, интонации и поведение, отточил с мастерством и теперь использует. Ривен вышколен. Он ведет себя так, что любая девушка будет счастлива, вот только… Нет в этих действиях искренности. Муза так и видит, как Ривен кривится внутри, выдавливая из себя очередную нежность и ослепительную улыбку.
Последний столб опоры сокрушительно
– Тобой ли гордилась Ва-Нин?
– усмехается змей.
Муза не выдерживает.
Речь змея убыстряется, шептуны внутри и снаружи шепчут правду, льют ее холодную, льют из ушата прямо на голову, отрезвляя. Ложь рушится, то, что с таким упорным трудом возводила Муза в последние годы, кануло в Лету. Сиреникс говорит много, по делу и истину. Он говорит фее о том, что она возгордилась, пропала, изменилась, что Беливикс съел ее мозг. Каждое слово - издевка и горький плевок в сторону уязвленной гордости.
Музу бьет холод изнутри и Сиреникс снаружи.
Муза бесконечно повторяет (шепотом или кричит навзрыд - не столь важно): “Уйди, заткнись, оставь меня в покое! Исчезни, перестань! Уйди, заткнись…”. А Сиреникс проходится по всем ее ранам, тащит на острые осколки гламурную маску и в конце концов, раздвинув руки феи в стороны, входит в разрез на животе хвостом.
Муза ойкает, змей в ней. Змей. Ее. Трахает.
Муза ни с кем не была в постели, кроме Ривена. Муза знала секс, но… Ее никогда не насиловали.
Внутри что-то рвется, кишечник и желудок переплетаются, Муза чувствует боль, заходится в приступах кашля, отрыгивая кожу, мясо, выплевывая кусочки собственной плоти с кровью. Шепот внутри леденит, хвост змея причиняет боль. И отрезвляет. Ум, раненый, задвинутый глубоко назад ум, рвется наружу, на волю, на свободу. Музе хочется бороться, но сил нет. Она обмякла, она унижена. Сиреникс трахает с наслаждением, метко, в живот, а затем вынимает хвост.
Он-то доволен, словно кот, а Муза…
Ее унизили, изнасиловали, обесчестили и в прямом смысле выкинули.
Фея приходит в себя на пронизывающем ветру в абсолютной темноте на берегу черного холодного моря. Ночные волны яростно хлещут о мокрый, серо-твердый песок, выносят зеленые водоросли и дохлых рапан. Музу вынесло ударной волной на берег, закинуло далеко от воды. Голую, разбитую, дрожащую от холода. Муза глотает ртом воздух, ветер рвет черные волосы. Бледное тело покрывается гусиной кожей, Музе бы наколдовать хоть какую-нибудь одежду или трансформироваться, но сил нет. Морской гад высосал магию до последней капли. К утру она уже, возможно, восстановится. Если Муза не умрет здесь, на холодном берегу и ледяном ветру. Даже сил встать нет. Стон - и чуть сдвигается ползком. Но на большее сил не хватает.
Муза выпотрошена.
“Помогите. Кто-нибудь”.
Но кто ее услышит? Подруги спят в дворцовых покоях или в объятиях любимых мальчиков, видя сладкие сны. Какому придурку приспичит выйти в такую погоду и темной ночью гулять у берега моря? Или… Кажется, один все-таки нашелся.
Муза не понимает, у нее галлюцинации или действительно по берегу движется человеческая фигура. Мужская вроде бы. Отлично. Нет ничего доступнее голой девушки. Податливая, безвольная, на все согласная. Уж лучше бы остаться со змеем и терпеть его издевательства, нежели быть изнасилованной незнакомым человеком. Люди порой бывают страшнее Сиреникса. Или нет? Голова ходит кругом.
Муза напугана, Муза полностью обездвижена.
“Пожалуйста, пусть случится чудо. Пусть случится чудо”.
– Муза, твою мать, ты чего тут делаешь?
– до боли знакомый голос. Муза чуть не лишается чувств. Потому что перед ней на корточки садится Ривен и с подозрением оглядывает свою девушку. Нет, давайте уже называть вещи своими именами.
– Я раньше за тобой таких наклонностей не замечал, Муза… Твою мать, что произошло?
– он действительно обеспокоен, потому что фея просит о помощи. Взглядом, без слов. Она не просит нежности, поцелуев или чего-то. Она просто просит помощи.