Вкус соли на губах (СИ
Шрифт:
Они наблюдают, как сом дожевывает невидимыми челюстями мясо и растворяется в воздухе. А Зевраникс с безумным смехом и со слезами на глазах на двух ногах (ибо задних уже нет) скачет прочь к Бескрайнему.
– Всего семь убийств. Осталось еще три. Энчантикс знает, что здесь творится. Я вижу таким зрением, каким даже ты не видишь. Так даже пресветлый не видит.
– И что же ты предлагаешь?
– спрашивает змей.
– А что можно сделать? Энчантикс не скажет. И Мификс.
– Ты тоже не скажешь. И я, - кивает Сиреникс. Все ждут ответов. Но не готовы давать их
***
Он приходит в то время, когда закат вершится на Домино. Змей лежит, свернувшись кольцом на камне, и смотрит на волны, заходящие друг в друга.
Сиреникс знает, что пресветлый придет в это время. А Энчантикс знает, что змей осведомлен об этом. Вот такой секрет, который и не секрет вовсе.
Пресветлый опускается на берег, и вновь исходит от него много света. Змей поднимает свой взгляд и с шипением пресмыкается.
– Где твой Дракон, пресветлый?
Энчантикс вздыхает:
– Мне нужна помощь, змей.
Сиреникс не мигает.
– Кто еще именно?
– Я не знаю, - отвечает Энчантикс. Он как-то даже понур в свете безысходного солнца Бескрайнего.
– Тогда где Дракон, пресветлый? Неужели он позволяет?
– в голосе змея - издевка и яд.
– Послушай… Я знаю, ты Его презираешь, - вздыхает благословенный. Вздыхает так, будто отчаянно желает изменить отношение возроптавшего к Создателю.
– Мне есть, за что его презирать, - шарахнулся бы другой на месте Энчантикса - черными, бездонными блюдцами взирает на него змей. Сова ведает: он не забыл. Сова ведает: если будут на Страшном суде призывать змея к ответу, то сам он встанет и будет судить Создателя. И страха в глазах змея не будет, только жесткое обвинение.
Страшен Сиреникс в такие минуты, страшен даже пресветлому. Силен тот, у кого есть своя абсолютная правда.
– Я согласен, то, что Он делал, не всегда было правильным. Но все же Он был мудр.
– Мудр?
– Сиреникс смотрит с лукавым интересом на пресветлого.
– Мудрость есть создание мира по желанию своего хвоста? Всю жизнь я полагал, что мудростью зовется другое.
– Он не делал этого по желанию своего хвоста. Ты не знаешь, - Энчантикс раздражен, даже зол. Ведь змей в своей обиде заходит слишком далеко. За такие слова раньше сжигали заживо.
– Тогда почему Он это делал? Или это…
– То, что знать тебе не положено! И никому. Он был Создателем, Он не оправдывается за свои поступки. Ты видишь свое и за свое судишь. Впрочем… - Энчантикс странно вздыхает и собирается с мыслями. Сиреникс подается вперед, как и Блумикс сегодня. Он знает, что сова доверит ему кое-что важное. Тайну.
– Его нет сейчас. Я открою тебе. Время уже пришло. Ты не один от Него пострадал.
Сиреникс внимает. Сиреникс вообще удобно устроился, чтобы слушать.
– Он всегда хотел, чтобы именно люди населяли мир. Мы были почвой и полигоном. Полем, по которому можно плугом проложить борозды. Рекой, через которую можно построить мост. Мы были первой попыткой и тем, что станет основой. Мы первоначально были созданы для уничтожения.
Молчит Сиреникс. Молчит, потому что серый пепел
– И зная это, Он позволил любовь?
– вопрос, ответ на который знает только Дракон.
– Я не ведаю, почему так, - ответ того, который хоть что-то знает о Драконе.
– Хочешь знать, кем был я?
– Сиреникс кивает. Личность пресветлого вообще скрыта за семью замками.
– Я был самым первым из тех, кого Он создал. Самым первым Древним, - на змея это не производит никакого впечатления, - и его полигоном. Он испытывал на мне… Все свои идеи. Знаешь, почему вокруг меня так много света?
– Все знают, что настолько велика твоя мудрость, - отвечает змей.
– Так все думают. И я хочу, чтобы так думали, - в голосе Энчантикса вдруг слышится горечь, ему не свойственная. Сиреникс напрягается.
– Но за светом Дракон скрыл то, что вышло в результате Его экспериментов. Он менял меня столь много раз, сколько не рождалось Древних. И каждое изменение оставляло во мне новые шрамы. Меня столько раз опаляло Его пламя… На мне Он создавал человека.
– Так вот почему человеческая фигура, - понимает Сиреникс.
– Да. Он пытался сделать то, что витало в его мыслях. Но получилось далеко не с первого раза, - кивает Энчантикс. Он садится на песок и приглушает свет, давая Сирениксу возможность считать его.
А змей и рад залезть внутрь: найти больное, надавить-загадить. Такая уж у него натура. Свет все еще освещает благословенного, но Сиреникс уже видит обезображенную кожу. Ожог на гнойнике, гнойник на шраме и шрам на ожоге. От Энчантикса не несет гнилью или больным запахом. Энчантикса уже так растерзал Дракон, что на нем не осталось живого места. Розовое мясо на бледной коже. И душа разорвана. По-звериному, зубами и когтями. В нее вгрызались, ее рвали, а затем наспех сращивали и снова рвали. Перетянуты жгуты, завязаны узлы, и непонятно только, как Энчантикс еще живой. Энчантикс - вечный урод.
Сиреникс понимает всю жуть того, что с ним творил Дракон, потому что любая рана на трансформации затянется, ибо есть регенерация, есть исцеляющий фактор. Важная составляющая Древних. Но Дракон столь сильно менял Энчантикс, что раны уже не залечиваются. Лишь слабо затягиваются. Так, чтобы не умер хозяин.
Лицо Энчантикс не показывает, лицо по-прежнему скрывает за толстым слоем света, но знает змей, что и там картина не лучше. Сиреникс взирает на пресветлого. Говорить языком человеческих эмоций - он выказывает сочувствие. И понимание.
– Ты думаешь, Он ничего не чувствовал? Не ощущал вины?
– а Энчантикс уже говорит дальше. Все это держал он веками. И теперь нужно сказать, открыться. А Сиреникс внимает.
– Он шел за своей идей до самого конца. И ради нее ломал ваши судьбы. Но каждая ваша боль отдавалась в Нем. Каждый грех Он переживал с огромной болью. Дракон грешил, когда отнимал у тебя Омегу. Когда скручивал Древних в кольца и превращал в планеты. Грехи копились и образовывали клубок, который разрастался. Он шел по пятам за Драконом. А потом и вовсе отделился. Вот так появился Феникс - абсолютная тьма.