Вкус жизни
Шрифт:
– В наше предельно коммерцилизованное время удается издаваться? – понизив голос, тактично поинтересовалась Жанна.
– Неужели бьешь все рекорды по количеству продаж? – с кошачьей улыбочкой спросила Инна.
– Издаюсь малыми тиражами. Две-две с половиной тысячи экземпляров. Свой труд я отдаю детям бесплатно. Продавая книги, я пытаюсь окупить затраты на их издание.
– Чтобы книга состоялась, что для тебя в этом процессе самое сложное?
– Найти деньги на издание.
– А в журналах не пробовала печататься?
– Пробовала.
– У моего знакомого уж десять лет лежит рукопись готового романа. Он переживает, что его книга не сыграет ту роль, которую могла бы сыграть в воспитании молодежи.
– Так пусть в Интернет ее отправит. Теперь это без проблем.
– Чтобы в Интернете этот роман искали и читали, ему тоже нужна реклама, а не вероятность того, что кто-то на него случайно наткнется.
– …Не секрет, что целый ряд столичных издательств не желает получать бандероли с рукописями, присланными из провинции, – заметила Жанна.
– И это при том, что по «Культуре» не раз говорили о дефиците книг для детей и юношества?
– Вот и разумей…
– Им бы самим выжить.
– Поэтам в этом плане много проще.
– Как сказать…
– У них объем написанного меньше, значит, дешевле…
– Мать честная, до книг ли теперь!
– До книг.
– …Алла, у тебя изящная и волнующая поэзия. Будто с Богом говоришь. Кажется, что каждая фраза выверена, отшлифована до предела. Счастливая судьба звучит в твоих строках, – перебила Жанну Инна. – Естественно. Какова жизнь, такие мысли… Я думаю, настоящая поэзия – это когда в одном стихе вся «Война и мир». Ведь поэзия это кульминация и концентрация языка, – солидно констатировала она, с удовольствием преподнося подругам свою эрудицию.
– Вот так, и ни больше и ни меньше? Ну и запросы, ну и требования! – усмехнулась Лера, сама для себя пишущая стихи.
– …Алла, наверное, очень сложно писать о современности, о том, что все знают. Трудно заинтересовать читателя жизнью простого человека. Проще копаться в архивах ушедших из жизни знаменитых людей, фантазировать, домысливать, как многие писатели прошлого, – предположила Лиля.
– Кому что, – не согласилась Рита. – Одним политика, интриги, приключения, другим что-то более приземленное: пытаться проникнуть вглубь простых вещей и событий.
– Говорят, настоящий творец обязан ставить перед собой лишь великие задачи и что нет великих писателей без великих образов, а ты стараешься в простом человеке увидеть героя.
– Я пытаюсь поднять женщину чуть выше, чем она сейчас на самом деле стоит в нашем обществе.
– Желаешь облечь женщину высоким достоинством? Поешь ей хвалу?
– Хвалу? Слишком громко сказано. Стремлюсь
– Хочешь взорвать общественное мнение? Давно пора, – одобрительно заметила Лиля.
– Эта тема сейчас в моде?
– Она всегда в моде.
– А я думала, ты о мужчинах пишешь. «Чураясь гением протоптанной тропы», надеешься своим творчеством открыть новый уровень правды? Сейчас, чтобы тебя услышали, надо либо новое слово в литературе сказать, либо старое по-новому изобразить. С такой-то темой не попасть тебе в когорту знаменитых авторов, – хмыкнула Инна. И пропела: – Но… «Нам не дано предугадать, как наше слово отзовется».
– Я до сих пор не чувствую себя поэтом. Это слишком высокое звание. Но у каждого автора свой взгляд на успех. Кто рвется на Запад, кому нужны тиражи, кому важен круг друзей. Мои стихи не нуждаются в защите. Мне ни к чему щит оригинальности формы, темы и воплощения… А в детстве я мечтала своими книжками войти в каждый детский дом. Мечтала попасть в школьный учебник литературы хотя бы одним стихотворением или рассказом… хотя бы упоминанием. Надеялась быть читателям интересной… А вот в прозе…
– Какое в столь юные годы творческое высокомерие! Желала завладеть вниманием миллионов, чтобы твое имя было у всех на слуху? Хотела заработать прижизненную славу? – перебила Риту Инна.
– В моих мечтах не было гонора. Я хотела быть полезной детдомовским детям.
– Впрочем, любой писатель и поэт мечтает создать притчу на все времена, и втайне взыскует всеобщего признания, полагая, что заслуживает его.
В словах Инны явно звучала ирония.
– Велико твое заблуждение. Я ничего выдающегося не сделала, но свой достойный вклад в литературу и в воспитание подрастающего поколения внесла, – сухо ответила Рита.
– Чудное обаяние скромности! Оно кого хочешь на лопатки положит. Ему невозможно не поддаться, – с улыбкой заговорила Галя. – Не прибедняйся, Рита. И премии есть, и в энциклопедии ты попала. Я по радио слышала. Василий Белов – наш прижизненный классик, человек правильной и щедрой души, оказался провидцем, когда написал, что ждут тебя признание и награды.
– Я как раз хотела сказать о том, что мне редкостно повезло, что безмерно благодарна Василию Ивановичу Белову за его поддержку. Дай Бог ему здоровья и вдохновения.
– Твои слова да Господу в уши, – сказала Лена.
– А в переиздание энциклопедии могут и не включить, – легонько уколола Инна.
– Ну и что с того? Плакать не стану.
– А как же неизжитые комплексы детдомовского воспитания? – улыбнулась Лиля.
– …Ха! И до сих пор не получила ордена за скромность?.. Существует устойчивое мнение, что премии как рупор, ими дорогу наверх прокладывают. Значит, и рецензиями известных на всю страну писателей «обклеилась»? Небось, первым делом этим озаботилась? – спросила Инна не без насмешки. – …И чего жилы рвать? Два-три поколения… а потом все равно ведь забвение…