Владимир Ост
Шрифт:
Когда друзья вошли вслед за девушкой в проем, выяснилось, что с цветом обивки там дело обстояло прямо противоположно тому, что было в зале. Они оказались в довольно узком коридоре, где их окутала полумгла: стены, потолок и даже пол были укрыты черной материей. Владимир пощупал стену – бархат. В конце сумеречного коридора на черном постаменте (видимо, тоже задрапированном черным бархатом) стояла подсвеченная снизу двумя лампочками направленного света белая статуя Венеры Милосской. Гипсовая копия, естественно.
Наводничий опустил полог,
По шуршанию подошв и покачиванию силуэтов впереди Осташов понял, что Наводничий и девушка двинулись к безрукой статуе. Потихоньку, чтобы не наступить кому-нибудь на ноги, Осташов последовал их примеру.
Глаза уже привыкли к полумраку, но разглядеть Василия или спутницу все равно было невозможно – черный бархат гасил любые поползновения световых лучей отразиться от гипсовой фигуры или чего-либо еще. Тем светлее оказалось лицо сопровождающей, когда она внезапно сделала шаг в зону освещения и, подняв лицо, задумчиво посмотрела на профиль Венеры. Владимир только сейчас заметил, насколько умным и одухотворенным было бледноватое лицо девушки.
Она обернулась и посмотрела на стоящих позади друзей, и в это мгновение послышался характерный щелчок сработавшего затвора фотоаппарата – Наводничий, таким образом, уже исключил из повестки дня вопросы: «Где люди?» и «Что снимать?»
– Вам надо было предупредить меня, а не снимать сразу, – сказала девушка. Впрочем, недовольства в ее голосе не чувствовалось, сказано это было совершенно нейтрально, как-то по-дикторски.
– Ну вот, теперь вы знаете. Еще кадрик, – без тени смущения сказал Василий, и фотовспышка осветила черный бархатный тупик с Венерой и стоящей рядом девушкой.
– Мне нужно идти, – сказала девушка по-прежнему ровным, даже расслабленным тоном (пожалуй, более уместным был бы оборот «поставила в известность»). – Дальше смотрите без меня.
И она скользнула из перекрестья лучей во мрак и пошла к выходу, сказав уже на ходу: «Пропустите, пожалуйста», – так что друзья едва успели посторониться.
На секунду в черный коридорчик ворвался широкий поток света из атласного зала – девушка выбралась наружу, затем крыло полога вернулось на место – и снова мрак. Ее каблучки застучали по паркету, она удалялась.
– Ладно, черт с ней, – приглушенно сказал Наводничий. – Только я что-то не врубаюсь, чего смотреть дальше.
– Я тоже, – ответил Осташов. – Может, еще другие такие же проходы есть в стенах.
– А, точно. Давай проверим, ты шарь по той стене, а я – по этой. О! Вованище, ты гений. Я сразу попал. За мной. Алле, да не пинай ты меня по ногам. Погоди, тут не просто занавес, тут еще дверь. Сейчас. Как ее открыть? А, вот ручка.
Владимир левой рукой придерживал тяжелый бархатный полог, а протянутой вперед правой дотрагивался до спины Василия.
Раздался щелчок – похоже, дверь поддалась, и одновременно с тем, как спина друга канула куда-то, послышалась тихая
– Заходи, – сказал Наводничий из тьмы, из которой лилась величавая, спокойная мелодия. Симфонический оркестр играл некую оркестровую классику. Осташов не ведал, какую именно, поскольку в классической музыке ничего не смыслил.
Во тьме-тьмущей метрах в трех от себя, на уровне груди, он увидел два махоньких огонька – красный и зеленый, – а между ними пять маленьких столбиков, светящихся желтым светом. Высота столбиков постоянно менялась. Эквалайзер, сообразил Владимир.
Он достал из кармана зажигалку и зажег ее. Лепесток пламени освещал лишь небольшое пространство вокруг, и Осташов начал водить зажигалкой по сторонам. Наводничий тоже внес лепту в освоение окружающего космоса: вжимая кнопку пуска на фотоаппарате лишь наполовину, чтобы затвор не сработал понапрасну, он принялся пускать в разные стороны снопы света фотовспышки.
Общими усилиями друзья прояснили обстановку. Они находились в квадратной комнатке, обитой, как и предыдущее помещеньице, черным бархатом; в углу, на постаменте (быть может, высоком барном табурете), тоже затянутом черным материалом, стоял маленький музыкальный центр – черного цвета. Две черных же колонки, из которых струилась музыка, были привешены в диагонально противоположных углах под потолком.
– Так, здесь просто музыка, – сказал Владимир. – Значит, здесь надо просто слушать. Там было – смотреть, а тут – слушать.
– Получается, так. Ну, что, музыку на камеру я не сниму. Двигаем дальше.
Друзья стали обшаривать руками стены.
– Слышь, Вованище, обрати внимание, тут стены не как там, где Венера была. Здесь под бархатом еще что-то мягкое набито – звуконепроницаемая оболочка. Поэтому только в этой комнатухе музыку и слышно.
– Давай сюда, – сказал через некоторое время Осташов, – я нашел другую дверь.
За второй дверью и бархатным пологом, который они откинули уже привычной рукой, находилось очередное сумрачное помещение – черт ногу сломит. Правда, у противоположной стены был виден словно висящий в воздухе шарообразный аквариум, наполненный то ли подсвеченными изнутри красными камнями, то ли углями, которые тлели и сами, таким образом, являлись источником багрового свечения.
Неожиданно друзья услышали доносящийся откуда-то справа разговор. Судя по голосам, там, за стенкой, находилась женщина с маленьким мальчиком.
– Почему ты опять не слушаешь маму? Пойдем.
– Ну сейчас, – отвечал малыш.
Ощупью Осташов нашел справа еще один проем, откинул черный полог – дальше ни зги не видно. Тут уже даже огоньков никаких не было, кругом лишь бархат воронова крыла. Куда шагать – непостижимо.
– Двинься, – Наводничий толкнул Владимира и прошел чуть вперед. – Здравствуйте, – сказал он во тьму. – А вас случайно не Настей зовут?
– Здравствуйте, нет, – отозвалась невидимая женщина.
– Значит, вы подруга Насти Лисогорской?