Владимир Ост
Шрифт:
– Мы любили друг друга. А она – не поймешь, кто ей нужен. Постоянно звонят всякие… – вновь мама.
– Ну что ж, выбирает девочка. А кто, ты сказала, ей сейчас звонил? Извини, я прослушал, думал о работе.
– Это был Володя. С ее фирмы. Она кое-что рассказывала о нем. По-моему, неплохой парень. По крайне мере, неженатый.
– Ну, наверно, она с ним теперь встречается?
Анна выскользнула из комнаты.
Хорошо, что дверь ведет прямиком в прихожую. Можно удрать, не выслушивая занудные расспросы: куда да зачем? И это вечное «надень теплую шапку». Проклятая шапка!
Несмотря
Несколько секунд – и, уже в сапожках и пальто, Анна выскочила в подъезд. Шапка тоже была при ней, но не на голове, а в пакете (лисе надлежало вскочить на голову гораздо позже, лишь при возвращении домой, перед самой дверью), – невинный, подростковый обман, уже ставший для молодой женщины столь же омерзительным, как и сам головной убор.
– Ну вот, ушла! Я так и знала, – могла бы услышать Анна, если бы из лифта, в котором она в данную минуту спускалась, можно было услышать разговор на кухне. – И куда, спрашивается?
Русанов, благообразный сухопарый старик, молча, с отсутствующим видом, пододвинул к себе тарелку с ужином (это увидела бы Анна, если бы, выходя из подъезда, можно было видеть происходящее в квартире на восьмом этаже). Глаза Алексея Алексеевича с расслабленными верхними веками сейчас казались особенно сонными.
– Да хватит тебе, успокойся, – сказал он. – Ох, устал я сегодня…
– А чего ты так задержался?
– Работал. Помнишь, я тебе говорил, к нам пришел молодой зам и сразу начал оформлять документы на создание коммерческой фирмы при лаборатории. Ну, чтобы работать по частным заказам.
– Ну да. Ты еще удивлялся, неужели кто-то обратится на эту фирму и заплатит сумасшедшие деньги, чтобы забальзамировать своего родственника на тысячу лет.
– Вообрази, я напрасно иронизировал. Заказчики нашлись. И сегодня меня как раз привлекли к первому такому телу. Сложный случай.
– Господи! Это что же, кого-то хотят поместить в персональный мавзолей, что ли? Как Ленина?
– Ну нет. Как Ленина – кандидатов пока что действительно не было. А вот чтобы на короткое время качественно сохранить тело, а главное, чтобы восстановить целостность облика, вот тут клиенты выстроились в очередь.
– Как это – восстановить целостность? В каком смысле?
– В прямом смысле. Когда у трупа, например, как сегодняшнего, полголовы отстрелено. Ну, ты понимаешь, о какой публике я говорю. А мы ведь в лаборатории все это можем, у нас есть все материалы, все технологии. Родственники приносят прижизненные
Тем временем Осташов лежал в своей комнате на диване и сжимал кулаки. Да, Анна все-таки сильно задела его. Несмотря на то, что он твердо решил порвать с Русановой, ему страсть как хотелось позвонить ей (в последний раз) и, сказав, что-нибудь грубое, бросить трубку. Да, надо ей позвонить! Во что бы то ни стало надо оставить последний удар за собой. Пусть она мается и ест себя поедом из-за того, что не имеет возможности ответить – какого черта это всегда только его удел? И джентльменство тут ни при чем: если женщина хамит, то она сама отказывается от великодушного отношения к ней. Дама, которая ведет себя с мужчиной, как хамка, не может рассчитывать благородное обхождение.
– Я тебе покажу, как надо прощаться по-человечески, – тихо сказал он и метнулся к телефону.
– Алле, – решительно сказал Владимир, услышав женский голос, и уже вдохнул полной грудью, чтобы выпалить несколько очень невежливых слов, но вовремя спохватился: а вдруг это не Аньчик, а снова ее мама?
– Э-э… алле, это опять я, – сказал он, с трудом удерживая свой тон в рамках приличий.
– Владимир, это вы?
– Да, – Владимир понял, что это точно была ее мама. – Извините, что так поздно звоню.
– Ничего-ничего, я все равно раньше двенадцати никогда не ложусь.
– Да? А-а… понятно. А могу я с Аней поговорить?
– Знаете, Володя, Ани сейчас дома нет. Только что ушла.
Голос матери звучал растерянно.
– Нет? – искренне изумился он. – Я же десять минут назад с ней говорил. А куда она ушла, если не секрет?
– Не знаю. Я думала, она сейчас с вами договаривалась о встрече.
– А-а… э-э… – Осташов без зеркала понял, просто-таки физически ощутил, насколько у него сейчас глупое выражение лица. – Извините. До свиданья.
– До свиданья, – услышал он почти извиняющийся голос.
Владимир ничего не понимал. Он впал в полную растерянность, и единственное, что ощущал – очередное фиаско в войне с любимой. Вместо того, чтобы хорошенько врезать обидчице, он пропустил от нее еще один крепкий удар.
И тут вновь зазвонил телефон.
– Вованище, привет, – услышал он в трубке бодрый и оптимистичный голос Василия. – А чего ты дома торчишь?
– А где мне торчать?
– Где обычно, в бильярдной, на боевом посту. Манкируешь своими обязанностями шантажиста и вымогателя?
– Вась, мне что-то так в лом сегодня туда тащиться. Настроение ниже плинтуса.
– Зануда. Целый день, небось, дрых, конечно, какое после этого настроение?
– А ты что делал?
– Я? Я весь в трудах. Фото и текст про Лисогорскую в «Комсомолку» сбросил. Плюс еще намыл шикарный заказ на съемку. Один голландец заказал лица русских баб.
– То есть?
– Просто нащелкать молодых женских лиц – и все. Правда, он условие поставил: наснимать три пленки, причем по одному кадру на лицо. Если б ты знал, сколько я сегодня бегал по улицам и щелкал телок! Две пленки набил, еще одну осталось.