Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы

Акимов Борис

Фото Е. Щербиновской В. Высоцкий. Снимок в квартире на ул. Вавилова. 1964 г.

Володя сочинял часто по ночам, и каждую песню обязательно пропевал, проигрывал Люсе. Он ценил ее мнение, ее советы, дорожил ее оценкой своего творчества. А Люся беззаветно, безоглядно помогала ему, вкладывая в это свой ум, талант, знания, вкус... Ей почти всегда все нравилось. И хотя ранние Володины песни, с точки зрения поэтической, далеки от совершенства, даже в этих песнях Люся выделяла всегда яркие, неожиданные, удачные образы и обороты, восхищалась этими удачами, о недостатках говорила тактично, чтобы, не дай бог, не задеть самолюбие, не обидеть. И хвалила, не жалея чувств и слов, потому что считала, что человеку творческому

совершенно необходимо, чтобы его хвалили, чтобы то, что он делает, восхищало окружающих, особенно тогда, когда так трудно все дается, когда не снимают, не публикуют, пластинок не издают. И я думаю, такая вера в Володин талант, в неминуемый успех, которая была у Люси и которую она внушала ему, сильно помогла Володе в те трудные годы, помогла выстоять и стать в итоге тем Высоцким, которого узнал весь мир. Кроме того, само общение с Люсей очень способствовало его творческому росту.

К 1964 году, к тому моменту, когда Ю. П. Любимов зачислил его в труппу своего театра, Высоцкий написал уже довольно много песен, среди них — «Большой Каретный», «Тот, кто раньше с нею был», «Серебряные струны»; были уже «Штрафные батальоны» и «Бал-маскарад», «Звезды» и «Марш физиков», и многое другое. Чуть позже появились «Братские могилы», «Подводная лодка», «В холода, в холода...», потом песни к фильму «Вертикаль». Люся восхищалась образом: «лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал...» Мне кажется, она тогда видела в этих песнях даже больше, чем сам Володя; она находила в них и глубину, и образность, и подтекст, и незаметно, ненавязчиво подталкивала его к тому, чтобы он писал еще лучше, точнее, поэтичнее. Это мое мнение, потому что Люся всегда считала, что Володя все создает сам, что никто ему не нужен — ни редактор, ни соавтор, ни советчик. Но — со стороны виднее, особенно когда все это происходит у тебя на глазах. Я хорошо помню Володины интонации, когда он говорил: «Правда, Люся?» или «Правда, Люсечка?», полушутливо-полусерьезно советуясь с ней. В те годы очень многие Володины друзья, так же как и он, восхищались его женой — ее умом, красотой, образованностью, и конечно, видели, какое влияние оказывает она на самого Володю, на его творчество, и говорили об этом, но теперь почему-то все об этом забыли...

Люся, занятая детьми, домашними заботами, успевала и слушать новые песни, и высказывать свое мнение о них, и советовать, и помогать, и — обязательно — сидеть на спектаклях Таганки в первом ряду, чтобы и Володя, и другие артисты — его товарищи по сцене, по ее реакции могли оценить уровень своей работы... Бывало, что Люся плакала, глядя на сцену, и, видя ее искреннюю, эмоциональную реакцию, а иногда — слезы, актеры чувствовали, что играют хорошо, и старались «выложиться до конца». Об этих Люсиных глазах в первом ряду знал весь театр, знал и Любимов. Помню, тогда мне Люся говорила, что Юрий Петрович предлагал ей работать в театре. Хотел этого и Володя. Любимов тогда относился к ней с большой теплотой — и как к верной жене и надежному другу Володи, и как к интересной актрисе. Тогда ее очень часто приглашали сниматься в кино, но она упорно отказывалась, боясь оставить дома детей, боясь не оказаться рядом с Володей в нужный момент. Позже она снялась еще в нескольких фильмах: «Восточный коридор» («Беларусь-фильм»), «Не жить мне без тебя, Юсте» (ЦТ) и других, но в конце концов отказалась от актерской карьеры и сменила профессию.

В то время Люся иногда выезжала с Володей на гастроли, даже играла в некоторых спектаклях. Потом она стала появляться в театре все реже, и наконец ее совсем перестали видеть там, Я не знаю, что послужило тому причиной, не берусь судить об этом, но в одном уверена: если бы Люся работала тогда в театре, рядом с Володей, и была не только его женой, но и партнером на сцене, вся их жизнь могла бы сложиться совсем по-другому... К сожалению, судьба распорядилась иначе...

Прожили они вместе семь лет. Скажу, что знаю достоверно. Это были очень трудные годы для них. Во-первых, потому, что жизнь с таким человеком, как Владимир Высоцкий, не могла быть спокойной, размеренной, благополучной. Не таков он был по своей натуре... Кроме того, жить им было, в общем-то, и негде, и не на что. Жили они то у Нины Максимовны на Рижской, в комнате, в огромной коммуналке, то у Семена Владимировича и Евгении Степановны на Кировской, в небольшой двухкомнатной квартирке, то у Люсиных родителей на Беговой в большой, но очень густонаселенной квартире, то у друзей, но все это было временным жильем. Володя всегда чувствовал, что где бы он ни существовал, как бы его ни любили, он всегда обязывает, заставляет всех придерживаться собственного графика жизни, своего режима, что он — человек неудобный, ночной, и все идут на это, любя его, но испытывают при этом большие неудобства.

В те годы Володя очень часто бывал у нас на улице Вавилова, где жили мы с моей мамой, родной тетей Людмилы. В этой квартире он любил петь, чувствуя

себя совершенно свободным. Не донимали соседи, можно было спокойно отбивать ритм ногой по полу — благо первый этаж. Можно было ночью, поздно возвращаясь из театра, запрыгнуть прямо в окно моей комнаты, где мы с Люсей ждали его. Иной раз, когда он пел у нас ночью, соседи тихо выходили из своих квартир, собирались под дверью и слушали, но никто не врывался с претензиями. Делились впечатлениями с нами они уже на другой день. Бывало, что Люся с Володей жили у нас по нескольку дней, а то и недель. Это было интересное, веселое время. Конечно, мы слушали Володю — его песни, его замечательные устные рассказы, полные юмора, и Люсины устные рассказы, не менее остроумные; мы много разговаривали, играли в разные игры — в шарады, например, или сочиняли коллективно всевозможные рассказы и стихи, в которых действовали все присутствующие; играли в «ассоциации», задумывая друг друга и общих друзей и разгадывая, кто именно задуман, по ассоциативному ряду вопросов.

Позже, когда появилась квартира в Новых Черемушках, двухкомнатная «клетушка» на четвертом этаже пятиэтажной «хрущевки» — большое достижение по тем временам,— новоселье тоже решили отпраздновать у нас на Вавилова. Нина Максимовна согласилась остаться с детьми в новой квартире, а гости ненадолго заходили туда «на экскурсию» и отправлялись к нам, иначе бы все просто не разместились.

Володя любил праздники, любил готовиться к ним. Помню, как он жарил цыплят табака, стоя одной ногой на табуретке, а другой прижимая крышку сковородки. Он считал такой способ наиболее эффективным.

Праздники и игры, конечно, скрашивали жизнь, отвлекали от неприятностей, но они проходили, кончались, оставаясь в памяти отдельными небольшими эпизодами трудной, тревожной жизни. А жизнь была не просто трудной — это была жизнь в постоянном напряжении, в постоянной тревоге, жизнь, в которой Людмиле приходилось проявлять большое терпение и мужество. В этой жизни было много настоящих радостей и настоящего горя, и трудно сейчас сказать, чего больше. Но тем не менее именно эти годы во многом определили его дальнейшую творческую судьбу, потому что это было время поиска, взаимного духовного обогащения, творческого роста; горизонты расширялись, формировалась гражданская позиция... Уголовно-блатной, дворовый репертуар отходил в прошлое. Мысли и душу его заполняли новые, ставшие теперь необходимыми ему темы.

«Фотошутка». Ноябрь 1965 года.

Фото Е. Щербиновской 

К тому моменту, когда судьба развела нас с Владимиром Высоцким, он был уже очень известным актером, одним из ведущих в Театре на Таганке, он сыграл немало ярких ролей в кино, он написал многие из знаменитых своих песен и был любим самой широкой публикой, он стал вполне сформировавшейся творческой личностью с активной гражданской позицией. Короче говоря, он очень далеко ушел вперед от того начинающего актера с грубоватым жаргоном, в потертом пиджачке, которого мы впервые увидели в 1961 году...

Наши с сестрой личные судьбы складывались по-разному, но всегда оставалась теплота отношений, взаимная привязанность; мы часто встречались, иногда жили вместе подолгу, и очень многим эпизодам из жизни Людмилы я невольно оказывалась свидетелем. Я знаю, что сама Люся никогда не публиковала своих воспоминаний, не давала интервью и навряд ли станет делать это... И не только в силу необычайной скромности, врожденного такта. У нее давно уже сложилась своя, совсем иная жизнь. Ее муж Юрий Овчаренко, человек сложной, интересной судьбы, инженер по образованию, пробовавший себя в разных профессиях, в том числе и в журналистике, много поездивший и повидавший, помог Людмиле вырастить и воспитать двух ее сыновей. Их дочери Серафиме недавно исполнилось 16 лет. Все трое детей очень любят друг друга, дорожат друг другом... Но для нас, в конце концов, важно узнать не лишние подробности о частной жизни Владимира Высоцкого или Людмилы Абрамовой. Самое важное то, в какое время Высоцкий жил среди нас и творил и что и какой ценой он сумел создать в это свое (наше) время... Ведь славу ему принесла именно эта его жизнь, в те годы,— с начала шестидесятых до начала семидесятых, когда немыслимым образом песни его, нигде не изданные, более того — запрещенные, знал весь народ...

Ах, родная сторона,

Сколь в тебе ни рыскаю —

Лобным местом ты красна

Да веревкой склизкою...

...Здесь не вой, не плачь, а смейся —

Слез-то нынче не простят.

 Сколь веревочка ни вейся —

Все равно укоротят.

И нас хотя расстрелы не косили,

Но жили мы, поднять не смея глаз,—

Мы тоже дети страшных лет России,

Безвременье вливало водку в нас.

Затраты духовных и творческих сил в то его (наше) время — сравнимы ли они с Парижем, Голливудом, которые были потом!..