Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы
Шрифт:
И разве не будет уместным вспомнить, какой горячей любовью и каким чувством благодарности платил своему учителю Владимир Высоцкий, сохранивший любовь к нему и благодарность до конца своих дней». (9)
«Ребята часто приходили к нам. Это были Валя Никулин, Жора Епифанцев, Роман Вильдан, Гена Ялович, Толя Иванов и другие. Володя был всегда рад угостить их домашним обедом и крепким горячим чаем, любил рассказывать забавные истории, был веселым и остроумным. Я сама с удовольствием слушала их беседы, мне нравился их юмор. Иногда они просто разыгрывали какой-нибудь спектакль, что-то обсуждали, придумывали». (7)
«Володя жил на проспекте Мира у Рижского вокзала,
На репетиции. Фото слева.
Программка дипломного спектакля И. Высоцкой (Мешковой).
«Взгляды героев Хемингуэя, которым мы зачитывались, исподволь становились нашими взглядами и определяли многое: и ощущение подлинного товарищества, выражавшееся в формуле «отдай другу последнее, что имеешь, если это другу необходимо»; и отношение к случайным и неслучайным подругам с подлинно рыцарским благоговением перед женщиной; и темы весьма темпераментных разговоров и споров; а главное — полное равнодушие к материальным благам бытия и тем более к упрочению и умножению того немногого, что у нас было». (1)
«В 1958 году меня по персональной заявке Михаила Федоровича Романова, который был главным режиссером Театра имени Леей Украинки в Киеве, направили туда работать. Таким образом получилось, что я два года в Киеве, а Володя в Москве доучивался. Поэтому в тот период вся наша жизнь состояла из телефонных звонков, бесконечных разговоров по ночам, прилетов и отъездов, встреч и расставаний. Володя очень часто приезжал ко мне в Киев, я тоже выкраивала 2—3 дня и навещала его. Так же приезжала и с театром для записи на телевидении спектакля «Машенька». (21)
«Павел Владимирович очень любил Чехова и на каждом курсе ставил его произведения. У нас это была «Ночь перед судом».
В этой постановке он занял всю нашу «троицу», а единственную женскую роль исполняла Тая Додина. К тому времени — это была середина третьего курса — мы уже крепко сдружились и относительно повзрослели (...). Мы учились общению не впрямую, а «под» текстом, и все больше овладевали тем, что называется «вторым планом».
А потом — итоговая работа третьего курса — «Свадьба» Чехова. Ставил ее второй наш педагог — Александр Михайлович Комиссаров, но Массальский, как полагалось, осуществлял общее руководство. Тут был занят весь курс и, естественно, наша «троица» (...). Помнится, посмотрев уже готовую работу, Павел Владимирович был бесконечно рад (...). Для него наш успех — приятный сюрприз, как говорят, праздник души (...). Удивительную, неожиданную пару противоположных характеров представляли собой два шафера: Владимир Большаков и Владимир Высоцкий». (9)
«Его Боркин в «Иванове» Чехова был работой яркой, запомнившейся многим. Боркин и некоторые другие роли заставили педагогов говорить о Высоцком как о ярком оригинальном
«Я помню, что еще там, на третьем курсе, он играл Порфирия Петровича в «Преступлении и наказании» (,..), Это было нечто невероятное (...). Абрам Исаакович Белкин, крупнейший наш литературовед, крупнейший специалист по До стоевскому,— когда Володя с Романом [Вильданом] сыграли в «Преступлении и наказании» — в слезах вбежал за кулисы и сказал, что он впервые увидел [такого] Достоевского на сцене. Это была правда невероятная». (20)
Шуточная фотография студенческих лет. Слева А. Аихитченко.
«Первый раз я увидел Высоцкого в 1958 году осенью. После окончания ВГИКа я работал у кинорежиссера Бориса Барнета. Однажды к нам в группу при шла пробоваться «мужская часть» старшего курса Школы-студии МХАТа. Все мы сразу же обратили внимание на высокого, могучего парня с густой гривой курчавых волос и громовым голосом — это был Епифанцев, еще студентом сыгравший Фому Гордеева в фильме Марка Донского. Однако Барнета заинтересовал другой студент. Невысокий, щупловатый, он держался особняком от своих нарочито шумных товарищей, изо всех сил старавшихся понравиться Барнету. За внешней флегматичностью в этом парне ощущалась скрытая энергия. Это был Высоцкий.
— Кажется, нам повезло,— шепнул Барнет нам, не сводя глаз со щупловатого студийца.— Вот кого надо снимать...
Разочарованные ассистенты принялись горячо отговаривать Бориса Васильевича, и он, только что переживший инфаркт, устало замахал на них руками:
— Ладно, ладно! Успокойтесь!.. Не буду...
И действительно снял другого артиста, который всех устраивал». (16) [Речь идет о к/ф «Аннушка».— Сост.]
«Моя первая работа в кино — фильм «Сверстницы», где я говорил одну фразу: «Сундук и корыто». Волнение. Повторял на десять интонаций. И в результате — сказал ее с кавказским акцентом, высоким голоском и еще заикаясь. Это — первое боевое крещение». (14) [Студия «Мосфильм», 1959 г., режиссер В. Ордынский, роль студента Пети (эпизод).— Сост.]
«О его первых массовочных съемках (очень многие студенты снимались в массовках, но тайно, поскольку это было запрещено) я ничего не знала. Потому что как он зарабатывал деньги на поездки в Киев, он мне не говорил. И поэтому я лишь совсем недавно увидела Володю в фильме «Сверстницы». Там вообще почти весь его курс снимался». (21)
«В чем был наш великий страх: нам категорически, вплоть до исключения из студии, запрещали сниматься в кино. Когда, например, Епифанцев снялся в фильме Марка Донского, то его исключили. Потом, правда, ему эту роль засчитали как дипломную работу. Меня в то время много раз приглашали и на пробы, и сниматься, но я боялась и отказывалась. Многие у нас так поступали, и Володе наверняка тоже приходилось этим где-то жертвовать (...). Если он и снимался, то все это тайно, в расчете на то, что никто, а главное — педагоги, этой картины не увидят. У нас в Школе-студии это не поощрялось, а в корне пресекалось. Такие, увы, традиции». (19)