Владимир Высоцкий: Эпизоды творческой судьбы
Шрифт:
«Окончили мы съемки, картина получилась двухсерийная. Когда ее показывали у нас на студии, все в восторге были — мы, конечно, пристрастно относились к «Интервенции», родное ведь, свое. И с нетерпением ждали выхода ее на экран. Но вдруг пошли слухи, что нашу картину замариновали, положили на полку. Почему?! Говорили, что, дескать, умалена роль подполья, что бандиты действуют лучше подпольщиков, что Полока сильно отошел от сценария Славина и снял не юбилейную картину об Октябрьской революции, а какую-то клоунаду-буффонаду. Говорили даже, что одному большому киноначальнику не понравилось, что главаря бандитов зовут Филиппом — он в этом усмотрел намек на себя...
Потом очень долго партийная организация «Ленфильма»
Мы все очень переживали такое окончание нашей работы (...), но я не представляю даже, каково было все это вынести и Полоке, и Володе — ведь они всю душу вложили в картину и связывали с ней большие надежды. А получилось, что «Интервенция» очень осложнила их кинематографическую судьбу». (7)
«Мы не один год возились с картиной: озвучивали, переоз-вучивали — все варианты. Затем доснимали что-то и опять озвучивали — никак не могли закончить. Потом картину очень долго сдавали. Каждый раз приезжали какие-то комиссии, что-то выясняли. Меня спрашивали: как, мол, вам тут работается? Чувствовался во всем этом какой-то подвох. Настроение у всех падало по мере того, как проходило время. Шли разговоры, что картину закроют, ощущалась какая-то безысходность...
Помню, мы приехали в Москву защищать фильм. Остановились у Высоцкого. Он жил далеко очень, где-то на окраине, в пятиэтажном доме. Скромная квартирка, две комнаты (...). Мы просидели всю ночь не сомкнув глаз — Полока, Золотухин, я, Высоцкий, кто-то еще,— ждали следующего утра, когда должна была решиться судьба фильма. У Полоки на следующий день должен был состояться разговор в ЦК. Все очень переживали: Золотухин чуть не плакал, Высоцкий много курил, Полока молчал, но так молчал, что делалось страшно. Володя сочинил письмо в ЦК. Он просил от имени всех участников съемки не закрывать картину.
Утром Полока пошел в ЦК с этим прошением. Но все было бесполезно. А то письмо, как рассказывал Геннадий Иванович, до сих пор осталось без ответа». (8)
«[Володя] очень был заинтересован в результате. Когда с картиной начались сложности (а я уже говорил, сколько он ставил на эту роль), для него было это потрясением. Он написал письмо в защиту фильма и попросил подписаться всех актеров. Именно актеров, не меня. И что было поразительно в этом документе — не было демагогических фраз, выражений, даже цитат из газет. Высоцкий этого себе не позволял. Он даже назвал его прошением, но ничего унизительного в этом человеческом документе не было». (1)
«Весть о том, что картину положили на полку, была для него тяжким ударом. В числе основных обвинений в адрес «Интервенции» было «изображение большевика Бродского в непозволительной эксцентрической форме».
Трудные наступали времена...» (3)
«Двух совершенно противоположных людей я играл одновременно, и снимали мы это в Одессе (...). Второй человек, который находится по другую сторону баррикад,— он действует тоже в девятнадцатом же году и тоже в городе Одессе, и тоже примерно в таком же возрасте. Только это был белогвардейский поручик Брусенцов». (9)
«Не предполагал совсем, что буду здесь так долго торчать,— думал, что буду в Измаиле, но тут на днях пришла «успокоительная телеграмма» — Не волнуйтесь... тчк. Ваши съемки — сентябре. Я был прямо в ужасе. Ведь в сентябре — театр и павильоны «Интервенции» в Ленинграде.
...А у Вити Турова во время этой злополучной поездки успел я чуть-чуть сняться, теперь должен лететь в Минск на 2 дня спеть на свадьбе «А вот явились к нам они — сказали «Здрасте». Спою и уеду, как спою, так сразу и уеду... А что мне еще — спел, да уехал. Все эти поездки мелкие съемки хочу закончить до 20 числа, после чего поеду в Измаил и заставлю что-нибудь снять, чтобы было легче потом. Еще надо вспомнить себя на лошадях и познакомиться со своей новой лошадью, которая будет играть Абрека. Эго ло шадь, которая в сценарии.
Мое утверждение проходило очень трудно. Т. е. все были за меня, а Гуревич, тот, что начальник актерского отдела на «Мосфильме– », кричал, что дойдет до Сурина [26] , а Карелов тоже кричал, что до него дойдет. Тогда Гуревич кричал, что он пойдет к Баскакову [27] и Романову [28] , а Карелов предложил ему ходить везде вместе. Это все по поводу моего старого питья и «Стряпухи» и Кеосаяна. Все решилось просто. Карелов поехал на дачу к больному Михаилу Ильичу Ромму, привез его, и тот во всеуслышанье заявил, что Высоцкий де, его убеждает, после чего Гуревич мог пойти уже только в ж,.., куда он и отправился незамедлительно.,.» [29] (13)
26
Сурин В. Н,— генеральный директор киностудии «Мосфильм» (в те годы).
27
Баскаков В. Е.— заместитель председателя Комитета по кинематографии.
28
Романов А. В.— председатель Комитета по кинематографии при Совете Министров СССР (ныне Госкино).
29
Печатается с сохранением орфографии и пунктуации автора.
«Режиссер Евгений Карелов, для которого мы написали сценарий фильма «Служили два товарища» («Мосфильм», 1968 год. Роль: поручик Брусенцов. Фильм вышел на экран 21 октября 1968 года.— Лат.], сказал, что хочет попробовать на роль поручика Брусенцова актера с Таганки Высоцкого (...). Впрочем, сам Карелов относился к своей идее с некоторой робостью. В кино действовало железное правило, каким должен быть поручик: эталоном служил аристократически красивый Говоруха-Отрок из «Сорок первого» в исполнении Олега Стриженова. Мы посмотрели кинопробу и поняли, что именно таким, как его играл Высоцкий, и должен быть Брусенцов. Да, невысокий, кряжистый, какой-то «непородистый». Зато в каждом движении — характер, яростный темперамент, а в глазах — тоска и ум.
Когда в просмотровом зале зажегся свет, оказалось, что пришел посмотреть на себя и сам Высоцкий. Он сидел, слегка смущенный, застенчиво улыбался и, по-моему, не очень верил в то, что роль отдадут ему: знал, что стереотип режиссерского мышления — великая и недобрая сила... (Надо сказать, что Карелов на всякий случай уже попробовал на роль Брусенцова и Олега Янковского. Получилось совсем неинтересно: Олег играл на пробе всех поручиков, которых видел до этого в кино. А вот когда ему досталась в этом же фильме роль Некрасова, он сыграл его, по общему мнению, просто великолепно — и ни па кого не похоже)». (6)