Владивосток - Порт-Артур
Шрифт:
Вскоре его крупный снаряд попал в носовую часть нашего броненосца в районе водонепроницаемой переборки 20 шпангоута на батарейной палубе, разрушив частично переборку, и палубу, прилегающие каюты, образовав в борту громадную дыру, к счастью ее не захлестывало водой. Начался пожар в шкиперской кладовой по левому борту, и все быстро затянуло дымом. Прислуга носовых малокалиберных орудий под руководством мичмана Бачманова быстро залила водой пожар, однако шкиперское имущество продолжало тлеть, и его приходилось затем периодически поливать водой.
Теперь, наконец, по мере поворота, проявился характерный профиль нашего противника, со стоящей отдельно третей трубой. Это был броненосный крейсер французской постройки "Адзума".
Впрочем, попаданий при этом в нас было сравнительно немного. Снаряд крупного калибра, попавший в фок-мачту ниже боевого марса, осколками, в том числе отраженными марсом, повредил носовой дальномер, убил на месте дальномерщиков, поранил командовавшего ими мичмана Палецкого и стоящих на крыле мостика двух сигнальщиков, но сама мачта устояла. Адмирал с командиром броненосца стояли около самой боевой рубки, и сноп осколков прошел мимо, хотя у Андрея Андреевича Вирениуса воздушной волной сбило фуражку. После чего они перешли в боевую рубку, тем более, что широкие смотровые щели способствовали хорошему обзору. Примерно в это же время крупный снаряд попал в 14-весельный катер около грот-мачты, разрушил его и соседние баркасы, а также вызвал небольшой пожар.
Затем произошло еще одно попадание - в носовую 10" башню, броня башни вполне выдержала взрыв, однако сноп осколков влетел в боевую рубку через смотровые щели и убил на месте нашего старшего артиллериста, штурмана лейтенанта Дьяченкова и рулевого квартирмейстера, а отраженными осколками переломал оборудование. К счастью руль и машинный телеграф действовали, а штурвал удерживали раненый боцман и лейтенант Саблин. Послали за санитарами и младшим артиллеристом. Минный офицер лейтенант Саблин сам ушел на перевязку, после того как боцман заменил его у штурвала.
"Адзума" тем временем уже почти закончила разворот и побежала от нас. Видимо мы все-таки серьезно попали в нее, раз она так неожиданно поменяла свои намеренья. Как мне потом рассказали, адмирал в рубке сказал, что будем догонять, сколько сможем, и вести при этом анфиладный (продольный) огонь. Здесь мы в лучшем положении. У "Адзумы" в корму могут стрелять только две восьмидюймовки, но они не в состоянии пробить броневой траверз "Осляби", наша же пара десятидюймовых орудий вполне может на такой дистанции пробить кормовой траверз Адзумы. Так что если нам повезет - "Адзума" сбавит ход, то вдвоем с "Авророй" есть шанс и утопить японца, лишь бы к нему подмога не подоспела. Приказали поднять сигнал: "Авроре": вступить в кильватер "Ослябе"...
Примерно через минуту крупный снаряд разорвался у основания грот-мачты, разрушив окончательно стоящие там гребные суда, и вызвав небольшой пожар. Трюмно-пожарный дивизион под руководством трюмного механика Успенского бросился тушить его. Однако через пару минут еще один снаряд разорвался как раз среди матросов пожарного дивизиона, разметав их по палубе, пробив навесную палубу и окончательно разрушив катера. Трюмный механик Успенский погиб, уцелевшие матросы унесли раненых на перевязку. А пожар тем временем набирал силу, питаясь деревянными обломками катеров и палубы. Я бросился к рострам и организовал тушение силами уцелевшей прислуги трехдюймовых орудий. Их доблестная работа осложнялось периодическими взрывами малокалиберных снарядов, поданных к орудиям и раскиданных по палубе и теперь находящихся в огне. Но матросы работали молодецки, и пожар стал постепенно стихать.
Неожиданно меня вызвали в боевую рубку сообщением, что командир и адмирал тяжело ранены и нужно принимать командование. Добежав до третьей дымовой трубы, я внезапно воздушной волной в спину был брошен вперед и, упав на палубу, разбил лицо, однако сознание
Как позже я узнал, вдобавок его осколки через вентиляционную шахту проникли к средней машине и повредили ее. Осколок снаряда попал в подшипник, и этот подшипник теперь сильно грелся. Нужно было остановить машину, чтоб выковырять осколок. Но так как на машинном телеграфе стоял "Самый полный вперед", а боевая рубка на вызовы не отвечала, мехи наши решили до последней возможности не останавливать машину, а подшипник охлаждать, поливая маслом.
Прибыв к боевой рубке, я увидел, что левое крыло мостика превращено в руины прямым попаданием, в рубке все забрызгано кровью и искорежено, внутри лежат мертвые и отдельно раненые. Командир корабля был смертельно ранен в голову и бредил. Весь бледный, адмирал наш без сознанья сидел, прислонившись к броне в луже крови, и зажимал руками рану на животе. Два санитара пытались разжать его руки, чтоб наложить повязку.
Раненый в руку лейтенант Колокольцов и тоже раненый старший боцман у штурвала удерживали корабль на курсе. Штурвал каким-то чудом действовал. Почти одновременно со мной, в рубку прибыли с перевязки старший минный офицер лейтенант Саблин и рулевой кондуктор Прокюс. Кондуктор сменил на руле Колокольцова, который, однако, отказался уходить на перевязку. Правда, управлять огнем из боевой рубки он уже не мог, аппарат Гейслера был разбит окончательно, переговорные трубы пробиты и скручены какими-то узлами, на месте, где раньше висел телефонный аппарат, теперь торчали только пучки проводов. Стали выносить раненых. Сначала пораженного несколькими осколками в спину Палецкого. Он был без сознания и, очевидно, потерял много крови...
В это же время в броненосец попал очередной 8" снаряд - в нос под левым клюзом, вскрыв взрывом изрядный кусок обшивки борта. И хотя пробоина была надводная, но буруном от хода ее весьма активно заливало. Корабль стал садиться носом, но огня не прекращал.
Тут "Ослябя" опять содрогнулся - это было парное (возможно одиночное) попадание 8" в переднюю броню верхнего носового каземата левого борта. Броня не была пробита, однако часть крепежных болтов была сорвана и бронеплита сдвинулась. Я был контужен воздушной волной, однако быстро пришел в себя. Начался пожар в находившейся рядом с местом взрыва малярной кладовой, но его быстро потушили. Лейтенант Колокольцов отправился в носовой каземат узнать про повреждения.
Дифферент между тем все нарастал, и из носовых отсеков поступали не радостные доклады. Все устанавливаемые для предотвращения растекания воды щиты и подпоры вылетали от сотрясений при стрельбе нашей же 10" башни, остановились носовые водоотливные насосы, в отсеках ниже бронепалубы остались отрезанные водой люди.
Необходимо было срочно заводить пластырь на пробоину, но сделать это можно было только застопорив ход. К тому же через уцелевшую переговорную трубу передали о необходимости остановки средней машины из-за поломки.
"Адзуме", так и не сбавившей ход, повезло, но дистанция еще была 35 кабельтовых - далековато, но вполне в пределах дальнобойности наших пушек. И я отдал приказ довернуть влево на 45 градусов, чтоб ввести в действие 3 шестидюймовки правого борта и кормовую башню. По расчету выходило, что "Адзума" будет на дальности нашего огня еще 10 или 15 минут и стрельбой всех четырех десятидюймовок есть еще шанс повредить ее.
В 12-42 "Ослябя" снизил скорость до 10 узлов, чтоб уменьшить напор воды через пробоины в носу, и начал медленно ворочать влево. Тут мы опять получили попадание, на этот раз снаряд навылет пробил носовую трубу и разорвался около средней трубы, повредив и ее. Но это был последний удар, полученный нашим броненосецем.