Владлен Бахнов
Шрифт:
Варвара уже собиралась спать, когда под ее окнами остановилась машина и в передней раздался резкий звонок.
— Чего трезвоните! Чего трезвоните! — хриплым шепотом закричала Варвара, открывая двери. — Не понимаете, что ребенок спит?
— Варвара Николаевна Самохина? — спросил, возникая на пороге, незнакомый человек в сером костюме и шляпе.
— А ты кто такой? — подозрительно спросила молодая мать и увидела, что за незнакомцем стоит еще один, тоже в сером и тоже в шляпе.
— Пройдемте в квартиру. Здесь неудобно разговаривать, — уверенно проговорил первый незнакомец и, пропустив в переднюю второго, закрыл дверь.
— Да что вам надо? — струсила Варвара и невольно перешла на <вы>. Что-то в облике незнакомцев подсказывало ей, что с ними лучше быть повежливей. И на обэхээсовцев они
— У меня там в комнате ребеночек, — сказала Варвара. — Спит он. Туда нельзя.
— Ничего, ничего, у нас голоса тихие, — улыбнулся незнакомец. — Проходите! — И он первым вошел в комнату. — Мы сначала хотели вас вызвать к себе. Но потом выяснили. что живете вы одни, ребенка вам оставить нс на кого. Вот мы и приехали к вам. Поверьте, дело серьезное, срочное, иначе мы бы ни за что не потревожили бы вас. Да вы садитесь, разговор будет длинным.
И Варвара послушно села на краешек тахты, а гости расселись за столом.
— Разрешите поздравить вас с рождением сына, — сказал первый в сером. — Мальчик, надеюсь, здоров?
— Слава Богу, — кивнула Варвара, зябко кутаясь в халат. — А вам что нужно?
— Сейчас все объясню. Я — майор Зубатых, Валерий Павлович. А он, — майор кивнул на второго, — капитан Петров, мой коллега, — и майор протянул Варваре какую-то красную книжицу, но она обеими руками торопливо отстранила ее. — Дело у нас к вам неожиданное, и вы, пожалуйста, постарайтесь вникнуть!
Читателю тоже придется вникнуть. И для этого нам придется ознакомить читателя с некоторой незнакомой, вероятно, для него информацией.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Несколько лет назад в одной небольшой стране Сонливии произошла обычная для наших дней заварушка. Началось с пьяной потасовки в шалмане. Потом потасовка выплеснулась на улицу, и спустя сутки отличавшиеся мирным характером аборигены по всей стране дубасили друг друга. Туг же появились, разумеется, лидеры, и Сон-ливия разделилась на! враждующие лагери. Одни объявили себя красными, другие ярко-красными, третьи темно-красными. и это оказалось достаточным для того, чтобы красные убивали ярко-красных, ярко-красные истребляли темно-красных, а темно-красные уничтожали и тех, и других. Война оттенков была беспощадной и бесцельной. Количество оттенков множилось пропорционального количеству честолюбивых лидеров. В стране каким-то образом появилось оружие, оставшееся в Штатах после войны Севера и Юга, и артиллерия, которую постыдно бросили в Крыму армии барона Врангеля. Однако с каждым днем военная техника модернизировалась, и вот уже над Сонливией закружились американские «Боинги» и темно-красные стали пулять в ярко-красных самыми современными ракетами. В течение года было 68 перемирий и сменились 12 коалиционных правительств. Наконец по воле случая Президентом Сонливии стал подпоручик Орландо Орланьте. Он объявил, что хочет мира, и пригласил на мирную конференцию двадцать семь лидеров, представлявших двадцать семь красных оттенков. Впрочем, настоящих оттенков было гораздо меньше. Но к тому времени в Сонливии появились и такие партии, как неярко-красные, левоярко-красные и даже просто красно-красные, то есть партии, являвшиеся не оттенками, а оттенками оттенков. Но как бы то ни было, на совещании присутствовали двадцать семь лидеров, представлявших двадцать семь до зубов вооруженных партий. В целях безопасности совещание проходило на военном корабле, стоявшем в открытом море, чтобы никакие экстремисты и террористы не могли к нему подобраться. Орландо Орланьте краткой вступительной речью открыл мирное совещание и скромно уселся в сторонке…
С первой же минуты начались ожесточенные дебаты. Увлеченные принципиальными спорами, участники мирной конференции даже не заметили, что Орландо исчез, а корабль тонет. Более того, уже очутившись в воде, лидеры продолжали дискутировать и топить друг друга. Короче говоря, спасся один Орландо.
Он добрался до берега и, еще не успев обсохнуть, объявил, что отныне является единственным правителем Сонливии и не потерпит никаких оттенков. В стране наступил долгожданный мир. Случайно уцелевшие немногочисленные жители Сонливии благословляли мироносца. Орландо, почувствовав народную
В первый же месяц атаман выгнал из столицы все посольства. выслал всех иностранных журналистов и посадил в тюрьмы отечественных, а уж после стал править. Ни одного интуриста в Сонливию не впускали и ни одного туриста из Сонливии не выпускали. Ни в какие отношения с внешним миром атаман не вступал, и о том, что происходит в загадочной Сонливии, знали только по слухам. Газеты там не выходили, радио передавало только бодрые марши. а из победных маршей, как известно, много информации не выжмешь.
И вдруг пошли слухи, что вскоре атаман Орландо собирается торжественно отметить пятилетие своего прихода к власти. Сначала в МИДе надумали послать Орландо приветственную телеграмму. Но протокольный отдел сказал, что делать этого нельзя, потому что у Москвы с Сонливией нет дипломатических отношений. Однако упускать редкую возможность не хотели. И тогда в компетентных органах вспомнили о вечногорских традициях неформальных связей с зарубежными деятелями. И решили, что хорошо было бы, если бы кто-нибудь из жителей этого славного города в частном порядке назвал своего новорожденного в ознаменование исторического пятилетия Орландо и послал бы об этом атаману телеграмму.
Конечно, атаман мог не обратить на телеграмму внимания. Тем более что не знали, сохранились ли в Сонливии телеграф и почта. Но был шанс, что телеграмма не останется незамеченной и, может быть, атаман даже ответит на нее. А это уж какое-никакое, а начало восстановления связей. Атам, глядишь, завяжется переписка, а там и… Да что загадывать! Риск минимальный, а выгода может быть очень большой! И планы у компетентных органов были далеко идущие и многообещающие.
Разумеется, далеко не все, что мы поведали читателю, майор Зубатых сообщил молодой матери. Он приоткрыл ей лишь то, что считал возможным открыть частному незасекреченному лицу, не имеющему допуска к высоким тайнам государственной политики. Однако Варвара, которая знать не знала до этого ни про какую-то Сонливию, ни про какого-то атамана, сразу поняла, чего от нее хочет этот занудный мужик.
— Да что, я одна в Советском Союзе? Вот у вас есть дети? Вы им и давайте имя вашего атамана!
— Нет, Варвара Николаевна, я вижу, вы не вникли. — скорбно покачал головой майор. И вслед за ним так же покачал головой не проронивший ни слова капитан Петров'. — Если бы вы вникли, то вы бы поняли, что ваш сын — самая подходящая кандидатура: во-первых, у него еще нет имени, а юбилей Орландо будет отмечаться как раз завтра, так что телеграмму нужно давать немедленно. И если бы у меня лично родился бы сегодня ребенок, я бы не колебался ни минуты и дал бы ему любое полезное для интересов нашего государства имя! И он дал бы! — майор кивнул в сторону своего безмолвного спутника. — Теперь, во-вторых, у жителей нашего города есть замечательная традиция давать своим детям имена зарубежных прогрессивных деятелей. Весь мир знает об этом. И потому у атамана ваша телеграмма не вызовет никаких нездоровых подозрений.
— Каких еще подозрений? — насторожилась Варвара.
— Ну, он не станет думать, что, давая его имя ребенку, вы преследуете какие-нибудь неблаговидные политические цели. Вы же, надеюсь, не преследуете? — подозрительно уставился на Варвару майор.
— Да на кой мне!
— Вот видите… К тому же вы — мать-одиночка, а для нас это очень важно…
— Ха! Да какая я одиночка? — вспыхнула Варвара. — Мне сегодня, если хотите знать, десять человек предложения делали! Да я хоть сию минуту замуж выйти могу!