Владлен Бахнов
Шрифт:
Итак, вечером матч, который смотрели все граждане от мала до велика, на следующий день с утра разговоры об этом матче, а вечером снова матч. В стране было несколько любимых команд, и вместо бывших политических партий теперь существовали кланы болельщиков, вместо политических страстей — спортивные, а вместо политических дискуссий — хоккейно-футбольные свары. Министерство культуры знало, что делало. И даже последние известия читали за кадром, не прекращая показывать на экране хоккей. И постепенно международные события стали для граждан Бодливии ассоциироваться со спортом. И что бы ни происходило в мире, самым главным было все-таки: забросят шайбу или промажут, забьют гол или мяч опять пройдет мимо ворот.
Закон, обязывающий посещать театры, разумеется, оставался в силе,
Были и увлекательные остросюжетные пьесы, в которых герой, играя в одной команде, в душе был ярым приверженцем другой команды. Разумеется, та команда, за которую он играл, была иностранная, а та, за которую болел, — родная, отечественная. Оказывалось, что героя еще в грудном возрасте похитили из яслей и переправили за границу. Узнав об этом от своей дряхлой матери, которая специально приехала на решающий матч, чтобы открыть глаза своему похищенному сыну, прозревший приводил свою команду к поражению, а тренер в отместку убивал его мамашу как бы нечаянным ударом футбольного мяча в голову.
Были и такие спектакли, в которых, наоборот, в отечественную команду специально засылали иноземного диверсанта-футболиста. чтобы он подорвал моральный дух спортсменов. Но перед вторым таймом негодяя разоблачали. (Когда он переодевался, на его груди случайно обнаруживали сделанную на иностранном языке татуировку.) И отечественная команда опять-таки побеждала с разгромным счетом своих морально нечистоплотных противников.
Однако, несмотря на такие заманчивые и разнообразные спектакли, зрители шли в театр лишь только потому, что их обязывал к этому закон. Если бы не закон и не страх перед капельдинерами, черта с два их заманили бы в театр. Уловив эту тревожную тенденцию, министр культуры и лучший друг зрителей велел продавать наряду с обычными и льготные билеты. Льготные билеты стоили дороже, но лица, купившие их, от посещения театра освобождались, и многие граждане с радостью откупались от зрелищ, хоть и лишались хлеба.
Но при таком положении дальнейшее повышение цен на билеты было неразумным. А в то же время расходы на культурно-массовые мероприятия росли, оснащение капельдинеров современным оружием тоже стоило все дороже, а хоккейно-футбольный психоз достиг апогея, и держаться только на нем было рискованно.
И премьер-капельмейстер, пораскинув серым веществом, решил, что выручить Бодливию и поправить ее финансовые дела может только какой-нибудь надежный, хорошо проверенный, серьезный враг.
Да, да, генеральный брандмайор понимал этот политический парадокс, хоть в бытность актером из серьезных государственных деятелей играл только тень отца Гамлета.
— Нужен враг, — сказал Македонский заведующему отделом культуры иностранных дел.
— Простите, маэстро? — не понял заведующий.
— Нужен коварный, непримиримый, безжалостный, вооруженный до зубов враг! Есть у нас такой?
— Откуда? — извиняясь, развел руками заведующий. — У нас никогда врагов не было!
— Так будут! — стукнул кулаком по столу Македонский.
— Да кто же с нами враждовать станет? Кому мы, извините за выражение, нужны?
— Пойми, заведующий, — сказал задушевно и ласково Главный рабочий сцены. — нельзя нам без врага. Кто заставит народ любить нас. если не враг? Кто еще сильней сплотит вокруг нас
И заведующий, тронутый — тем, что с ним говорили так задушевно и доверительно, пообещал найти врага, чего бы это ни стоило!
И вот по дипломатическим каналам Бодливии стала искать честного, преданного врага. Конечно, если бы Генеральный брандмайор посоветовался со стариком Глузманом, тот бы сразу подсказал ему, где искать врага. Но премьер-капельмейстер не знал о существовании Абрама Марковича. А зря! «Если я не ошибаюсь, — думал пенсионер международного значения, сидя в привычном одиночестве на балконе, — если я, конечно, не ошибаюсь, у адмиралиссимуса Кастракки есть серьезные проблемы… Обещал он перегнать Америку? Еще как обещал! Перегнал он ее? Еще как не перегнал! И с каждым днем не перегоняет все больше… Очереди недовольны. Очереди, между прочим, всегда недовольны, на то они и очереди. Народ единодушно одобряет, а очереди в это же время недовольно ворчат. И если народ проводит в очередях слишком много времени, он перестает быть народом и превращается в очередь. Это народ, может быть, безмолвствует, а очередь скандалит! Очередь злится и хочет знать, почему она все время должна стоять в очереди? Ей нужна конкретная причина. И если причина находится, очереди сразу становится легче. Народу не легче, а очереди легче! Это ее особенность… И адмиралиссимусу придется-таки эту причину изобрести.
Конечно, если бы в Ломалии было хоть немного евреев, тогда было бы все проще. Евреи — вполне понятная для любой очереди причина всех неприятностей. На евреев презумпция невиновности не распространяется, и в чем бы их не обвинили, в том они и окажутся виноваты! Скажите, к примеру, что евреи скупают всю колбасу, чтобы делать из нее стиральный порошок, — и все поверят. Потому что для чего еще годится колбаса? Не для еды же! Но евреев в Ломалии нет, если, конечно, не считать корреспондента «Вечногорской правды» Лояльченко. Впрочем, откуда я знаю, что он еврей? Папа его Соломон Потопер был всем евреям еврей, и мама его Цицилия Залмановна тоже не похожа на китаянку. Но в наше время дети за отцов не отвечают. Так что будем считать, что евреев в Ломалии нет. И значит что? Значит, Кастракки должен искать причину своих выдающихся неуспехов вне Ломалии. И значит, Кастракки нужен хороший враг, на которого он мог бы все свалить. Враг, на которого он мог показать бы любой очереди и сказать: вот он, этот враг, причина твоих бед! И очередь согласится: да, он причина моих бед! И очереди сразу станет легче стоять в очереди. Да, что может быть лучше врага! Интересно, с кем Кастракки схлестнется? А то как бы враг не оказался лучше, чем надо, и не турнул бы президента из Ломалии!
И когда в газете «Вечногорская правда» появились первые сообщения о пограничных инцидентах между Ломалией и Полугадией, пенсионер решил, что Кастракки нашел-таки врага…
И стал Глузман старательно рыться во всех доступных ему справочниках, чтобы узнать, что же такое эта загадочная Полугалия, и узнал он поразительные подробности, о которых мы незамедлительно сообщим нашим благосклонным читателям.
Итак, дорогой читатель, вашу руку! Мы отправляемся в далекую Полугалию и в ее древнюю столицу Земфирополь.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Столица Полугалии Земфирополь раскинулась у подножия горы Алла-Малла, считавшейся одной из самых знаменитых гор мира. Верхняя часть ее почти всегда была окутана облаками, и в те редкие дни. когда облака рассеивались, очарованным зрителям открывалась величественно отдаленная и покрытая вечными снегами вершина. Это было незабываемое зрелище. И многие туристы посещали Земфирополь только для того, чтобы дождаться хорошей погоды и увидеть вершину.
Во всем мире продавались открытки с изображением знаменитой горы. Во всех учебниках географии писали о ней и во всех школах мира ученики хватали двойки, если не могли вызубрить, что высота Аллы-Маллы была шесть тысяч четыреста сорок четыре метра.