Власть и масть

Сухов Евгений Евгеньевич

И тут он понял, что неизвестный мастер придал ему черты Адольфа Гитлера.

Среди бросившегося в глаза великолепия он не сразу обратил внимание на двух мужчин, находящихся в помещении.

Кроме начальника лагеря, крупного седовласого штандартенфюрера СС лет пятидесяти, сидевшего за большим столом, в кабинете находился еще один человек интеллигентного вида, удобно расположившийся на кожаном диване. На вид ему было немного за сорок, в тяжеловатых очках из червонного золота, с густой черной шевелюрой, он производил с первого

взгляда самое благоприятное впечатление и походил на учителя средней школы. Вот только в его благие намерения мешала поверить одна особенность, – на нем был мундир рейхсфюрера СС.

Это был Генрих Гиммлер. Один из влиятельнейших людей Третьего рейха.

Томас Тенсон почувствовал, как его мгновенно парализовал страх. Нечто подобное должен чувствовать заяц, угодивший в когтистые лапы волка. А ведь еще минуту назад ему казалось, что после того, что он увидел в лагере Дахау, больше бояться уже невозможно. Грудину сперло, да с такой силой, как если бы кто-то наступил на грудь. В какой-то момент ему показалось, что он может просто умереть от удушья.

– Заключенный номер 143/SR857 по вашему приказанию прибыл, – преодолевая животный ужас, проговорил Томас Тенсон.

К его собственному удивлению, получилось довольно бодро.

Гиммлер неожиданно улыбнулся:

– Не пугайтесь меня, я не такой страшный, как выгляжу на фотографиях, – кивнул он на свой портрет, висевшей напротив двери.

Оба офицера дружно и непринужденно рассмеялись. Может, так и должен выглядеть Люцифер: интеллигентного облика, в старомодных очках из золотой оправы, весьма располагающей внешности, с убедительным негромким голосом, в черной форме, которая невероятно подходит его облику.

– Из вашего дела мне известно, что вы искусный кузнец? – вдруг спросил Гиммлер.

Весьма неожиданное начало. Что бы это могло значить? Ни к чему не обязывающие любезности перед серьезным разговором? С каких это пор в концентрационном лагере стали блюсти этикет?

– Профессия кузнеца у нас наследственная, господин рейхсфюрер, – отвечал Томас Тенсон, – этим ремеслом занимались все мои предки.

– А родом вы откуда?

– Из Литвы. Из города Каунаса.

Гиммлер понимающе кивнул:

– Мне приходилось там бывать по роду службы. Город мне понравился. Чисто. Чем-то он мне напомнил Пруссию.

– В нашем городе чувствуется влияние Германии, – охотно поддакнул Томас Тенсон.

– Как вам в лагере?

– Жить можно везде, главное – не отчаиваться, – бодро произнес Томас Тенсон.

С чего бы это рейхсфюреру вести разговоры с обычным кузнецом, который находится в лагере по политической статье?

– За что вы здесь находитесь?

Заключенный под номером 143/SR857 перевел взгляд на начальника лагеря. Лукавить не имело смысла, штандартенфюрер СС самым тщательнейшим образом познакомился с его личным делом, прежде чем распорядился привести его в кабинет.

– У меня была любовница… Очень

красивая женщина. Как потом выяснилось, она была связана с коммунистами… Но я об этом узнал только во время следствия. Произошла ошибка, я не имею никакого отношения к коммунистам.

– Каков у вас срок?

– Десять лет лагерей.

– Срок немалый… Потом, в лагерях может случиться много всего неприятного, – поморщившись, произнес рейхсфюрер СС. – Хотите, мы пересмотрим ваше дело? Это в нашей власти. Думаю, что господин штандартенфюрер не станет возражать, – посмотрел он на начальника лагеря. Стекла очков блеснули.

– Разумеется. Если заключенный встал на путь исправления, то у меня нет оснований держать его в лагере.

Томас невольно сглотнул горечь. Неужели под личиной Люцифера спрятался сам ангел?

– Благодарю вас, господин штандартенфюрер, – прохрипел Томас, расчувствовавшись.

– Пока еще благодарить рановато, – заметил рейхсфюрер, – для начала вы должны выполнить одну нашу просьбу.

– Все, что угодно, господин рейхсфюрер, – с готовностью отвечал Томас Тенсон.

– Все, что угодно, нам не нужно, нам достаточно самой малости, – голос рейхсфюрера немного подсел. Или ему только показалось. – Вы должны будете изготовить для нас одну вещицу. Насколько я понимаю, лучше вас ее никто не сделает. Так что считайте этот заказ путевкой к своему освобождению.

– Что же это такое?

На столе перед Гиммлером лежал черный портфель из добротной кожи. Вещь не новая, края портфеля с металлическими уголками значительно пообтерлись, рейхсфюрер вполне мог бы позволить себе другой, более современный, однако предпочитал этот, следовательно, с ним у него были связаны какие-то особые воспоминания.

Щелкнув замками, он открыл портфель и вытащил из него небольшой журнал.

– Нам бы хотелось, чтобы вы сделали вот такую работу.

– Что это? – с волнением спросил заключенный.

– А вы взгляните, – Гиммлер положил журнал на стол.

Едва справляясь с нетерпением, Томас Тенсон сделал два поспешных шага. Эсэсовец, стоявший у стола, потеснил его прикладом автомата, не давая возможности приблизиться вплотную. Он как бы давал понять, что расположение Гиммлера к заключенному для него ровным счетом ничего не значит, он по-прежнему находится на службе. Томас Тенсон вопросительно посмотрел на рейхсфюрера.

Гиммлер лишь милостиво махнул рукой: пусть подойдет. Эсэсовец отступил всего лишь на полшага, но его голубые и холодные глаза внимательно надзирали за каждым движением заключенного.

Журнал был цветной, отпечатан на хорошей бумаге, красиво иллюстрированный. Прежде таких удивительных фотографий видеть ему не приходилось. Томас Тенсон открыл журнал и увидел на развороте древнеримское копье. Оно лежало на красной подушечке, на которой отчетливо был запечатлен инвентарный музейный номер.