Власть и масть
Шрифт:
– Не вижу ничего удивительного, Раух, – не скрывая раздражения, отвечал Гиммлер. – Это всего лишь обломок шпоры, Нюрнбергская крепость очень старая и была построена во время крестовых походов, так что обломок мог находиться где-то среди валунов.
Адъютант выглядел взволнованным:
– Господин рейхсфюрер, я тут поинтересовался у доктора Хаусхофера, он преподает историю в университете. Он сказал, что эта шпора принадлежит германскому королю Фридриху Барбароссе!
Генрих Гиммлер посмотрел на адъютанта. На шутника тот не походил. А потом окружающая обстановка…
– Доктор Хаусхофер в этом уверен?
– Абсолютно, господин рейхсфюрер!
– Позволь спросить, откуда у него такая уверенность? – едко поинтересовался Гиммлер.
– Взгляните сюда, – показал он пальцем на дужку. – Тут проставлен королевский герб. Корона… А потом имя самого короля. Вряд ли кто из вассалов осмелился бы на подобный оттиск.
Рейхсфюрер зачарованно смотрел на вычурный вензель. Такой рисунок ему приходилось видеть разве что в музеях. Он был нечеткий, видно замазанный временем, но, тем не менее, его можно было различить. Особенно удалась корона. Рядом с ним – оттиск копья, очень напоминающего то, что сейчас находилось в подвалах Нюрнбергской крепости.
– Действительно непонятно, – выжал из себя рейхсфюрер. – Хм… На свете много противоестественностей, друг мой, – Гиммлер почувствовал, что волнение адъютанта невольно передается и ему. – И эта одна из них. Так что давайте не будем ломать голову. А шпору можете отдать этому профессору. Он единственный, кто сумеет оценить этот предмет по достоинству.
Быстрым шагом Гиммлер направился к выходу. Хотелось как можно быстрее покинуть душные подвалы. Успокоился он только тогда, когда оказался во дворе крепости. Адъютант расторопно забежал вперед и распахнул перед ним дверцу авто. Уже усаживаясь в кресло, рейхсфюрер распорядился:
– Вот что сделаете, Раух. Давайте сейчас езжайте к бургомистру, я хочу видеть его через час.
Не дожидаясь ответа, он захлопнул за собой дверцу.
Вилли Либель явился через пятьдесят пять минут. Промелькнувшую в глазах тревогу он попытался скрыть за радушной улыбкой. В искренность не верилось. Не каждый человек будет пищать от восторга, когда вдруг услышит, что в полуночное время его желает видеть высокое начальство. А потому формальности можно было опустить. Показав на кожаное кресло, стоящее у стола, Генрих Гиммлер распорядился:
– Садитесь, Вилли.
Наверняка в вечернее время бургомистр намеревался расположиться в кресле у камина, чтобы выпить традиционный бокал вина, а вместо этого вынужден лепить счастливую физиономию и делать вид, что необычайно рад полуночной встрече с рейхсфюрером.
– Прошедшая бомбардировка принесла Нюрнбергу неприятности, – произнес Гиммлер после того, как бургомистр расположился в кресле. – Я видел много разрушенных домов.
Либель невольно поджал губы, – не самое благоприятное начало разговора. Надо полагать, что завершение будет еще более удручающим.
От Гиммлера не утаилось неудовольствие Либеля,
– Предстоит много работы. Сейчас я занимаюсь тем, что пытаюсь разместить людей, оставшихся без крова.
– Таких людей с каждый днем будет все больше, – заметил рейхсфюрер. – Бомбардировки американцев становятся все более продолжительными. А вы что думаете по этому вопросу?
Еще один незадачливый вопрос, и одному Богу известно, как на него отвечать. А Генрих Гиммлер, терпеливо дожидаясь ответа, буквально прожигал его пронзительным взглядом. Весьма сложное положение: не отвечать на вопрос рейхсфюрера нельзя, но и поддакивать тоже весьма опасно. А что, если он просто испытывает его на благонадежность? И более известные люди заканчивали свои дни в концлагере за откровенные речи.
Следовало проявить благоразумие.
– Я полагаю, что все образуется, господин рейхсфюрер, – бодро отвечал Вилли Либель.
– Будем надеяться, – отвечал рейхсфюрер, не разжимая зубов. – В настоящее время «Дом Дюрера» работает?
– Пока он работает, но мы собираемся его закрыть, господин рейхсфюрер. Посетителей мало, а держать сейчас целый штат нецелесообразно.
– А много желающих посмотреть Копье судьбы?
– Такие имеются… У меня в кабинете лежат две большие заявки. Первая группа – школьники старших классов. Скоро им идти на фронт. И еще одна группа – раненые местного госпиталя.
Удовлетворенно кивнув, Гиммлер отвечал:
– Хорошо. Значит, уже все знают о том, что Копье судьбы лежит именно здесь.
– Так точно, рейхсфюрер.
– Сделайте вот что, господин Либель. Нужно будет провести еще один отвлекающий маневр от места, где лежит Священное копье. Следующей ночью возьмете взвод солдат, под предлогом эвакуации ценностей оцепите «Дом Дюрера» и погрузите в грузовики фальшивые ящики. Особой конспирации соблюдать не нужно, пусть весь город знает о том, что происходит. Пускай все думают, что мы эвакуируем Копье судьбы.
– Я все понимаю, господин рейхсфюрер.
– Школьникам и солдатам в заявке отказать. Прозрачно намекните о том, что в настоящее время посмотреть Священное копье они не смогут.
– Куда мне вывезти фальшивые ящики, господин рейхсфюрер?
Оперевшись о подлокотники, Гиммлер поднялся и шагнул к огромной карте, висевшей на стене. Прикусив нижнюю губу, он некоторое время вчитывался в названия, затем прочертил карандашом небольшой круг.
– Езжайте к озеру Целль. Все ящики скинете в воду. Вам все понятно?
– Я вас понял, господин рейхсфюрер.
– И еще вот что… Привлеките для выгрузки ящиков своего профессора… Напомните, как его фамилия?
– Доктор Хаусхофер.
– Пусть этот доктор Хаусхофер почувствует свою значимость. И сделайте все таким образом, чтобы он лично отвечал за исход операции.
– Слушаюсь, господин рейхсфюрер.
Посмотрев на часы, Гиммлер сказал:
– Скажите моему пилоту, что до Зальцбурга я доберусь на машине. Что-то у меня тревожное чувство, а оно меня подводит редко.