Власть и наука
Шрифт:
Параллельно в двух вузах в Москве появились кафедры по подготовке кадров физиков для работы по биологической проблематике: на физическом факультете МГУ в 1957 году Л.А.Блюменфельд (с помощью всё того же Тамма) организовал кафедру биофизики, и в Московском физико-техническом институте в 1959 году Ю.С.Лазуркин возглавил кафедру радиационных воздействий, позже переименованную в кафедру молекулярной биофизики.
В это время в ряде физических центров активно работали научные семинары, на которых рассматривали вопросы биологии -- и прежде всего теорсеминар Тамма в физическом институте им. Лебедева АН СССР. На этом этапе в общую работу физиков по становлению исследований в области радиационной биологии включился академик Андрей Дмитриевич Сахаров.
Многое из истории этой борьбы сегодня утеряно, многие важные вехи на пути к возрождению генетики в СССР остались неотмеченными, многое попросту делалось так, чтобы следов не оставалось. Нет стенограмм ряда важных выступлений, всё меньше остается людей, лично участвовавших в борьбе с монополизмом в биологии в СССР.
Тем не менее, забыто далеко не всё. В январе 1958 года Андрей Дмитриевич, пользуясь своим высочайшим положением в кругах элиты советской науки, получил доступ для беседы с секретарем ЦК КПСС М.А.Сусловым. Тема беседы оказалась для Суслова неприятной, но деваться было некуда. Ему, известному покровителю Лысенко, Сахаров стал говорить о неблагополучии в советской биологии, о засилье лысенкоистов и о необходимости срочно выправлять положение (166). Хотя этот разговор и не дал немедленных результатов, он не мог не показать второму по важности человеку в тогдашней партийной олигархии, что думают ученые о вреде Лысенко для страны.
К этому же времени относится и работа Сахарова, показавшая, в противовес выводам американских специалистов, что испытание ядерного оружия в атмосфере -- далеко не безобидное занятие, т. к. от него портится наследственность всех существ на земле. Впервые эти расчеты Сахарова были опубликованы в октябре 1957 года (167). В 1959 году в Атомиздате был выпущен маленький сборник "Советские ученые об опасности испытаний ядерного оружия" с предисловием Курчатова. Центральной статьей сборника стала работа Сахарова "Радиоактивный углерод ядерных взрывов и непороговые биологические эффекты" (168). Вопросы, поставленные в этой статье, касались генетических последствий взрывов водородных бомб и имели принципиальное значение. Известный физик Э.Теллер -- венгерский эмигрант и один из отцов американской водородной бомбы даже заявил, что вред от таких испытаний "эквивалентен выкуриванию одной папиросе раз в полмесяца" (169). Андрей Дмитриевич решил тщательно проанализировать этот вопрос. Анализ опроверг выкладки Теллера и его последователей.
Полемизируя с теми, кто, подобно Э.Теллеру и А.Лэттеру, считал, что
"мутации (наследственные болезни) следует приветствовать как необходимую жертву биологическому прогрессу человеческого рода" (170),
Андрей Дмитриевич, выражая озабоченность будущим Земли заявлял:
"Неконтролируемые мутации мы склонны рассматривать как зло, как дополнительную к другим причинам гибель десятков и сотен тысяч людей в результате экспериментов с ядерным оружием ... (171).
Исходя из этого, Сахаров делал совершенно определенный вывод, не допускающий превратного толкования:
"Продолжение испытаний и всякие попытки узаконить ядерное оружие и его испытания противоречат гуманности и международному праву. Наличие радиоактивной опасности от так называемой "чистой" (т. е. безосколочной) бомбы лишает какой-либо почвы пропагандистские высказывания о качественно особом характере этого вида оружия массового уничтожения" (172).
Разобравшись в существе влияния излучения на гены, Андрей Дмитриевич смело включился в борьбу по двум направлениям: за прекращение ядерных испытаний во всех сферах и за
Борьба по обеим линиям была плодотворной. По первой линии в августе 1958 года он вместе с Курчатовым выступил против намечавшихся ядерных испытаний, и Курчатов даже специально слетал в Ялту к отдыхавшему там Хрущеву, чтобы повлиять на советского лидера, но это оказалось безнадежным делом. Тогда в начале 1961 года Андрей Дмитриевич написал докладную записку Хрущеву и стал ждать подходящий момент, чтобы вручить её лично. Такой случай представился во время встречи руководителей партии и ученых-атомщиков в июле того же года. Ответ на записку был быстрым и вполне в духе Хрущева: на банкете по случаю встречи он, уже "под градусами", заявил:
"Политические решения, в том числе и вопрос об испытаниях ядерного оружия, -- прерогативы руководителей партии и правительства и не касаются ученых" (173).
Однако уже в 1963 году благоприятный момент настал. В это время между Москвой и Вашингтоном наметился прогресс, лидеры двух стран -- Хрущев и Кеннеди -- искали точки соприкосновения, и Сахаров решил использовать это потепление. Он еще раз обратился к Хрущеву с предложением подготовить проект договора о запрещении ядерных испытаний в атмосфере, под водой и в космосе. Хрущев одобрительно отнесся на этот раз к предложению. Сахаров изложил письменно основные пункты договора, причем его формулировки были столь точны, продуманы и логичны, что практически без изменения были выдвинуты от имени СССР для обсуждения с американской стороной. За небывало короткий для подобного рода документов срок (около месяца) все детали пунктов договора были согласованы, и в том же 1963 году
"Н.Хрущевым и Дж.Кеннеди был подписан "Московский договор" о запрещении испытаний в трех средах, к которому присоединилось большинство государств" (174).
По второй линии -- борьбе с лысенкоизмом также имелось существенное продвижение вперед. Не только разговор с Сусловым, но и многие другие беседы, обращения и инициативы дали свои плоды. Начиная с 1958 года, Комитет по атомной энергии при Совете Министров СССР и Министерство иностранных дел согласились, что советские генетики будут принимать участие в работе Комитета по радиации при ООН (175). В Женеву для участия в работе Комитета выехали А.А.Прокофьева-Бельговская и М.А.Арсеньева-Гептнер. К этому времени уже были получены советские данные о минимальных дозах облучения, дающих эффект у человека, и эти данные (в их сборе приняли участие М.А.Арсеньева-Гептнер, Ю.Я.Керкис, Г.Г.Тиняков и др.) с интересом были восприняты мировой научной общественностью.
Всё это привело к тому, что ни в 1958, ни в 1960 годах при выборах новых членов Академии наук СССР лысенковские кандидаты не прошли, а вот генетики одержали победу. В 1958 году членом-корреспондентом АН СССР был избран Б.Л.Астауров (на заседании секции генетики МОИП по этому поводу было устроено радостное и волнующее чествование Бориса Львовича).
Присуждение советским ученым "Дарвиновской Плакетты"
Полнокровно текла научная жизнь в ряде лабораторий, особенно в Институтах атомной энергии, биофизики, химической физики, были опубликованы, и в немалом количестве, статьи по генетике (176). Советские генетики приняли участие во Второй Международной Конференции по мирному использованию атомной энергии в Женеве в сентябре 1958 года (177).
Во всем мире готовились к празднованию юбилея -- столетней годовщины со дня выхода в свет "Происхождения видов" Ч.Дарвина. В СССР этот юбилей собирались отпраздновать не только генетики, эволюционисты, экологи, но, разумеется, и лысенкоисты. Хотя последователи "мичуринского" учения так отпрепарировали дарвинизм, что от него остались "рожки да ножки", они уверенно причисляли себя к сторонникам дарвинизма (добавляя, правда, что они -- сторонники творческие: вольны модифицировать постулаты дарвинизма в соответствии со своими нуждами и вовсе не намереваются обращать внимание на протесты заскорузлых и твердолобых догматиков).