Власть меча
Шрифт:
– Простите, сэр, приказ.
У баррикады стояло с десяток полицейских, четверо из цветной муниципальной полиции.
– Сержант, а что бы вы сделали, если бы ваша мать или жена нуждалась в вас?
Сержант осмотрелся.
– Я скажу вам, сэр, что я сделаю. Мои люди откроют на одну минуту шлагбаум и повернутся спиной. Я вас никогда не видел и ничего о вас не знаю.
Улицы были пустынны, но завалены мусором, камнями и кирпичами; под колесами «ягуара» звенело разбитое стекло. Шаса ехал быстро, ужасаясь разрушениям, которые видел вокруг себя, и щурясь из-за облаков дыма, которые
– Тара Малкомс. – Сержант за столом в приемной сразу узнал это имя. – Да, можно сказать, что мы ее знаем. В конце концов потребовалось четверо моих людей, чтобы притащить ее сюда.
– В чем ее обвиняют, сержант?
– Посмотрим… – Он заглянул в листок с обвинениями. – Пока только участие в незаконном мероприятии, сознательное уничтожение собственности, призывы к насилию, использование оскорбительных и угрожающих выражений, препятствование исполнению полицией своих обязанностей, нападение на полицейского и/или полицейских, использование оружия, преднамеренное нападение.
– Я заплачу за нее залог.
– Я бы сказал, сэр, это обойдется вам недешево.
– Ее отец – полковник Малкомс, министр правительства.
– Почему же вы сразу не сказали? Пожалуйста, подождите здесь, сэр.
У Тары под глазом темнел синяк, блузка была порвана, рыжие волосы всклокочены. Она сквозь прутья решетки посмотрела на Шасу и спросила:
– А как Хью?
– По мне так Хью может вариться в аду.
– Тогда я буду вариться с ним, – свирепо ответила Тара. – Без него я отсюда не уйду.
Шаса узнал упрямое выражение этого лица мадонны и вздохнул. Итак, это обойдется ему в сто фунтов: пятьдесят за Тару и пятьдесят за Хью.
– Но будь я проклят, если он поедет с нами, – объявил он. – Пятидесяти фунтов довольно с любого большевика. В свою конуру пусть топает пешком.
Тара села на переднее сиденье «ягуара» и вызывающе скрестила руки. Оба молчали, когда Шаса завел мотор и с ненужной яростью тронулся с места в голубом дыму из-под горящих шин.
Но покатил он не обратно, к богатым белым пригородам на юге, а с ревом повел «ягуар» вверх по склонам Пика Дьявола, пока не остановился там, откуда открывался вид на дымящиеся, поврежденные здания Шестого района.
– Что ты делаешь? – спросила Тара, когда он выключил мотор.
– Разве ты не хочешь взглянуть на свою работу? – холодно спросил Шаса. – Ты ведь гордишься вашими достижениями!
Она неловко поерзала на сиденье.
– Это не мы. Это хулиганы и бандиты.
– Милая Тара, именно так и происходит революция. Криминальные элементы подстрекают к уничтожению существующей системы, к разрушению закона и порядка, а потом вмешиваются власти и восстанавливают порядок, расстреливая революционеров. Разве ты не читала труды своего обожаемого Ленина?
– Виновата полиция…
– Да, всегда виновата полиция –
– Все совсем не так…
– Замолчи! – рявкнул он. – Хоть раз замолчи и выслушай. До сих пор я терпел твои игры в Жанну д’Арк. Это было глупо и наивно, но я терпел, потому что любил тебя. Но теперь, когда ты начала поджигать дома и бросать кирпичи и бомбы, мне это больше не кажется забавным.
– Не смей быть ко мне снисходительным! – вспыхнула она.
– Посмотри, Тара, посмотри вниз на дым и пламя. Там люди, о которых ты будто бы заботишься, люди, которым, по твоим словам, ты хочешь помочь. Их дома и имущество, к которым ты поднесла факел…
– Я не думала…
– Конечно, не думала. Но я сейчас скажу кое-что новое, и тебе стоит это запомнить. Если ты пытаешься уничтожить землю, которую я люблю, заставить ее жителей страдать, – ты мой враг, и я буду сражаться с тобой не на жизнь, а на смерть.
Тара долго молчала, отвернувшись, и наконец негромко сказала:
– Пожалуйста, отвези меня домой.
Пришлось ехать кружным путем, через Клуф-Нек, вдоль берега океана и в объезд Столовой горы, чтобы обогнуть районы беспорядков. И Шаса, и Тара молчали, пока он не остановил машину у дома Малкомсов в Ньюленде.
– Может, ты прав, – сказала Тара. – Может, мы действительно враги.
Она вышла из «ягуара» и смотрела на Шасу, сидевшего за рулем.
– Прощай, Шаса, – тихо и печально сказала она и ушла в дом.
– Прощай, Тара, – прошептал он. – Прощай, мой любимый враг.
Все Кортни собрались в гостиной Вельтевредена.
Сэр Гаррик и Анна сидели на длинном диване, накрытом полосатым ковром. Они приехали из Наталя на день рождения сэра Гарри, и неделю назад все поднялись на Столовую гору и устроили традиционный пикник. День рождения прошел весело, и с ними, как в большинстве подобных случаев, был оу баас – генерал Ян Кристиан Сматс.
Сэр Гарри и леди Анна несколько дней назад собрались домой, но тут пришло страшное известие о вторжении Германии в Польшу, и они остались в Вельтевредене. Правильно: в такие отчаянные дни семья должна быть вместе.
Сидя рядом, они держались за руки, как молодые. С прошлого дня рождения сэр Гарри отрастил маленькую серебряную эспаньолку, возможно, бессознательно подражая своему старому другу генералу Сматсу. Бородка подчеркивала его внешность ученого и аскетическое бледное лицо. Он слегка подался вперед на диване, прижимаясь к жене, но все его внимание было сосредоточено на радиоприемнике, возле которого возился Шаса Кортни, поворачивая ручки и хмурясь при треске статики.
– Би-би-си на волне сорок один метр, – резко сказала Сантэн и посмотрела на свои украшенные бриллиантами часики. – Быстрей, chеri, или мы пропустим передачу.
– Ага!
Шаса улыбнулся: треск прекратился и отчетливо послышались удары Биг-Бена. Когда они стихли, заговорил диктор:
– Двенадцать часов по гринвичскому времени, и вместо новостей мы передаем заявление премьер-министра мистера Невилла Чемберлена.
– Прибавь звук, chеri, – тревожно сказала Сантэн, и в элегантной комнате зазвучали роковые слова, размеренные и серьезные.