Властелин Безмолвного Королевства
Шрифт:
– Ты, кажется, взволнован, – сказал принципат.
– Думаю об этой истории. В ужасном мире мы живем.
– Герис, согрей ему кофе. Пайпер, мне, возможно, придется наложить на тебя кое-какие чары.
Усилием воли Хект взял себя в руки, хотя в голове по-прежнему царил полный сумбур.
Он вспоминал. Ведь у него была сестра по имени Герис. Старшая сестра.
Делари как-то заметил, что его внучка очень похожа на свою мать.
Теперь он видел, как она похожа на тот смутный образ, что с мучительной ясностью всплыл сейчас перед глазами.
– Думаю, я уже под действием чар. Что вы подсыпали в кофе? – Амулет
– Герис, спрошу еще раз. Твой отец точно был уверен?
– Ошибки быть не может. Последний год своей жизни он почти целиком потратил на то, чтобы во всем удостовериться. Целое состояние на это ушло. Где-то здесь или в Кастелле спрятаны бумаги – копии его записей. Еще с тех пор, как он узнал о нашем пленении, отец искал нас, выслеживал тех людей. Удалось разыскать почти всех, кто был на том корабле. Они умерли, зная, за что умирают. Но нескольких он не успел найти: Старкден – именно она все спланировала, а еще дэвов, которые профинансировали тот поход. Где бы отец сейчас ни был, уверена, смерть Старкден его порадовала. Но вот дэвы – эти до сих пор не наказаны.
Делари хмыкнул и повернулся к Хекту.
Тот все еще не пришел в себя: к подобному он оказался не готов.
– Я пытался медленно и осторожно подтолкнуть тебя к правде, – пояснил принципат, – надеялся, что ты сам догадаешься. Но ты упорно не желал ничего видеть.
Белокурая женщина с усталым вздохом поднялась со стула и тоже повернулась к Хекту.
– Гисорс, неужели ты ничего не помнишь? – сказал Делари.
– Гисорс? – переспросил Хект.
– Такое имя дал тебе мой сын. Почему – не знаю. Оно восточное, как и Герис. Мы будем по-прежнему звать тебя Пайпером, чтобы ненароком не оговориться: ты так привык, да и все остальные знают тебя как Пайпера Хекта. А представлять тебя как давно потерянного внука уже поздновато.
Хекту хотелось спорить, все отрицать, цепляться за свои рассказы про Дуарнену. Он ведь так вдохновенно им врал. Только вот они не поверили.
Оставалось просто молчать. Он ни в чем не признается, что бы с ним ни делали. Пусть сейчас он ошеломлен, но он – ша-луг, самый многообещающий ученик школы неутомимых отроков.
– Те работорговцы были дэвами, – сказала Герис. – Вот почему им и удалось, не вызывая подозрений, завести в гавань корабль с наемниками. Именно поэтому отец так ненавидел дэвов. Именно поэтому отправился в Сонсу. Все думали, Братство хочет ограбить дэвский квартал, но это отец науськивал рыцарей, играл на их жадности. Он уехал из Ранча, потому что услышал, что в Сонсе объявились те дэвы, которые профинансировали злополучный поход работорговцев. Действовал хитро, использовал Братство Войны, чтобы отомстить. Никто этого не понимал, ведь они получили желаемое.
Лицо Хекта оставалось бесстрастным. Слишком уж все нелепо, чтобы быть правдой.
Они думают, что знают, кто он такой. Видимо, кто-то из дэвов его предал. Или Анна. Или Титус Консент. А теперь морочат голову, чтобы он во всем сознался.
– Когда твой отец понял, кто ты… Он простил ту боль, которую ты ему причинил.
Сделал бы ша-луг Элс Тейдж тот выстрел, который покалечил, а потом и свел в могилу Грейда Дрокера, если б знал, что волшебник из особого ведомства – его отец?
Сделал бы. Если бы знал только это. У него не было причин любить Грейда Дрокера, а у Грейда Дрокера не было причин
– Он специально отправился в кальзирский поход – хотел тебя защитить, сблизиться с тобой.
У Хекта в голове роилась тысяча вопросов, но он молчал.
Он не будет злить их и спорить. Но и не признается ни в чем.
– Но Грейд потерпел неудачу. Когда стало ясно, что долго ему не протянуть, заботы о тебе взял на себя я. Тоже пытался опекать. Кое-что у меня получилось, но в основном надежды мои не сбылись. Мой внук стал великим военачальником чалдарянского мира, но не готов признать себя моим внуком. Да еще оказалось, что семейство, в котором веками рождались самые могущественные в епископальных краях волшебники, внезапно произвело на свет детей, способных к колдовству не больше какого-нибудь свинопаса.
Хект глубоко вдохнул и выдохнул, чтобы успокоиться.
– Я думал, – сказал он, – мы собираемся заняться загадкой воскресшего из мертвых Кловена Фебруарена.
Делари и его внучка сердито переглянулись.
– Как пожелаешь, Пайпер, как пожелаешь, – поджал губы принципат. – Заставить мы тебя не можем. Но ты лучше взвесь все за и против и подумай, что будет, если ты продолжишь упорствовать в своем заблуждении.
Это угроза? Или просто констатация факта? Или и то и другое?
Хект стал припоминать, кто именно знал, что в прошлой жизни он был капитаном ша-луг Элсом Тейджем.
А знала об этом, как ни печально, куча народу.
– Если нужно, – сказал он, – я стану Гисорсом. Я усвоил, что иногда приходится становиться тем, кем хотят меня видеть другие.
Этот трюк сработал тогда – в плену у Граальского императора. И когда его нанимал Бронт Донето. В некоторой степени ту же стратегию Пайпер использовал с Арньена и Бруглиони и когда командовал городским полком во время кальзирского священного похода. Нужно просто показать людям то, что они хотят увидеть, а самому делать свое дело.
Но принципату Муньеро Делари мало было иллюзий. Он знал, чего хочет, – это читалось в проницательном взгляде старика.
– Герис, собери прислугу в кухне. Начнем оттуда.
Прислуга не обрадовалась. Заспанная кухарка явилась в ночной сорочке и без тени испуга спросила:
– Это все надолго? Мне завтра вставать спозаранку.
– Зависит от вас самих.
Туркин и Фельска, в отличие от госпожи Кридон, еще не ложились. Это была пожилая супружеская пара, оба родом из Брота. У Фельски уже начали седеть волосы, а у Туркина намечалась лысина. Всю жизнь они прослужили в особняке Делари и другой работой никогда не занимались.
– Живет ли в этом доме некто, о ком мне не говорили? – спросил принципат.
Слуги удивленно переглянулись.
– Так что же?
– Не очень поняла вопрос, – сказала госпожа Кридон.
– По-моему, я внятно говорю. Не заикаюсь и туману не напускаю. Кто без моего на то дозволения живет в этом доме?
Кухарка покачала головой. Супруги пожали плечами.
– Никто не живет, ваша светлость, – ответил за всех Туркин. – Мы бы не позволили себе таких вольностей.
– И все же некий человек в коричневом одеянии, обычного телосложения, лет сорока или пятидесяти от роду, похожий на моего сына, входил в этот дом и выходил из него. Это подтверждает свидетель.