Властелин колец
Шрифт:
– Итак, с конями придется распрощаться, — молвил наконец Арагорн. — Ни догнать, ни поймать их мы не сможем. Что ж, если они не пожелают вернуться — попробуем обойтись без них. Когда мы пустились в погоню, у нас были только ноги — по счастью, они и теперь при нас…
– Ноги? — переспросил Гимли. — Ноги годятся для ходьбы, но, увы, накормить не могут.
Он подкинул дров в огонь и, сгорбившись, сел подле.
– А ведь еще недавно ты ни за что не желал садиться на коня! — рассмеялся Леголас. — Если так пойдет и дальше, скоро из тебя выйдет заправский наездник!
– Похоже, случая уже не представится, — усмехнулся Гимли.
Спустя некоторое время он заговорил снова:
– Если хотите знать мое мнение, то я думаю, что это был Саруман! Кому тут еще шастать? Помните, что говорил
– Я приму твое слово к сведению, — сказал Арагорн. — Но я принял к сведению и то, что старик был в шляпе, а вовсе не в капюшоне. Правда, это, скорее всего, не имеет никакого значения. Видимо, твоя догадка верна. Здесь мы в опасности — и днем и ночью. Сейчас же нам остается только лечь и отдохнуть, пока есть возможность. Дай–ка я посторожу вместо тебя, Гимли. Мне сейчас важнее поразмыслить, чем выспаться.
Ночь тянулась медленно. Арагорна сменил Леголас, Леголаса — Гимли, а там уже и рассвело. Ничего особенного не случилось. Старик больше не появлялся. Но и кони не возвратились.
Глава третья.
УРУК–ХАИ
Пиппину снился мрачный, беспокойный сон. Он слышал собственный зов, гулким эхом отдающийся в подземных коридорах: «Фродо! Фродо!» Но вместо Фродо его окружили сотни оскаленных орочьих морд, и сотни отвратительных лап потянулись к нему со всех сторон. Где же Мерри?..
Он очнулся и обнаружил, что лежит на спине. В лицо дул холодный ветер. Смеркалось, и небо над головой быстро темнело. Пиппин повернулся на бок — и обнаружил, что сон был ненамного хуже яви. Запястья, колени и лодыжки хоббита были туго перетянуты веревками. Рядом лежал Мерри, мертвенно–бледный, с головой, обвязанной каким–то грязным тряпьем. Вокруг, куда ни обернись, сидели и стояли орки — целая свора.
Голова у Пиппина раскалывалась от боли, но постепенно обрывки воспоминаний связались воедино, и он смог наконец разобраться, где сон, а где явь. События восстановились в истинной последовательности. Сперва они с Мерри зачем–то бросились в лес. Что на них нашло? Почему они очертя голову сорвались с места, даже не дослушав Бродягу? Куда там! И ведь довольно далеко убежали, а главное, вопили не переставая, пока не напоролись прямо на орков! Те стояли на цыпочках — прислушивались, и, если бы хоббиты вовремя опомнились, орки могли бы их и не заметить. Но они с Мерри, можно сказать, кинулись им прямехонько в объятья. Орки взвыли, из–за кустов выскочили еще десятка три — и пошла драка. Пиппин и Мерри схватились за мечи, но орки явно не желали биться — только гонялись за ними, пытаясь изловить, хотя Мерри шутить не собирался — отсек злодеям две–три лапы по самый локоть. Молодчина Мерри!
Тут из–за деревьев появился Боромир. Уж он–то заставил орков драться по–настоящему! Одних он убил на месте, другие кинулись врассыпную. Хоббиты бросились к лагерю, но далеко уйти им не удалось — навстречу уже бежали новые орки, не меньше сотни, причем некоторые на редкость здоровенные. На Боромира посыпался град стрел. Гондорец схватил рог и протрубил в него, да так, что загудело по всему лесу и орки, сробев, отступили, — но на зов ответило только эхо, и враги бросились в атаку еще яростнее. Больше Пиппин почти ничего не помнил. Последним, что он видел, был Боромир: гондорец сидел, прислонившись к дереву, и пытался вытащить из груди стрелу. Потом наступила темнота.
«Надо полагать, меня хряснули чем–нибудь тяжелым по голове, — догадался хоббит. — Как там, интересно, Мерри? Сильно ему досталось или не очень? Что с Боромиром? Почему орки нас не прикончили? Где мы и куда нас тащат?»
Ни на один из этих вопросов ответа не было. Пиппин сильно озяб, его подташнивало. «И зачем только Гэндальф за нас вступился перед Элрондом? — подумал он. — Толку от меня все равно никакого. Так, попутчик, если не просто лишний мешок с тряпьем. И вот меня украли, и теперь этот мешок волокут орки. Хорошо бы Бродяга или еще кто–нибудь отбил этот мешок обратно!
Он попробовал ослабить путы, но безуспешно. Один из сидевших рядом орков расхохотался и прокаркал что–то своему соседу на отвратительном гоблинском наречии.
– Отдыхай, пока дают, паря, — повернулся он затем к Пиппину, переходя на Общий Язык, который в его устах звучал почти так же омерзительно, как грубый орочий клекот. — И не рыпайся! Учти, в дороге разлеживаться не позволят. Еще успеешь пожалеть, что у тебя есть ноги!
– Дали бы мне волю, ты пожалел бы, что вообще на свет родился, — подхватил второй орк. — Ух и попищал бы ты у меня, крысенок! — Он низко наклонился над Пиппином и ощерил желтые клыки. — Нишкни–ка, а не то пощекочу вот этим! — И он повертел у хоббита перед глазами длинным зазубренным кинжалом с черной рукоятью. — Прикуси язык и лежи тихо, а то ведь я могу нечаянно и забыть о приказе. Будь они прокляты, эти исенгардцы! Углук у багронк ша пушдуг Саруман–глоб бубхош скай!.. [337]
337
Эта фраза Толкином не переведена. По–видимому, орк пользуется одной из упрощенных версий Черного Наречия, введенного для своих слуг Сауроном. Другой пример Черного Наречия — надпись на ободе Кольца.
И он долго еще крыл кого–то на чем свет стоит, постепенно затихая и переходя на фырканье и бормотанье.
Напуганный Пиппин притих, хотя запястья и лодыжки у него затекли, а в спину впивались острые камни. Чтобы не думать о себе, он вслушался в звуки, раздававшиеся поблизости. Вокруг гудело множество голосов, и хотя орочья речь всегда дышит злобой и ненавистью, на этот раз орки, похоже, повздорили серьезно, и ссора разгоралась все жарче.
К своему удивлению, Пиппин обнаружил, что понимает почти все: большинство орков говорило на Общем Языке. Видимо, в отряд входили представители разноязыких племен, так что им приходилось как–то выкручиваться. Сейчас орки ожесточенно спорили, какой дорогой идти дальше и что делать с пленниками.
– Нет времени прикончить их по всем правилам, — сетовал кто–то. — Сейчас не до баловства.
– Ничего не поделаешь! — возразил другой орк. — Но что мешает нам прихлопнуть их просто так? Раз–два — и готово. Цацкайся тут с ними! Нам спешить надо. Вечер на носу, а мы все еще валандаемся!
– Приказ есть приказ [338] , — басом прорычал третий. — Забыли, что ли? «Всех убивай, а невеличков не трожь. Этих доставить на место живыми и как можно скорее». Вот так–то!
338
В своей лекции на посвященной столетию Толкина конференции в Оксфорде («Политика и природа зла») Шиппи подробно останавливается на орках. Он считает, что у орков есть некоторое понятие о добродетели: они обладают своеобразным чувством юмора, товарищества и долга. Это, без сомнения, еще одно свидетельство того, что орки не были созданы Темной Силой, а скорее «сделаны» на «материале» какой–то другой расы; именно поэтому даже Моргот не смог вытравить из них остатки положительных качеств (см. прим. к «Хоббиту», гл.3. Оркрист).
– Да кому они нужны, эти задохлики?! — закричало сразу несколько недовольных. — И почему живьем? С ними что, особенно хорошо баловаться?
– Да нет же! Просто у одного из них есть при себе какая–то ценная штука, которая пригодится на войне, эльфийская, что ль, ну словом, не знаю. И потом, их будут допрашивать.
– И всего–то?! Так что бы нам их не обыскать? Может, эта штука нам и самим сгодится?
– Ах как интересно! — нараспев протянул голос, которого до сих пор слышно не было; он был не такой хриплый, как у остальных, но зато гадкий донельзя. — Надо бы о твоих словах доложить кому следует. Пленников запрещено обыскивать. А грабить — и тем более. Так велели мои начальники.