Властелин колец
Шрифт:
– И мои тоже, — отозвался бас. — Мне так прямо и сказано: «Доставишь пленников живыми, как взял, да смотри ничего не трогай!»
– Так мы и подчинились вашим приказам, — не сдавался первый орк. — Мы от самых Копей топаем, чтобы их прикончить и отомстить за своих корешей, ясно? Кончай их, ребята, и айда к себе, на север!
– Заткнись, — оборвал его бас. — Я — Углук, понял? Начальник тут я! И я тебе говорю, что мы идем в Исенгард, причем кратчайшей дорогой!
– Что–то я не пойму, с каких пор Саруман сделался главнее Большого Глаза? — притворно удивился прежний гадкий голос. — Идем в Лугбурц, мальчики. Нечего ерепениться.
–
– Я же как–то переправился, правда? — уговаривал гадкий голос. — К северу отсюда, на восточном берегу Реки, нас дожидается Крылатый Назгул!
– Ах, вот оно что?! Ты, значит, берешь пленников и — фьюить! Все похвалы и награды — тебе, а мы топай через лошадиные земли с пустыми руками? Держи карман шире! Нет, идти, так всем вместе. Здесь чересчур опасно! Куда ни плюнь — в бунтовщика попадешь или разбойника.
– Точно! Держаться надо вместе, — поддержал Углук. — Я ведь вам ни на грош не верю, поросятки. Вы только у себя в хлеву храбрецы. Если бы не мы, вы бы давно уже дали деру. Мы — Урук–хаи! Мы — настоящие бойцы, а вы — мусор. Это мы застрелили большого воина. Это мы взяли пленников. Мы, слуги Сарумана Мудрого, Белой Руки, которая кормит нас человечьим мясом! Думаете, зачем мы сюда посланы? Чтобы отвести вас в Исенгард, вот зачем! И мы вас туда отведем, причем той дорогой, которую выберу я, Углук! Я сказал!
– Сказал, да больше, чем надо, Углук, — не унимался гадкий голос. — Смотри, в Лугбурце твои слова могут кое–кому прийтись весьма не по вкусу. Там могут подумать, что у тебя выросла слишком большая голова. Не снести ли ее долой? Все плечам полегче будет! Тебя могут спросить, откуда в этой голове такие мысли! Уж не Саруман ли их тебе втемяшил? Кем он себя вообще мнит, этот Саруман с его поганой белой лапой? Ко мне, доверенному посланнику Грышнаху, в Лугбурце прислушаются скорее, а я им прямо скажу, что Саруман осёл и грязный изменник. Но Большой Глаз и без меня знает, что на уме у Сарумана. И ты смеешь называть честных орков «поросятками»? Парни! Что вы терпите? Эти верзилы, которые служат мусорщиками у поганого чародеишки, обзывают вас свиньями! Знаю я, каким мясом кормит их Белая Рука! [339] Орочьим, вот каким!
339
Грышнах представляет собой явную пародию на политика–демагога, использующего социалистическую идеологию ради собственных корыстных целей.
Орки завопили кто во что горазд, каждый по–своему, и загремели оружием. Пиппин осторожненько перекатился на бок, чтобы видеть получше. Охранники бросили его на произвол судьбы и присоединились к галдящей толпе. Несмотря на сумерки, Пиппин разглядел в середине бучи рослого черного орка и догадался, что это Углук: верзила угрожающе наступал на приземистого, кривоногого гоблина с длинными, ниже колен, руками — надо понимать, это был Грышнах. Вокруг бесновалась сошка помельче. Оставалось предположить, что это северяне. Они орали и размахивали саблями, но перед Углуком явно слегка робели.
Углук громко крикнул, и рядом с ним сразу выросло несколько верзил ему под стать. Сам он внезапно, без предупреждения, ринулся в толпу и дважды взмахнул саблей.
– Убрать оружие! — рявкнул Углук. — Баста! Хватит валять дурака! Поворачиваем на запад, спускаемся по Ступеням — и прямо к холмам, а там вдоль реки — и в лес. Идти будем и ночью и днем. Усвоили?
«Надо действовать, — подумал Пиппин. — Пока еще этот громила утихомирит свою шайку!»
И тут ему блеснула искра надежды. Лезвие черного кинжала, поцарапав хоббиту локоть, соскользнуло к запястью. По руке стекали капли крови. Сталь холодила кожу. Пиппин не видел лезвия, зато чувствовал его прекрасно.
Орки готовились двинуться дальше. Кое–кто из северян не хотел сдаться сразу, так что исенгардцам пришлось зарубить еще нескольких, прежде чем остальные смирились со своей участью. Снова поднялся шум и переполох. Пленников на какое–то мгновение оставили без всякого присмотра. Ноги у Пиппина были связаны крепче некуда, зато руками он при желании мог даже пошевелить, хотя веревка при малейшем движении так и впивалась в тело. Орки скрутили ему только запястья, и то не за спиной, а спереди. Приноровившись, Пиппин подтолкнул труп так, что тот перевалился на бок. Не дыша, хоббит стал водить узлом веревки вверх–вниз по лезвию. Клинок оказался заточенным на совесть, мертвая рука крепко сжимала рукоять — и вскоре веревка была перерезана! Пиппин быстро соорудил из обрезков что–то вроде парного браслета из двух не слишком тугих петель, просунул в этот браслет руки и застыл без движения.
– Пленных ко мне! — потребовал Углук. — Баловство отставить! Если мы не приведем их живыми, кое–кто поплатится за это башкой — ясно?
Один из солдат поднял Пиппина и взвалил на спину, просунув голову меж связанных рук хоббита. Таким же манером поступили и с Мерри. Лицо Пиппина вжалось в орочий загривок, орочьи когти вонзились ему в кожу не хуже стальных клещей. Пиппин закрыл глаза и снова провалился в кошмарные сны.
Через какое–то время его опять швырнули на каменистую землю. Было еще рано, около полуночи, но месяц уже садился. Орки стояли на краю обрыва, глядя вниз на неподвижное море бледного тумана. Откуда–то доносилось журчание. Орки негромко переговаривались.
– Разведчики вернулись, начальник, — доложил один.
– Говорите, что видели? — прохрипел Углук.
– Ничего особенного — только всадника, но он был один и сразу ускакал на запад. Дорога свободна!
– Это она теперь свободна, а потом? Остолопы! Не догадались пристрелить его?! Он поднимет тревогу, и к утру проклятые лошадники нагрянут сюда всей оравой. Придется поторопиться!
Над Пиппином нависла большая тень. Это был Углук.
– А ну сядь! — приказал он. — Мои ребята выдохлись. Хватит им тебя таскать, пусть отдохнут. Дальше ковыляй на своих двоих — дорога идет под горку, так что побежишь как миленький! Удрать не пытайся и молчи в тряпочку, а то я быстро отучу тебя вякать, понял? Мы тебя так обработаем, что хозяин ничего и не заметит. Урук–хаи свое дело знают!