Властелин колец
Шрифт:
Он повернулся и скрылся в темном проеме балконной двери.
– А ну–ка, вернись! — приказал Гэндальф.
К всеобщему удивлению, Саруман поворотился назад и медленно, как бы против воли, шагнул на балкон. Тяжело и неровно дыша, он оперся о железную решетку. Правая рука его цепко, как клешня, сжимала массивный черный посох.
– Тебя никто не отпускал, — сурово произнес Гэндальф. — Я еще не кончил переговоры! Как погляжу, ты крепко сдал, Саруман. Прежнего ума в тебе уже не видно. Глупец! И все же мне жаль тебя. Ты мог бы еще порвать с обуявшим тебя злом, расстаться с безумными планами и послужить добру. Но ты предпочел остаться в Башне и до скончания века глодать высосанные кости своих неудавшихся замыслов.
Раздался треск; посох в руках Сарумана переломился надвое. Набалдашник упал под ноги Гэндальфу.
– Ступай! — повелел Гэндальф.
Саруман вскрикнул, отшатнулся, упал — и пополз прочь, в темноту.
В это же мгновение о железную решетку балкона, на которую только что опирался Саруман, ударился тяжелый блестящий предмет, брошенный откуда–то сверху. Отскочив от решетки, он пролетел совсем близко от головы Гэндальфа и врезался в ступеньку. Балконная решетка от удара загудела и прогнулась; ступенька, пустив сноп искр, пошла трещинами. Сам предмет остался невредим и покатился вниз. С виду это был стеклянный шар с налитой огнем сердцевиной. Пиппин бросился за ним и успел поймать на самом краю одной из луж.
– Подлец! Убийца! — закричал Эомер.
Гэндальф не пошевелился.
– Саруман здесь ни при чем, — сказал он. — Я думаю, он ничего не бросал и не отдавал такого приказа. Шар упал из верхнего окна. Видимо, это прощальный подарок Червеуста — вот только целиться он не умеет.
– Он не смог решить, кого ненавидит больше — тебя или Сарумана, — предположил Арагорн. — Вот рука у него и дрогнула.
– Может быть, — согласился Гэндальф. — Эти двое вряд ли будут друг для друга большим подспорьем и утешением в несчастье. Боюсь, кончится тем, что они просто загрызут друг друга. Наказание, однако, справедливое. Если Червеуст выйдет из Орфанка живым — пусть считает, что ему повезло: он не заслуживает и этого… Постой, дружок! Дай–ка мне эту штуку! Кто тебя просил ее трогать? — вдруг воскликнул он, резко обернувшись и увидев Пиппина. Тот медленно поднимался по ступенькам; казалось, в руках у него что–то очень тяжелое.
Гэндальф быстро сбежал к нему, выхватил из рук хоббита темный шар и поспешно завернул в полу своего плаща.
– Об этой вещице я позабочусь сам, — сказал он. — По–моему, Саруман предпочел бы бросить в меня чем–нибудь другим!
– Кстати, у него вполне могло заваляться еще что–нибудь не менее увесистое, — заметил Гимли. — Если ваш разговор окончен, давайте отойдем хоть на бросок камня! Не надо стоять под ударом…
– Разговор с Саруманом окончен, — кивнул Гэндальф. — Идем!
Они повернулись спиной к дверям Орфанка и спустились вниз по ступеням. Всадники встретили Короля ликующими возгласами и салютовали Гэндальфу. Чары Сарумана потеряли силу: все видели, как чародей по слову Гэндальфа вернулся на балкон и с позором уполз обратно.
– Ну что ж, с этим покончено, — сказал Гэндальф. — Теперь хорошо бы разыскать Древоборода и рассказать о нашей беседе с хозяином Орфанка.
– Можно подумать, Древобород не догадывается, чем все это обернулось, — пожал плечами Мерри. — Разве ты ожидал чего–то другого?
– Пожалуй, не ожидал, — согласился волшебник. — Хотя было мгновение, когда Саруман дрогнул… Я обязательно должен был попытаться. Причины тому разные: и долг милосердия,
– А если Саурон потерпит поражение? Что ты сделаешь с Саруманом? — спросил Пиппин.
– Я? Да ничего, — пожал плечами Гэндальф. — Мне власть над ним ни к чему. Что с ним станется? Не знаю. Горько, конечно, что в этой Башне пропадает и понапрасну выдыхается сила, в прошлом такая могучая и благородная… Ну, а наши дела складываются неплохо. Странные бывают причуды у судьбы! И как часто ненависть уязвляет сама себя! Наверное, даже проникни мы в Орфанк, мы не отыскали бы там сокровища ценнее, чем шар, которым запустил в нас Червеуст!
В этот момент сверху, из окна Башни, донесся отчаянный вопль и тут же резко оборвался.
– Похоже, Саруман с этим согласен, — подытожил Гэндальф. — Оставим их. Пусть разбираются сами!
Они двинулись к разрушенным воротам. Как только арка осталась позади, из тени камней, нагроможденных большими кучами, выступил Древобород, а за ним еще дюжина энтов. Арагорн, Леголас и Гимли смотрели на них и дивились.
– Позволь представить тебе моих друзей, Древобород, — сказал Гэндальф. — Я рассказывал тебе о них, помнишь? Теперь они перед тобой. — И он назвал имена своих спутников.
Древобород осмотрел Арагорна, Гимли и Леголаса долгим, изучающим взглядом, а затем по очереди обратился к каждому с приветствием. Особое благоволение он выказал Леголасу.
– Говорят, ты прибыл издалека, из самой Черной Пущи, мой добрый эльф? Некогда это был очень большой лес!
– Черная Пуща и сейчас велика, — ответил Леголас. — Но не настолько, чтобы мы, ее обитатели, устали от общения с деревьями! Я мечтаю побродить по Фангорну. Ведь я успел пока побывать только на опушке. И мне жаль было покидать ваш лес так скоро.
Глаза Древоборода засветились от удовольствия.
– Надеюсь, твое желание исполнится раньше, нежели состарятся эти горы, — торжественно произнес он.
– Я бы хотел, чтобы оно исполнилось побыстрее! — воскликнул, поклонившись в ответ, Леголас. — Я заключил с моим другом договор: если все сложится удачно, мы навестим Фангорн вместе — с твоего соизволения, конечно!
– Эльфы для нас всегда желанные гости, — кивнул Древобород.
– Речь не об эльфе, — сказал Леголас. — Речь о Гимли, сыне Глоина.
Гимли поклонился энту в пояс, отчего топорик выскользнул у него из–за пояса и со звоном покатился по камням.
– Гумм! Гм! Гном, да еще с топором?! — прогудел Древобород, с подозрением глядя на Гимли. — Эльфам я мирволю, но ты просишь от меня слишком многого, любезный Леголас! Гу–умм! Что за странная дружба!
– Может быть, она и покажется кому–то странной, — возразил Леголас, — но, пока Гимли жив, без него я в Фангорн не пойду. Знай, о Фангорн, владыка Фангорнского леса, что топор моего друга предназначен не для стволов, а для орочьих шей. В битве за Хорнбург он обезглавил целых сорок орков и еще двоих в придачу!