Властелин колец
Шрифт:
Почти не дыша, Пиппин осторожно приблизился, опустился на колени и, воровато протянув руку, поднял сверток. Тот оказался гораздо легче, нежели можно было ожидать. «Тряпки какие–нибудь», — решил Пиппин. От этой мысли ему почему–то стало спокойнее. На место он добычу, однако, не положил, а продолжал стоять со свертком в руках. Тут в голове у него мелькнула новая мысль. На цыпочках отбежав подальше от Гэндальфа, он нагнулся, пошарил в траве, отыскал подходящий булыжник и, подобрав его, вернулся обратно.
Теперь он действовал быстро: сдернул темную ткань, завернул в нее булыжник и сунул подмененный сверток на прежнее место. Только тогда он наконец бросил взгляд на то, что осталось у него в руках. Желание исполнилось: у его коленей на земле
«Осел несчастный, — обругал себя Пиппин. — Ты нарвешься на жуткие неприятности, Перегрин Тукк, точно тебе говорю. А ну, положи шар, откуда взял!»
Но недавней отваги как не бывало: колени дрожали мелкой дрожью и он просто не мог подойти к волшебнику еще раз, тем более — вытащить у него из–под руки камень. «Ничего не выйдет, — подумал хоббит. — Как пить дать разбужу! Надо сначала немного успокоиться. А заодно и глянуть, что это за шар такой. Только вот сперва отойду отсюда…»
Он крадучись отбежал подальше и устроился на поросшей травой кочке неподалеку от спящего Мерри. Из–за края ложбины выглядывала луна.
…Пиппин сидел, широко раздвинув колени и низко нагнувшись над шаром, — ни дать ни взять жадный мальчуган с миской еды, что скрылся со своей добычей в самом дальнем уголке дома, только бы ни с кем не делиться! Плащ лежал в стороне. Взгляд хоббита вперился в хрустальную сферу. Все кругом застыло. Воздух чуть не звенел от напряжения. Сначала шар оставался черным, как агат, — разве что чуть поблескивал в лунном свете. Но вот наконец в глубине хрусталя что–то дрогнуло и засветилось. Теперь Пиппин уже не смог бы оторвать взгляда от странного шара, даже если бы и захотел. А тот все наливался и наливался пламенем. Казалось, он стремительно крутится в руках у хоббита, — а может, это вращался огонь, который горел внутри шара? И вдруг все погасло. Хоббит ахнул, попытался вскочить — но было поздно: он не мог уже ни выпрямиться, ни разжать рук, только склонялся над шаром все ниже и ниже — и вдруг окаменел, впившись в него глазами. Губы хоббита беззвучно зашевелились. Мгновение спустя он сдавленно вскрикнул, опрокинулся на спину и остался лежать без движения.
Его отчаянный вопль разбудил всех. По склону уже спешили часовые. Вскоре весь лагерь был на ногах.
– Значит, вот кто у нас ночной вор! — молвил Гэндальф, быстро покрывая кристалл плащом. — Пиппин! Подумать только! Весьма неприятный поворот событий!
Он опустился на колени рядом с хоббитом. Пиппин лежал на спине, словно одеревенев; невидящие глаза смотрели в небо.
– Ну и наваждение! Что же он над собой учинил? И чем это обернется для нас?
Лицо волшебника казалось изможденным и усталым. Взяв Пиппина за руку, он наклонился, прислушался к его дыханию и приложил ладони к его лбу. Хоббит содрогнулся, закрыл глаза и снова вскрикнул — но тут же сел и дико уставился на бледные в лунном свете лица обступивших его людей.
– Этот кусок не про тебя, Саруман! — пронзительно закричал он без всякого выражения, отпрянув от Гэндальфа. — Я пришлю за ним сей же час. Ты понял меня? Повтори, что я сказал!
С этими словами хоббит внезапно вскочил и рванулся было бежать, но Гэндальф ласково и твердо остановил его.
– Перегрин Тукк! — позвал он. — Вернись!
Хоббит обмяк и откинулся назад, крепко уцепившись за руку волшебника.
– Гэндальф! — воскликнул он. — Гэндальф! Прости меня!
– Простить? — Гэндальф прикинулся удивленным. — Скажи сперва, за что?
– Я стащил у тебя шар и посмотрел в него, — запинаясь, пробормотал Пиппин. — А там, в шаре, я увидел такое, что перепугался насмерть и хотел его бросить, но у меня не получилось. А потом
– Так дело не пойдет, — сказал Гэндальф, посуровев. — Что именно ты видел? Что ты успел сказать?
Хоббит закрыл глаза и мелко задрожал, не отвечая. Все молча смотрели на него; один Мерри отвернулся в сторону. Гэндальф сдвинул брови.
– Говори! — велел он.
Пиппин заговорил — сперва еле–еле, с запинкой, то и дело останавливаясь, но мало–помалу голос его зазвучал громче и свободнее.
– Я увидел черное небо и высокие крепостные стены, а наверху — крошечные звезды. Мне показалось, что я попал в какие–то далекие края и что все это было не сейчас, а когда–то давно. Но все было очень яркое и отчетливое. И вдруг звезды начали гаснуть и снова загораться. Я понял, что их то и дело заслоняют какие–то крылатые твари. Должно быть, на самом деле они преогромные, хотя в шаре казались не больше летучих мышей. Они летали вокруг крепостной башни. По–моему, их было девять. И вдруг одна понеслась прямо на меня и стала увеличиваться. Ох какой у нее был ужасный… нет, нет, не заставляйте меня об этом рассказывать!.. Я попытался бросить шар и убежать, потому что мне показалось, что это чудище сейчас вылетит из шара и бросится на меня. Но оно просто заслонило все небо и пропало. А вместо него появился Он. Он не произносил ни слова, просто смотрел на меня, и я все понимал. Он проговорил: «Стало быть, ты вернулся! Почему опаздываешь с донесениями?» Я ничего на это не ответил. Тогда он спросил снова: «Кто ты такой?» Я опять промолчал. Тогда он сделал мне ужасно больно и стал на меня давить. Наконец я не выдержал и говорю: «Я — хоббит». По–моему, это помогло ему меня увидеть. Он посмотрел на меня — и давай надо мной смеяться. Это было просто невыносимо! В меня будто вонзилось несколько кинжалов. Я попытался вырваться, но он меня не пустил. «Погоди! — говорит. — Мы с тобой еще повстречаемся, за этим дело не станет. А пока скажи Саруману, что этот кусок не про него. Я пошлю за ним сей же час. Ты понял? Повтори, что я сказал». И как вопьется в меня глазами! Мне показалось, что я разлетаюсь на мелкие кусочки… Нет! Нет! Не могу больше! Я ничего больше не помню!
– Погляди на меня, — приказал Гэндальф.
Пиппин повиновался и посмотрел ему в глаза. Волшебник удержал его взгляд и некоторое время молча изучал хоббита. Наконец лицо Гэндальфа смягчилось, и на нем появилась тень улыбки. Он ласково положил ладонь хоббиту на голову.
– Все обошлось! Ничего больше говорить не надо. С тобой не случилось ничего страшного. Твои глаза не лгут, а лжи я боялся больше всего. Он не стал долго с тобой разговаривать, и это тебя спасло. Ты, конечно, осёл, но осёл честный, Перегрин Тукк, и честности покуда не утратил. Иной мудрец на твоем месте напортил бы куда больше… Но учти: ты и твои друзья были спасены по чистой случайности — если это можно назвать случайностью. Не рассчитывай, что тебе и дальше все будет сходить с рук! Начни он выспрашивать тебя по–настоящему — ты бы почти наверняка выложил все, что знаешь, на свою и нашу погибель. Но он, к счастью, поторопился. Видишь ли, ему не так нужны сведения, как ты сам собственной персоной, а с тобой он надеется поговорить на месте, в Черном Замке. Там у него будет на это много времени. Что же ты задрожал? Вмешался в дела волшебников — будь готов ко всему!.. Ну, ну, полно. Я тебя прощаю. Выше нос! Все обернулось не так уж и скверно!
Он бережно поднял хоббита и отнес обратно к папоротникам. Мерри побрел за ними и, когда Пиппина уложили, сел рядом.
– Ляг и отдохни, а лучше поспи, дружок, если, конечно, можешь, — посоветовал Гэндальф Пиппину. — Верь мне во всем. А если у тебя снова появится зуд в руках, скажи сразу. Этой болезни помочь нетрудно. Только булыжников мне под руку, чур, больше не подкладывать! А покамест побудьте вдвоем.
И Гэндальф зашагал к остальным, которые все еще толпились вокруг шара в тревоге и недоумении.