Властелин колец
Шрифт:
– Ну, эту–то! — махнула рукой Иорэт. — Так бы высокородный господин и говорил с самого начала. Нет, мы ее не держим. Мне и невдомек было, что она годится на что–нибудь, эта трава. Бывало, идем мы с сестрами по лесу, а я им и говорю: «Вот королевский лист, сестрички, — так прямо и говорю. Странное, говорю, название! И почему эти листики так кличут, ума не приложу! Будь я королем, уж я бы для своего сада выбрала что–нибудь попригляднее». Пахнут они, правда, приятно, если растереть их в ладонях. Хотя «приятно» — не то слово. Если у свежести есть запах, то это он и есть…
– Все правильно, — остановил ее Арагорн. — Послушай–ка, матушка! Если ты любишь Фарамира, дай отдых языку, а я дам работу твоим ногам.
– А если не отыщется, — вмешался Гэндальф, — я сам поскачу в Лоссарнах, а Иорэт посажу за спиной — и пусть она покажет мне лес, где растет эта трава, только к сестрам ее мы съездим как–нибудь в другой раз! Скадуфакс научит ее, что значит спешить!
Отправив Иорэт, Арагорн приказал сиделкам нагреть воды, а сам сел возле Фарамира и, держа его за руку, положил ладонь ему на лоб. Лоб был мокр от пота. Фарамир не пошевелился и ничем не показал, что он чувствует прикосновение Арагорна. Казалось, дыхания в его груди почти нет.
– Жизнь уходит из его тела, — молвил Арагорн, поворачиваясь к Гэндальфу. — Но причиной тому вовсе не рана. Смотри! Она уже затягивается! Если бы ты оказался прав и его действительно ранил Назгул, Фарамир умер бы той же ночью. Скорее всего это была стрела какого–нибудь южанина. Ее сохранили?
– Стрелу вынул я, — припомнил Имрахил. — Но где же было ее сохранить, когда меня ждала битва? Стрела как стрела — точнее, это была даже не стрела, а дротик, какими действительно пользуются все южане. Но мне показалось, что дротик все–таки летел сверху и был выпущен Крылатой Тенью. Иначе как объяснить жар и беспамятство? Ведь рана не так уж и глубока, да и для жизни не опасна. Как ты это объясняешь?
– Думается, здесь все сошлось воедино, — сказал Арагорн. — Усталость, гнев отца, рана — и, что хуже всего, Черное Дыхание. Воля Фарамира крепка, но он побывал в опасной близости от Тьмы еще до битвы за стенами. Тень ее наползала на него постепенно, исподволь, а он, сражаясь за сторожевые посты, не замечал этого. Если бы только я подоспел раньше!
В покой вошел Главный Знаток зелий.
– Высокородный господин спрашивал про королевский лист? — осведомился он с поклоном. — Да будет ему известно, что это название простонародное. Наука именует сию траву ателас. Но те, кто не забыл еще высокого языка Валинора… [577]
577
У Валар(ов) был свой язык, отличный от эльфийского, — но приведенное гондорским знатоком трав название слишком напоминает квенийское. Вполне возможно, что знаток трав называет валинореанским именно язык Квэния, на котором говорили Высшие эльфы, побывавшие в Валиноре (о Высших эльфах см. прим. к гл.1 ч.2 кн.1). В трилогии упоминается одно слово, которое, вне всяких сомнений, происходит из подлинного языка Валар(ов): это мирувор. По всей видимости, асеа аранион — дословный перевод названия «королевский лист» (или наоборот).
– Мне нужна трава, и мне все равно, как ее называть — асеа аранион или королевский лист, лишь бы она отыскалась, — прервал его Арагорн.
– Прошу простить меня, достойный господин, — снова поклонился Знаток. — Вижу, вы человек ученый, не просто военачальник. Но увы! Мы не держим этого снадобья в Обителях Целения. Сюда попадают только тяжелораненые и одержимые различными недугами. Эта же трава, насколько мне известно, не имеет целительной силы — только освежает воздух и распространяет приятное благоухание, рассеивая мимолетную усталость… Если, конечно, не принимать всерьез разных стишков сомнительного
Мне известны сии слова, но я привык считать, что это просто побасенка из тех, что вечно на языке у говорливых кумушек. Посудите сами, любезнейший, много ли тут смысла? Однако справедливости ради следует отметить, что старожилы лечатся от головной боли, дыша отваром этой травы…
– Тогда, именем Короля, беги и отыщи мне какого–нибудь запасливого старика — только, ради всего святого, посообразительнее и не слишком начитанного, а то, чувствую, толку не будет! — вскричал Гэндальф.
Арагорн опустился на колени подле Фарамира и положил руку ему на лоб. Видно было, что идет жестокая борьба. Арагорн побледнел от усталости. Время от времени он повторял имя Фарамира, но голос его звучал все тише и тише, будто он углублялся в неведомую темную долину в поисках заблудившегося друга и звал его по имени.
Наконец в комнату влетел Бергил и вручил Арагорну шесть листиков, завернутых в тряпицу.
– Вот королевский лист, господин, — задыхаясь, выпалил мальчик. — Правда, не больно–то свежий. Уже недели две, как сорвали, а то и больше. Сгодится?
Он взглянул на Фарамира и разразился рыданиями.
Но лицо Арагорна просветлело.
– Конечно, сгодится! — заверил он Бергила. — Самое страшное позади. Оставайся здесь и не грусти!
Взяв два листа, он подышал на них, растер в ладонях — и комната наполнилась живым и свежим запахом; все вокруг как будто очнулось ото сна и, звеня, заискрилось радостью. Тогда Арагорн бросил листья в чаши с горячей водой, которые велел перед собой поставить, — и у всех сразу же стало легче на душе. Комнату наполнило благоухание, свежее, словно весть о росистых и безоблачных утрах Блаженной Страны Вечного Цветения, о которой на скудном и невнятном языке твердят нам скоропреходящие зеленые весны земли. Арагорн встал; глаза его смеялись, и казалось, силы вернулись к нему. Он поднес сосуд к лицу спящего Фарамира.
– Надо же! — шептала Иорэт сиделке, стоявшей рядом с ней. — Рассказать — не поверят! Травка–то, гляди, не так проста, как думают. Так пахли розовые сады в Имлот Мелуи [578] , когда я была девчонкой. Сам король не погнушался бы!
Вдруг Фарамир шевельнулся, открыл глаза и посмотрел на склонившегося над ним Арагорна. В глазах у него затеплились узнавание и любовь.
– Ты звал меня, о Повелитель? Я здесь. Что прикажет мне Король?
– Я приказываю тебе покинуть страну теней и проснуться, — велел Арагорн. — Ты утомлен. Отдыхай, вкушай пищу, набирайся сил и будь готов к встрече со мной. Я вернусь и призову тебя.
578
Синд. «цветущая долина + любезный».
– Я буду готов, государь. Разве можно предаваться праздности, когда в Гондор вернулся Король?
– Ну что ж, тогда прощай до времени! — сказал Арагорн. — Во мне нуждаются другие, и я должен идти к ним!
Вместе с Гэндальфом и Имрахилом он покинул комнату, но Берегонд с сыном, которым не сдержать было слез радости, остались у постели Фарамира. Пиппин поспешил за Гэндальфом и, закрывая дверь, услышал голос Иорэт:
– Король! Слыхали?! А я что говорила? «В руке Короля исцеленье найдешь» — так сразу и сказала!