Властелин колец
Шрифт:
– Тогда порядок, — успокоился Мерри. — В таком случае сначала я перекушу, а потом хорошо бы трубочку… — Но тут его лицо вдруг затуманилось. — Нет! Трубку не надо. Курить я, наверное, больше никогда не буду.
– Это еще почему? — опешил Пиппин.
– Как тебе сказать, — ответил Мерри, с трудом подыскивая слова. — Потому что… потому что он умер, понимаешь? Я заговорил о трубке и сразу же все вспомнил. Как он со мной прощался, как жалел, что мы так и не поговорили про курительное зелье. Это были чуть ли не последние его слова. Теперь я не смогу и одной затяжки сделать, чтобы не вспомнить про него, и про этот день, и про то, как мы в первый раз увидели его в Исенгарде, и как он милостиво с нами обошелся!
– Напротив — кури и вспоминай о нем! — возразил Арагорн. — Теоден обладал поистине благородным сердцем. Он был великим Королем и сдержал клятву. Он поднялся над Тенью, и последнее его утро было ясным. Служба
Мерри грустно улыбнулся:
– Что ж, ладно… Если только Бродяга добудет мне все необходимое, я, так и быть, не откажусь. Стану курить и размышлять. Вообще–то у меня в мешке было курительное зелье, причем самое отборное, Саруманово, но куда подевался мешок, лучше не спрашивайте — ни за что не вспомню!
– Достопочтенный Мериадок! — сдвинул брови Арагорн. — Если ты думаешь, что я прошел сквозь горы и проложил себе мечом и огнем дорогу к Морю только для того, чтобы доставить щепотку зелья беспечному вояке, который умудрился обронить на поле боя походную сумку, — ты сильно ошибаешься! Не можешь отыскать свою котомку — обратись к здешнему Знатоку зелий. Он сообщит тебе, что сведений о достоинствах требуемого растения у него нет, но что в народе оно называется Западным, в науке известно как галенас [579] , а на других языках, еще более ученых, зовется так–то и так–то. Потом он угостит тебя парочкой полузабытых заклинаний, которых и сам хорошенько не понимает, и, наконец, с сожалением уведомив, что в Обителях Целения такого зелья нет и никогда не было, удалится, оставив тебя размышлять над мудреными судьбами слов и названий. Я же, с твоего разрешения, пойду и предамся тому же, что и ты, потому что на такой постели, как твоя, в последний раз я нежился не позднее чем в Дунхаргской Крепости. К тому же я не ел со вчерашнего утра.
579
Синд. слово. Этимология неизвестна.
Мерри схватил и поцеловал руку Арагорна.
– Мне ужасно стыдно! — воскликнул он. — Иди поскорее отдыхать! Вот ведь что получается: как сели мы тебе на шею тогда в Бри, так все никак и не слезем! Но так уж наш брат хоббит устроен, что в серьезные минуты у нас на языке одни пустяки. Мы всегда говорим совсем не то, что хочется, — а почему? Потому что боимся сказать лишнее. Когда нету места шуткам, мы сразу теряемся…
– Знаю, — сказал Арагорн. — Иначе не платил бы тебе той же монетой. Да здравствует неувядающий дух Заселья!
Поцеловав Мерри, он вышел. Гэндальф последовал за ним.
Пиппин остался с Мерри.
– Ну скажи, кого сравнить с Арагорном? — вздохнул он, проводив взглядом уходящих. — Разве что Гэндальфа! Мне кажется, они в чем–то сродни… Кстати, простофиля ты мой драгоценный, твоя сумка здесь, под кроватью, и во время разговора Бродяга прекрасно ее видел. Когда мы встретились, она была у тебя за спиной! Но у меня и у самого кое–что осталось. Не побрезгуй! Долгодольское зелье, высший сорт! Набивай трубочку, а я сбегаю поищу, чем подкрепиться. Пора спускаться на землю! Мы, Тукки и Брендибэки, в небесах долго не выдерживаем… Вершины не про нас.
– Не про нас, — признался Мерри. — Во всяком случае, пока. Уж не про меня — это точно… Но зато мы теперь их видим, эти вершины, и чтим их, правда? Я думаю, каждый должен любить то, что ему положено по его чину, и не мучиться. Надо же с чего–то начинать, надо иметь корни — а чернозем у нас, в Заселье, хороший, и глубина — в самый раз!.. Но есть вещи и глубже, и выше. Если бы их не было, никакой Старикан Гэмги не смог бы мирно копаться в своем огороде, что бы он сам про это ни думал! Хорошо, что я хоть одним глазком глянул наверх… Не пойму только, с чего это я так разговорился. Дай–ка мне скорее щепотку зелья и достань, пожалуйста, трубочку из моего мешка, если она в целости!
Тем временем Арагорн и Гэндальф направились к Главному Управителю Обителей Целения и посоветовали ему подольше не отпускать Фарамира и Эовейн и окружить их особым вниманием.
– Королевна Эовейн вскоре пожелает подняться с постели и покинуть Обители, — предупредил Арагорн, — но, если Целителям удастся ее удержать, надо, чтобы она пробыла у вас хотя бы с десяток дней.
– Что касается Фарамира, — прибавил Гэндальф, — вскоре ему так или иначе станет известно, что отец его умер. Но правда о безумии Наместника до времени должна быть скрыта от его сына. Он не должен знать ее, пока не поправится и не приступит к своим новым обязанностям. Проследите, чтобы свидетели — Берегонд и периан — не проговорились.
–
– Скорее всего, завтра он сможет встать. Разрешите ему, если попросит. Может, под присмотром друзей, даже погулять по саду.
– Сколь живучее племя! — подивился Управитель, качая головой. — Прочностию они подобны кремню!
У входа в Обители между тем собралась толпа, желавшая видеть Арагорна, и, когда он появился, все устремились следом. Едва успел он встать из–за трапезы, как люди окружили его с просьбами: кто умолял исцелить родича, кто — друга, умирающего от ран или пораженного Черной Немощью. Тогда Арагорн встал, и вышел к толпе [580] , и послал за сыновьями Элронда, и до поздней ночи они втроем врачевали и целили несчастных. По городу разнеслась молва: «Король! Король вернулся!» Скорые на язык гондорцы в первый же день прозвали Арагорна Эльфийским Камнем — по зеленому камню, сверкавшему у него на груди. Так подтвердил его собственный народ имя, предреченное Арагорну в колыбели.
580
Явная ассоциация с благочестивым королем Эдуардом Исповедником у Шекспира в «Макбете»:
Малькольм
…Король сегодня выйдет?
Доктор
Да, от него толпа больных несчастных
Ждет исцеленья; против их болезни
Бессильны все старания врачей:
Но лишь одно его прикосновенье
Целит недуг; так много благодати
В его руке.
……………………………………………..
Макдуф
Что за болезнь?
Доктор
Она зовется «немощь»;
Король наш чудотворец, и я сам
Бывал тому свидетелем не раз
С тех пор, как прибыл в Англию. Не знаю,
Как молится он небу, но больных,
Что дико стонут, — в язвах и нарывах,
Оставленных врачами, — исцеляет
Одною силою святых молитв,
Повесив лишь монету им на шею.
И говорят, что этот дар чудесный
Он передаст наследникам. Притом
Есть у него небесный дар пророчеств;
И многое другое говорит,
Что подлинно он полон благодати.
(Пер. С.М.Соловьева)
До XVIII столетия считалось, что любой король Англии может прикосновением лечить the Kings Evil — золотуху.
Легко заметить, что «эхо» Шекспира (особенно «Макбета») звучит у Толкина не единожды. О связи Толкина с Шекспиром Шиппи (с.138) пишет следующее: «Если Толкин не шутил, когда объявлял, что недолюбливает Шекспира, то объясняется эта неприязнь просто. Шекспир был истинным поэтом, и его творчество теснейшим образом связано с глубинными истоками, откуда брала начало английская литература — со старыми английскими легендами и традициями. Но Шекспир, по мнению Толкина, слишком часто пренебрегал глубинными корнями собственной поэзии ради более поверхностных… интересов». По Шиппи, Толкин предпочел бы, чтобы вместо истории о короле Лире, заимствованной из нелюбимого Толкином Готфрида Монмутского (над высокопарным стилем последнего Толкин подтрунивает в своей шуточной повести «Фермер Джайлс из Хэма»), Шекспир пересказал утраченную ныне балладу о Чайлд Роланде, которую напевает «бедный Том» сумасшедшему Лиру:
Вот к мрачной башне Роланд подходит.
Тогда великан говорит: «Ух, ух!
Я чую британской крови дух!»
(Пер. Т.Л.Щепкиной–Куперник)
В итоге, шутит Шиппи, Толкину пришлось написать о «мрачной башне» самому.
Когда же силы покинули Арагорна, он завернулся в плащ, незаметно ушел из города, вернулся в свой шатер и заснул на краткое время. А рано утром на Белой Башне взвился флаг Дол Амрота — белый корабль на синей воде, подобный белому лебедю, и все дивились, глядя на Башню и гадая: вправду город их посетил Король или то было видение?
Глава девятая.
ПОСЛЕДНИЙ СОВЕТ
Настало первое утро после битвы, и было оно ясным. По небу плыли легкие облака, ветер сменился на восточный. Леголас и Гимли, поднявшись чуть свет, испросили разрешения покинуть военный стан — им не терпелось подняться в Город и повидаться с Мерри и Пиппином.
– Рад был узнать, что они живы, — говорил Гимли. — Натерпелись мы с ними горя в роханских степях! Жаль было бы, если такие труды и пропали бы впустую!
Эльф с гномом рука об руку вошли в Минас Тирит, и горожане на улицах дивились, видя столь странную пару. Леголас был прекрасен лицом, как ни один человек никогда не был и не будет. Он шел по утренним улицам, напевая какую–то эльфийскую песню чистым, звонким голосом, а Гимли тяжело шагал рядом, поглаживая бороду и глазея по сторонам.