Властелин мургов
Шрифт:
Она действительно испугалась! По какой-то причине голубой свет меча напугал ее! Издавая крики и пытаясь защитить себя извержениями пламени, она пятилась, заливая поляну кровью из продолжавшего извиваться хвоста. Было что-то явно для нее непереносимое в свечении Шара. Охваченный приливом возбуждения, Гарион снова поднял меч, и жгучий столб пламени сорвался с конца клинка. Гарион стал разить птицу этим огнем в крылья и туловище, раздался треск и шипение. И вот, крича от боли и размахивая гигантскими крыльями, птица обратилась в бегство, цепляясь за землю когтями
Тяжело и неуклюже она оторвалась от земли, прорываясь через верхние ветви деревьев по краю поляны. Оглашая окрестности страшным криком, извергая огонь и дым, поливая землю кровью, она полетела куда-то на юго-запад.
Все молча наблюдали, как удаляется в дождливом небе ее огромный силуэт.
Польгара, мертвенно-бледная, вышла из-за деревьев и подошла к Эрионду.
– О чем ты думал в это время?
– до странности спокойным голосом спросила она.
– Не понимаю, о чем ты, Польгара, - ответил Эрионд, действительно удивленный.
Польгара с видимым усилием старалась выглядеть спокойной.
– Слово "опасность" для тебя ничего не значит?
– Ты про птицу? О, она не так уж и опасна.
– Ну да, а когда тебя с головой окутало огнем?
– вступил в разговор Шелк.
– А, ты про это?
– Эрионд улыбнулся.
– Но пламя-то было ненастоящим.
– Эрионд обвел взглядом компанию.
– Вы разве этого не знали?
– спросил он, выглядя несколько удивленным.
– Это только одна видимость. Все, что представляет собой зло, - это иллюзия. Мне жаль, если кто-то из вас волновался за меня, но у меня не было времени на объяснения.
Польгара некоторое время смотрела на юношу, предельно спокойного, и затем обратилась к Гариону, еще не остывшему от боя.
– И вы... вы...
– Слова не давались ей.
– Вы оба... Это невозможно выдержать!
Дарник взглянул на Польгару встревоженно, потом передал свой топор Тофу и обнял ее за плечи.
– Ну, успокойся, - произнес он.
Некоторое время она пыталась сдерживать себя, а потом спрятала лицо на груди Дарника.
– Ну ладно, ладно, Пол, - снова попытался он успокоить ее и повел к шатру.
– Вот придет утро, и все покажется не таким страшным, как сейчас.
Глава 3
Больше в эту дождливую ночь Гарион почти не спал. Сердце продолжало колотиться от возбуждения битвы, и он, лежа под одеялом подле Сенедры, вновь и вновь переживал события встречи с птицей-драконом. Лишь к утру он успокоился и смог вернуться к мысли, пришедшей ему в голову в пылу сражения. Ему понравилась битва, которая, казалось бы, должна была напугать его. Именно понравилась. И чем больше он думал об этом, тем отчетливее понимал, что такое с ним происходит не впервые. Еще в детстве это ощущение приходило к нему каждый раз, когда он оказывался в опасной ситуации.
Его сендарийское воспитание подсказывало ему: такое влечение к стычкам и опасностям является, по-видимому, нездоровым алорийским наследием и следует контролировать себя,
– Такая миссия возложена на меня, - прошептал он.
– Когда возникает необычно опасная ситуация, которую не может разрешить ни одно рациональное человеческое существо, привлекают меня.
– Ты о чем, Гарион?
– прошептала сквозь сон Сенедра.
– Ни о чем, дорогая, - ответил он.
– Просто думаю вслух. Спи, спи.
– М-м-м, - промычала она и, свернувшись в клубок, теснее прижалась к нему, и он почувствовал лицом тепло ее волос.
Бледный свет зари понемногу просачивался сквозь мокрые кроны деревьев.
Вдобавок к непрекращающейся измороси от земли стал подниматься туман, и темные стволы елей и пихт медленно растворялись во влажном сером облаке.
Гарион, открыв полусонные глаза, увидел силуэты Дарника и Тофа. Оба стояли возле погасшего очага у входа в шатер. Гарион аккуратно, стараясь не разбудить жену, выбрался из-под одеяла и надел влажные башмаки. Потом встал, набросил на плечи накидку и вышел на улицу. Взглянув на сумрачное утреннее небо, он произнес спокойным голосом человека, вставшего до восхода солнца:
– Все еще сыплет, как я посмотрю.
Дарник кивнул.
– Такой уж сезон, теперь неделю не разгонит, а то и больше.
– Он открыл кожаный мешочек, висевший на поясе, и достал оттуда трут.
– Огонь надо бы разжечь.
Тоф, огромный и безмолвный, подошел к шатру, взял пару кожаных ведер и пошел вниз по крутому спуску к источнику. Несмотря на свои гигантские размеры, двигался он сквозь мокрый кустарник почти бесшумно.
Дарник стал на колени у очага и аккуратно сложил в центре сухие ветки.
Рядом с горкой он положил трут и достал кремень и железо.
– Как там Польгара, спит еще?
– спросил его Гарион.
– Лежит с закрытыми глазами. Говорит, что так приятно полежать в тепле, когда кто-то разводит огонь.
– И Дарник улыбнулся, приятно и открыто.
Гарион тоже улыбнулся ему в ответ.
– Это оттого, что все эти годы она всегда встает первой.
– Он помолчал.
– Как она себя чувствует после сегодняшней ночи? Все переживает?
– спросил он.
– Я думаю, - сказал Дарник, нагнувшись над очагом и высекая искру, - она уже немного успокоилась.
При каждом ударе железа о кремень сноп искр вылетал у него из-под рук.
Наконец трут задымился, и кузнец стал осторожно раздувать уголек, пока не возник крошечный язычок пламени. Он поместил это пламя под сухие ветки, и они с треском занялись.
– Вот и загорелось, - произнес он, убирая погашенный трут обратно в кожаный мешочек вместе с кремнем и железом.
Гарион пристроился рядом и стал ломать длинные сучья.
– Ты держался сегодня ночью героем, - сказал Дарник, подкладывая вместе с Гарионом сучья в огонь.