Властелин огня

Биргер Алексей Борисович

А, во-вторых, если Лохмач оказывался без цепи, то в лю­бой момент мог сбежать, учуяв, что одна из соседских собак в интересном периоде, и наплодить щенят. Когда же появлялись щенки, то их хозяева шли к нам с требованиями, чтобы мы их либо топили, либо пристраивали.

Итак, я взял Лохмача и отправился с ним за пустырь на окраину парка, отведенную под «собачью площадку», где Машка больше всего любила выгуливать Ричарда.

Машка с Ричардом были там.

– Привет!
– обрадовалась она.
– Я уже собиралась домой, потому что морозище жуткий,

и Ричард жалуется.

Ричард и правда поджимал то одну, то другую лапу и нервно подергивал кожей - шерсть-то у боксеров не ахти. Я спустил Лохмача с поводка, он помчался, врезался в Ричарда­ и тот мигом забыл, что ему холодно. Наши псы стали носиться кругами и петлями, а я сказал Машке:

– Ты слышала, что сегодня было?

– Насчет новой стали и нового работника?

– Точно. Твой отец ничего не говорил?

– Как же, говорил. Он очень доволен. Зама с главным инженером уже отправляет в Москву, в командировку, выбивать следующий госзаказ. Если хочешь знать, дела были еще хуже, чем все думали. Теперь-то можно об этом рассказать, потому что теперь все изменится.

– А что такое?

– Я случайно услышала обрывок разговора, и отец запретил мне хоть словечком кому-нибудь обмолвиться. Наше пред­ приятие собирались объявлять банкротом и передавать под внешнее управление. На выполнение заказа у нас оставалось буквально несколько дней.

– Вон как ...
– протянул я.
– Но как же можно было такое скрывать?

– Отец сказал, - объяснила она, - что, если это станет известно, рабочие вполне могут объявить забастовку, а от забастовки будет только хуже - лишний козырь для тех, кто хочет прибрать предприятие к рукам.

– Но если бы он растолковал ...

– Он сказал, что будет сам выкручиваться до последнего, чтобы паники не возникло.

Я пожал плечами.

– С этими взрослыми делами не разберешь, кто прав, а кто нет. Одно ясно: этот Александр Ковач всех нас спас. Я имею в виду, если сталь и правда благодаря ему пошла, как об этом все говорят. Вот только не могу себе представить, как мог один человек всего за несколько часов сделать то, что сотням людей не давалось больше месяца

– и это еще не самое странное- тихо сказала Машка, опустив глаза и ковыряя снег мыском сапожка.

– А что же самое странное?

– Самое странное, что у нас на производстве уже по меньшей мере дважды появлялся человек по имени Александр Ковач. И оба раза он спасал нас в самый последний момент ...

– А ну-ка, - я напрягся, - давай подробней.

– Понимаешь, отец поднял старые дела, хранящиеся в отделе кадров... Конечно, не он сам поднял, ему кадровики доложили, когда стали оформлять прием на работу, что по архивам у них проходят еще два Александра Ковача, и почему-то оба раза на особой отметке. То ли из-за неясностей с трудовыми книжками, то ли еще из-за чего. Отец велел все эти старые дела ему отдать и теперь сидит, изучает их ... В его комнате­ дым коромыслом: много курит и все время что-то бормочет. Я зашла сказать, что иду гулять

с Ричардом, он даже головы не повернул, только рукой махнул: ступай, мол. Ты можешь понять, что бы это значило?

– А за какое время эти дела, ты не заметила?
– поинтересовался я.

– Одно, по-моему, чуть ли не военного времени, а второе ... Второе, кажется, еще старее.

– Да ...
– сказал я.
– Очень странно. Послушай ...

– Что?

– Твой отец не считает, случаем, что это - один и тот же человек? Который .. , ну, не старится, что ли? ..

– Спятил?
– Она прищурилась.
– Или ты знаешь что-то еще, о чем не хочешь мне рассказывать?

Я покачал головой.

– Ничегошеньки я не знаю. Только одно могу сказать. Ты этого Ковача видела?

– Нет.

– А я видел. Я был сегодня в цеху.
– Про ночного гостя я решил пока ей не рассказывать.
– Так вот, на него только по­глядишь - и сразу возникают разные вопросы.

– Да что в нем такого особенного? Двухголовый он, что ли?

– Разумеется, не двухголовый. Но он ... Знаешь, это сложно описать. Просто найди случай побывать в цехах и поглядеть на него.

– Ну, хорошо, - сказала Машка не без недоумения в голосе. ­ Знаешь, мы, пожалуй, пойдем домой. Ричард совсем замерз, даже несмотря на беготню. Да и меня мороз пробирает.

– Тогда до завтра, - сказал я.
– Ты завтра во сколько выйдешь гулять?

– Приблизительно в это же время.

– Я постараюсь так же.

Мы попрощались, и я, взяв Лохмача на поводок, медленно пошел домой. После того, что мне рассказала Машка, любо­пытство меня совсем обуяло. Можно сказать, грызло и жгло. Кончилось тем, что я, не доходя до дому, свернул на улицу, на которой жил Яков Никодимович. Я чувствовал, что просто не выдержу, если буду дожидаться до завтра, чтобы перехватить его в школе и задать кое-какие вопросы.

Яков Никодимович жил в восьмиэтажном доме, недавно построенном, на четвертом этаже. Мы с Лохмачом поднялись к нему, не пользуясь лифтом. Лохмачу подобные прогулки вверх-вниз полезны.

Некоторое время я простоял у двери Якова Никодимови­ча в раздумье, не решаясь нажать звонок. Стоит ли дергать учителя? Но в конце концов, он же старый холостяк, детей у него нет, и время не позднее ... Никого, кроме него самого, я не потревожу, а он будет только рад, что у меня есть интерес к истории родного края.

И я позвонил в дверь.

Никодимыч, естественно, удивился, увидев меня.

– Найденов, ты? Что случилось?
– Он не без опаски покосился на Лохмача.
– И почему ты с собакой?

– Так вышло, - ответил я.
– Просто вопрос у меня возник. ­

И я выпалил с ходу:

– Вам никогда не встречалось такое имя ­ Александр Ковач?

Яков Никодимович поглядел на меня очень пристально.

– Ковач?
– переспросил он слегка изменившимся голосом. И распахнул дверь пошире.
– Заходи. Только пса оставь в прихожей, чтобы в комнате не натоптал.