Властелин огня

Биргер Алексей Борисович

– Так как же?

Он взглянул на меня, будто только что вспомнил о моем присутствии.

– Ты пока не поймешь, - сказал он.
– Пойдем лучше поглядим, что за дом у меня теперь.

– Ты приглашаешь? ..

– Приглашаю.
– Он выдержал секундную паузу, будто чуточку подумал, прежде чем добавить: - На новоселье.

И опять умолк, словно позабыв обо мне. Но мне большего и не требовалось.

Мы дошли до «инженерного дома», поднялись по отремонтированным ступенькам, прошли по заново настеленным доскам подъезда на первом

этаже. Ковач вынул ключи и отпер свежевыкрашенную дверь. Запах краски еще держался, но уже еле чувствовался.

– Заходи, - кивнул он мне, щелкнув выключателем.

В прихожей загорелся свет. Мы вместе прошлись по квар­тире, заходя в каждую комнату и даже на кухню, всюду включая свет и оглядываясь. В отремонтированной квартире было очень славно. И полы отскоблены, и свежие обои наклеены, и мебель какая-никакая стоит, и занавески на окнах повешены. Но главное - была исправлена большая печь, расположенная в углу кухни, задней стеной выходящая в одну комнату, а боковой - в другую, так что и кухня, и обе комнаты обогревались от нее. В печи имелись и чугунная плита, и духовка. Кроме того, на разделочном столике возле умывальника с раковиной стояла маленькая электроплитка.

И запас дров был.

Я дотронулся до печки. Теплая. Значит, ее протопили как следует. Правда, в доме все равно было, мягко говоря, нежарко. Топили-то ее, видимо, утром, а на улице мороз минус двадцать, вот квартира и успела остыть. Да еще сколько лет дом стоял совсем холодным, нетопленым. Он теперь начнет забирать тепло в каждую половицу, в каждую стену и каждую балку перекрытия, пока все это не прогреется, и только тогда в самой квартире установится ровная хорошая температура. На это понадобится несколько дней, не меньше.

В общем, скинуть куртку и шапку я не решился. Ковач, осмотревшись, взглянул на меня.

– Зябко?
– спросил он.

И, не дожидаясь моего ответа, выдвинул заслонку, открыл дверцу топки, заложил в нее березовых поленьев и дунул изо всех сил на остававшиеся горячие угольки. Они из матовых сделались бледно-багровыми, потом пустили россыпь искр, и буквально через две минуты дрова уже горели, весело потрескивая.

(Я потом дома попытался проделать то же самое, когда рас­тапливал печку, и у меня ничего не получилось. Сколько я ни дул, угли все равно лишь слегка краснели и пускали одну-две искорки, а ведь они были свежее и горячее, чем в печке Кова­ча. Пришлось мне в конце концов воспользоваться обычным способом: спичками, старыми газетами и щепками. «Это же какая силища в легких нужна, чтобы полуостывшие угли раз­ дуть в пламя!» - подумалось мне тогда.)

Сразу сделалось теплей, веселей и уютней.

– Теперь я здесь живу, - сказал Ковач, обращаясь то ли ко мне, то ли к самому себе.

Я придумывал, что бы такое сказать, чтобы завязать бе­седу.

– А ты знаешь, что в этом доме водятся привидения? – спросил я.

– Знаю.

– Тебе что, уже рассказали?

– Да.

– И ты не боишься?
– поинтересовался

я.

– Нет.

– Говорят, на этом месте казнили пугачевцев ...

– Да, - все так же односложно ответил он. А потом, подумав, добавил: - Но это было очень давно.

– Так ведь привидения бессмертные, разве нет?
– сказал я.
– ­ Может хоть тысяча лет пройти, они все равно будут разгуливать, если им так нравится.

– Особенно сегодня, - согласился он.
– Но сегодня они нестрашные.

– Почему?
– удивился я.

– Крещенский сочельник, - пояснил он.
– В крещенский сочельник они любят порезвиться, но особого вреда причи­нить не могут. Вода на подходе.

Я не все понял, но решил поразмыслить над непонятным потом, и снова спросил:

– А когда они бывают страшные?

– На Масленицу, - ответил он.

– Почему?

– Так повелось.

– А на Масленицу они и для тебя могут быть страшные?
– спросил я.
– В смысле, тебе навредить?

– Всяко может быть, - неопределенно отозвался он.

– А если на Масленицу в этом доме они к тебе выползут?
– не унимался я.

Его голова повернулась вполоборота, почти как на шарнире, и он опять смотрел на меня своим странным взглядом, непроницаемым и одновременно бездонным. Таким бывает осеннее небо.

– Ты не поймешь, - сказал он.

– Да что же это такое! Того я, видишь ли, не пойму, этого не пойму!
– обиделся я.
– Разве ты не можешь объяснить так, чтобы я понял?

– Я не говорю, что вообще не поймешь, - спокойно произнес он.
– Я говорю, что сейчас не поймешь.

– Но ты мне одно скажи - ты и на Масленицу с ними справишься? Или, может, ты специально в этом доме поселился, чтобы с ними справиться раз и навсегда?

Он немного подумал.

– Да. Наверное, да, - наконец сказал он.

– А вода, получается, тебе нравится?

– Вода и огонь - друзья металла. В жарком огне и в студеной воде рождался булат.

– Точно ...
– я подумал.
– А ты сегодня купаться пойдешь?

– В проруби?

– Да.

– Я собирался, - сказал он.

– Пойдем вместе!

– Давай.

– Я зайду за тобой, да?

– Да.

Вот так и получилось, что на реку мы отправились вместе, я и Ковач. Мои удивились, узнав, с кем я иду, но возражать не стали. Отец только улыбнулся и кивнул.

– Ступай. с Ласло ты будешь как за каменной стеной. Взрослые сразу привыкли называть его «Ласло». А я не мог называть его иначе, чем Ковачем. Я и к нему так обращал­ся: «Послушай, Ковач ... » или: «Скажи, Ковач ... ». И на «ты» при этом. Это вы, наверное, уже заметили. Почему-то с самого первого момента у меня было ощущение, что к нему нужно обращаться на «ты», а не на «вы», как ко многим взрослым, что любое «вы» будет с ним неправильным, несмотря на его грозный вид и на то, что чудеса, которые он творил, обычному человеку не под силу.