Властелины моря
Шрифт:
Ну а сам Аристотель в эти годы работал над «Политикой» и «Никомаховой этикой». В конце последней он пишет: «Из наблюдений за существующими явлениями (конституциями) следует извлечь урок, какие из них способствуют сохранению, а какие разрушению городов». С точки зрения Аристотеля, одной из таких разрушительных сил является море. Он выделяет четыре типа людей моря: те, кто, подобно афинянам, имеет дело с триерами; паромщики, как, например, жители острова Тенедос; торговцы, вроде тех, что живут в Эгине или на Хиосе; и рыбаки, как в Византии или Таренте.
По Аристотелю, даже морская торговля наносит городам некоторый ущерб, ибо она порождает нашествие иноземцев с их экзотическими товарами. И все же главный враг правильно организованного государства
Среди одиннадцати ступеней, или революций, в жизни Афинского государства Аристотель выделяет седьмую, называя ее «конституцией, на которую указывал Аристид и которую довел до завершения Эфиальт, лишивший ареопаг большинства его традиционных прав. Тогда город, пойдя на поводу у демагогов, ратовавших за владычество на море, совершил одну из крупнейших своих ошибок».
В формировании национального характера играет свою роль география.
«В Афинах имеется различие между жителями собственно города и обитателями Пирея – последние более демократичны в своих воззрениях».
В конце «Политики» Аристотель рассматривает значение моря в правильно устроенном государстве. Город, взыскующий величия или хотя бы просто безопасности, может столкнуться с необходимостью строительства флота. В этом случае, рассуждает Аристотель, единственно надежный путь – отстранить гребцов и других моряков от участия в политике.
«Не должно большим группам людей, так или иначе связанных с морем, умножать количество граждан города, к делам которого они не должны иметь никакого отношения. Военные, поднимающиеся на борт корабля, – свободные люди, гоплиты. Они обладают суверенными правами и властью над экипажем. Везде, где имеется постоянное население и сельскохозяйственные рабочие, должно быть и достаточное число гребцов».
Осудив морскую державу как таковую – что, правда, в Афинах не новость, достаточно вспомнить таких патриотов, как Исократ и Демосфен, – Аристотель соскальзывает на еще более опасную тропу. Морская мощь совместима с верным управлением государством лишь в том случае, если в ней ограничен демократический элемент. Прогуливаясь по рощам Ликея с молодыми людьми, выходцами из богатых семейств, Аристотель внедрял в их сознание мысль, что «демократия триеры» – это зло. Зло как само по себе, так и по отношению к другим. Надо, впрочем, заметить, что подрывные идеи в таком роде быстро распространялись в высших слоях афинского общества и без участия Аристотеля.
В то время, как его ученики изучали опыт разных городов-государств, афиняне готовили поход, имеющий целью основание нового города – колонии на Адриатике. Относительно недавно Афины изрядно пострадали от плохих урожаев и связанного с этим недостатка продовольствия. Геллеспонт и Египет пребывали под пятой Македонии, которая могла в любой момент перерезать морские маршруты доставки зерна. И коль скоро на востоке начинали сгущаться тучи войны, взгляды афинян вновь повернулись в сторону благословенного запада. Только на сей раз они были устремлены не на Сицилию, а на великое Адриатическое море, простирающееся, широко и свободно, от каблучка италийского сапога на север, вплоть до тех мест, откуда видны Альпы. Этот дерзкий и неожиданный (для афинян) замысел основания заморской колонии знаменовал высшую точку в обновлении самого духа Афин.
Цель состояла в том, чтобы «раз и навсегда» обеспечить Афинам свободный доступ продовольствия. Гавань нового города-колонии сделается пристанищем для греков, да и иностранцев тоже, и одновременно – военной базой для борьбы с этрусскими пиратами. В распоряжении колонистов будет собственная небольшая флотилия из четырнадцати кораблей: восемь триер и квадрирем, два транспортных судна и четыре триаконтора.
Во главе экспедиции собрание поставило гражданина по имени Мильтиад. Это выбор символизировал возвращение к старым героическим временам. Семь поколений назад его предок, носивший то же имя, привел афинян к победе при Марафоне. А еще раньше предок
Среди членов экспедиции был некто Исократ, триерарх «Стефанофории» («Венценосицы»). Недавно он отличился тем, что воздвиг красивейший в городе монумент – в честь победы на одном из ежегодных фестивалей хора мальчиков, который он сам же и опекал. Принесшая успех песнь сюжетом своим имела миф о победе юного бога Диониса над этрусскими пиратами. Памятник Исократ установил в тени Акрополя, а полукружье обступивших его колонн составляло некоторый контраст возвышающемуся на скале Парфенону с его мощным дорическим ордером. По верху колоннады тянулся круговой фриз с изображением фигур пиратов, похитивших Диониса и наказанных за то превращением в дельфинов. Символизировали эту удивительную метаморфозу чудные фигуры с ногами человека и головой дельфина. Отправляясь в свой колониальный поход, Исократ получит возможность реального соприкосновения с нынешними наследниками тех легендарных морских разбойников-этрусков.
На строительство заморских укреплений у афинян было совсем немного времени. Пока Мильтиад со своими спутниками продвигался на запад, на востоке происходили события, совершенно затмившие эту экспедицию. После шести лет беспрерывных войн и скитаний по почти незнакомым грекам чужестранным краям в Персии вдруг вновь появилась македонская армия. Александр вернулся. Вернулся, вполне убежденный теперь в собственном божественном происхождении и полный решимости заставить греков уступить всем его требованиям. Но чтобы противостоять ему, Афинам понадобятся все их вновь накопленные силы.
Глава 21 Последнее сражение (324—322 годы до н. э.)
Ведь крепостная башня иль корабль —
Ничто, когда защитники бежали.
Софокл. «Царь Эдип», пер. С.Шервинского
Александр быстро дал ощутить свое присутствие. Уже летом в Олимпии, когда там проходили Игры 114-й Олимпиады, собравшие массу народа, появился царский гонец с весьма обескураживающим посланием. Царь желает, чтобы все греческие города вернули изгнанным некогда землякам гражданство, а затем и конфискованные земли. Цель этого указа об изгнанниках состояла в том, чтобы рассеять толпы наемников по новым владениям Александра. Но такое установление лишало греков независимости. Македонский царь словно забыл, что номинально они являются его союзниками – из величественных дворцов Суз и Вавилона греки представлялись не более чем подданными, проживающими в дальних краях. Оправдывая указ юридически, новый Царь царей заявил также, что отныне греки могут поклоняться ему как богу.
Дурные вести из Олимпии привез в Афины Демосфен. Не говоря уже о потоках изменников, преступников, смутьянов и иных нежелательных элементов, указ угрожал лишить афинян Самоса. Этот процветающий остров сорок лет назад отнял у персов Тимофей (никогда еще в его прославленный походный котелок не попадал такой гигантский омар), и с тех пор Афины упрямо удерживали столь завидное достояние. Дорожили они им настолько, что даже перед лицом угрозы войны с божественным Александром направили в море «Парал» – этот оплот демократии. Флагманский корабль афинского флота достиг Самоса еще до того, как туда вернулись изгнанники. А как только торжествующие местные олигархи ступили на землю острова, чтобы, в согласии с указом, вернуть себе старые владения, командир «Парала» взял их в плен и отправил в Афины. Самос – это все, что осталось от некогда могучей морской державы, и афиняне готовы были опрокинуть небо на землю, лишь бы удержать остров.