Влечение
Шрифт:
– А то ты его видел! – Пашкина забота вызвала во мне улыбку. Какой же он был сейчас смешной!
– Да чего тут видеть? – Колосов мотнул головой в сторону подъезда. – Странные они какие-то.
– Они из-за границы, не освоились еще, – стала защищать я пианиста. Кажется, у меня это уже вошло в привычку – защищать его.
– Ага! Так, значит, он из-за границы свою тачку приволок? Номера только почему-то были местные.
Я вспомнила черную иномарку и почему-то оставленный без ответа телефонный звонок. Может, телефон был не Макса, а хозяина
– Он ее напрокат взял, – дернула я плечом.
– Какой прокат? Проснись! – Пашка возбужденно взмахнул руками. – Просто бандиты настоящие! Ты видела, с кем он общается? Иду я дня два назад, а он с какими-то хмырями стоит. И ладно бы двигались, как живые, а то ведь стоят и ничего не говорят, даже не шевелятся. А здоровенные, как черти. И все в черном. Я бы к таким близко не подошел.
Пашка говорил, а я смотрела мимо него, потому что темнота за его спиной не была пуста. Там кто-то находился. И я была убеждена, что это Макс. Домой он, конечно же, не заходил, не мог он здесь оказаться быстрее меня. Прогулка его закончилась только что, и теперь он прячется за деревьями, изображает ночь.
– Ребята, что были на кладбище, рассказывают другое, – бубнил Пашка. – Говорят, на тусовке из огня демон появился и потребовал жертвы. Они все и побежали.
Мне показалось, что Макс собирается выйти к нам, и резко наклонилась к Пашке. Поцелуя толком не получилось. Я только отбила зубы об его скулу и чуть не свалилась с сумки.
– Сумасшедшая ты, Мишлен. – Колосов прятал глаза, боясь на меня посмотреть. Он не столько обрадовался моему порыву, сколько испугался. Даже, кажется, попытался оттолкнуть. – В следующий раз на тренировку пойдешь?
Вопроса его я не услышала, потому что старалась разглядеть Макса, но окружающая темнота была пуста. Он ушел.
– Ладно, Колосов, завтра поговорим. Пока. – Мне хотелось побыть одной.
– Хочешь, я зайду за тобой перед школой? – Пашка, видимо, совсем потерялся.
– Нет, не надо!
Усталость накатила внезапно. На кнопки кодового замка нажимать было тяжело – руки стали неподъемными. Быстрее бы добраться до кровати и уснуть. Уснуть, чтобы хотя бы ненадолго, хотя бы на несколько часов моя голова перестала думать.
Сон у меня был рваный. Я то проваливалась в забытье, то выплывала на поверхность, но не просыпалась, оставаясь в плену сновидения. Мне снились старинные темные замки с высокими стрельчатыми окнами и гулкими холодными залами. По пыльным темным коридорам гуляет сквозняк. Шевелятся тяжелые гардины на стенах, тянет промозглым осенним воздухом из окон, местами затянутых слюдяными стеклами. И вроде я знаю, как отсюда выйти – спуститься по лестнице, пересечь гулкий холл и оказаться на выложенном камнем дворе, но коридор вдруг оказывается бесконечно длинным, и я все иду, иду. Меня провожают недовольные взгляды людей, изображенных на гобеленах. Они с осуждением смотрят на меня и укоризненно качают головой. А за спиной уже собралась толпа, она ждет, что я буду делать.
Мне не хочется, чтобы на меня смотрели. И я делаю первое, что приходит в голову: шагаю прямо в гобелен. Что там говорил Макс? Надо верить своей интуиции…
Я дернулась, то ли просыпаясь, то ли перескакивая в новый сон. Он был уже знаком. Я в своей комнате, лежу на кровати, а на подоконнике сидит Макс.
– Все будет хорошо, – шепчет он и соскальзывает вниз. Но не падает. А остается стоять, словно превратился в невесомый воздушный шарик.
– Ее нельзя оставлять! – склоняется надо мной темная фигура. Мне кажется, что я где-то видела это бледное лицо, но не могу вспомнить где. – Она все погубит!
– Мы можем уйти, – отозвался другой голос.
– Нам уже некуда уходить, – возразил первый. – Убьем. Для нее будет только лучше.
– Для нее будет лучше, если вы оставите ее в покое, – раздался голос из-за окна.
– Ты же знаешь, что это невозможно! – воскликнул первый.
Мне захотелось открыть глаза и сказать, что вообще-то хамство обсуждать меня в моем присутствии, словно я уже покойник. Но тело было свинцовым, веки тяжелыми.
– Макс, – заплакала я, – пускай они уйдут.
Темнота накрыла меня, и я наконец заснула без сновидений.
За окном чирикал воробей. Наглая птица-будильник взяла манеру сидеть около моего окна и в несусветную рань орать о том, что все прекрасно.
С кровати я вставала в таком состоянии, как будто и не спала вовсе. С трудом доползла до ванной – ночные переживания забрали у меня последние силы. Я сидела на бортике ванны, подставив кисти рук под воду. Почему все так сложно?
– Май, ты там жива? – раздался из-за двери бодрый голос мамы. – Открой!
Так, если я сейчас не соберусь, то утеку вместе с водой тонкой струйкой.
– Май, что происходит? – В мамином взгляде и голосе была готовность помочь, вытащить из горящего дома, спасти из реки, выкопать из-под завала.
Но со мной происходило нечто похуже, спасать было почти нечего.
Я прошла на кухню, упала на табуретку.
– Пашка вчера обзвонился, – не отставала от меня мама.
Перед моим носом на столе появились йогурт, тосты и джем. Хочешь быть здоровым – будь им!
– Ты не ходила на тренировку?
Вид йогурта с черникой рождал во мне нехорошие ассоциации. Я закрыла глаза.
– Или вы вместе с Пашкой прогуливали?
С маминой энергией надо не в конторе работать, а запускать ее в протонные двигатели вместо всяких там нейронов и атомов. Уверена, у нее это получится блестяще.
– Я видела вас вчера во дворе.
Я подтянула к себе спичечный коробок. И стала зажигать спички одну за другой. Люблю вид открытого огня. Если бы не навороты с дьявольщиной и черным цветом, быть бы мне готом. Они часто жгут костры, устраивают огненные шоу, крутят на веревках пропитанные горючим составом шары.