Влияние морской силы на историю 1660-1783
Шрифт:
Уже было указано, что Американская война за независимость является со стороны Англии уклонением от ее традиционной и верной политики, так как она вовлекла ее в отдаленную сухопутную войну, тогда как сильные враги ждали случая атаковать Англию в море. Подобно Франции в недавней тогда Германской войне, подобно Наполеону в позднейшей Испанской войне, Англия, через неуместную самоуверенность, сама обратила своего друга в недруга и таким образом подвергла действительный базис своей силы суровому испытанию. Французское правительство, с другой стороны, избежало западни, в которую так часто попадалось. Обратившись спиною к европейскому континенту, имея вероятность нейтралитета там и уверенность в союзе с нею Испании, Франция выступила на борьбу со стройным флотом и с блестящим, хотя может быть относительно малоопытным, составом офицеров. С другой стороны Атлантики она имела поддержку в дружеском народе и в своих или в союзных портах, как в Вест-Индии, так и на континенте. Мудрость такой политики и счастливое влияние таких действий правительства на морскую силу очевидны. Но детали войны не принадлежат к рассматриваемому нами в этой части труда предмету. Для американцев главный интерес войны сосредоточился на суше, но для морских офицеров - на море, потому что, по существу, это была морская война. Разумные и систематические усилия двадцати лет принесли должные плоды, так как, хотя битвы на море и окончились бедственно для союзников, тем не менее соединенные усилия французского и испанского флотов поколебали силу Англии и лишили ее многих ее колоний. В различных морских предприятиях и сражениях честь Франции, в целом, была сохранена, хотя, обсуждая дело во всей его общности, трудно избежать заключения, что неопытность французских моряков сравнительно с английскими, узкий дух ревности дворянской корпорации к офицерам из других сословий и, более всего, уже упомянутые выше несчастные
Другой французский офицер, значительно позднейшего времени, оправдывает вышеприведенное мнение, говоря об Американской войне за независимость в следующих выражениях: "Было необходимо освободиться от несчастных предрассудков дней регенства и Людовика XV, но бедствия, которыми полны эти дни, были слишком близки еще для того, чтобы наши министры забыли их. Вследствие злополучной нерешительности, флоты, которые справедливо испугали Англию, уменьшились до обыкновенных размеров. Погряз-нув само в фальшивой экономии, министерство требовало, чтобы, по причине чрезвычайных издержек, необходимых для содержания флота, адмиралам было предписано соблюдать величайшую осмотрительность, как будто бы в войне полумеры не всегда ведут к бедствиям. Равным образом, распоряжения, получавшиеся нашими эскадренными начальниками, требовали, чтобы они держались в море так долго, как возможно, не вступая в сражения, которые могли сопровождаться потерею кораблей, трудно заменимых, вследствие этого не одна возможная полная победа, которая увенчала бы искусство наших адмиралов и мужество наших капитанов, уступила место успехам малой важности. Система, в основе которой положено, что адмирал не должен пользоваться всей силой, находящейся в его распоряжении, которая посылает его против врага с предопределенной целью скорее принять нападение, чем сделать его, система, которая подрывает моральную силу для спасения материальных средств, должна дать несчастные результаты... Не подлежит сомнению, что эта плачевная система была одною из причин недостатка дисциплины и ужасных неурядиц, ознаменовавших времена Людовика XVI, (первой) Республики и (первой) Империи"{11}.
В десятилетний промежуток времени после мира, заключенного в 1783 году, во Франции совершилась революция. Но этот великий переворот, который потряс основания государства, ослабил связи социального порядка и изгнал из французского флота почти всех образованных офицеров монархии, державшихся старого порядка вещей, не освободил этого флота от фальшивой системы. Было легче ниспровергнуть форму правления, чем вырвать глубокие корни традиции. Послушаем еще третьего французского офицера, высшего положения и литературных дарований, говорящего о бездеятельности Вильнева (Villeneuve), адмирала, который командовал французским арьергардом в Абукирском сражении и который не снялся с якоря до тех пор, пока голова колонны не была уничтожена: "Должен был прийти день Трафальгарской битвы, в который Вильнев, в свою очередь, подобно де Грассу перед ним и подобно Дюшайла (Duchayla), пожалуется на то, что его покинула часть его флота. Есть место подозрению о некоторой тайной причине такого совпадения. Неестественно, чтобы между столь многими почтенными людьми так часто можно было найти адмиралов и капитанов, навлекающих на себя такой позор. Если имя некоторых из них до настоящего дня грустно связано с памятью о наших бедствиях, то мы все-таки можем быть уверены, что ошибка не всецело доллсна быть приписана им. Мы должны скорее порицать сущность операций, на которые они были вынуждены, и ту систему оборонительной войны, предписанную французским правительством, которую Питт в английском парламенте провозгласил предтечей неизбежного разрушения. Эта система, когда мы пожелали отказаться от нее, уже проникла в наши привычки, она, так сказать, ослабила наши руки и парализовала нашу веру в себя! Слишком часто наши эскадры оставляли порты со специальной миссией и намерением избегать неприятеля, уже сама встреча с ним считалась неудачей. Вот каким образом наши суда вступали в бой: они подчинялись необходимости принять его, а не настаивали на нем... Счастье колебалось бы дольше между двумя флотами и не обрушилось бы, в конце концов, так тяжело против нас, если бы Брюэс (Brues), встретив Нельсона на полдороге, мог вступить с ним в сражение. Эта как бы отмеченная оковами и робкая война, которую вели Вилларе и Мартэн (Villaret et Martin), продолжалась слишком долго вследствие осторожности некоторых английских адмиралов и традиций старой тактики. При этих традициях разразилось Абукирское сражение, час для решительного боя настал"{12}.
Несколько лет спустя состоялась Трафальгарская битва, и опять правительство Франции приняло новую политику по отношению к флоту. Только что цитированный автор говорит об этом: "Император, орлиный взгляд которого начертал планы кампаний для флотов и для армии, был утомлен этими неожиданными несчастиями. Он отвернулся от единственного поля битвы, на котором фортуна была неверна ему, и решился преследовать Англию где бы то ни было, но не на морях, он предпринял реорганизацию своего флота, но не давал ему никакого участия в борьбе, которая сделалась еще более ожесточенною, чем раньше... Несмотря на то, деятельность наших адмиралтейств и верфей не только не ослабла, а скорее удвоилась. Каждый год линейные корабли или закладывались на наших верфях, или уже присоединялись к бывшим в кампании. Венеция и Генуя под его контролем увидели возрождение своего старого блеска, и от берегов Эльбы до Адриатики все порты континента ревностно вторили созидательным замыслам императора. Многочисленные эскадры были собраны на Шельде, на Брестском рейде и в Тулоне... До последнего дня, однако, император отказывался дать своему флоту, полному горячей ревности и самоуверенности, случай померяться силами с врагом... Удрученный постоянными несчастьями флота, он держал наши корабли вооруженными только для того, чтобы обязать наших врагов к блокадам, огромная стоимость которых должна была в конце концов истощить их финансы".
Когда империя пала, у Франции было сто три линейных корабля и пятьдесят пять фрегатов.
Обращаясь теперь от частных уроков истории прошлого к общему вопросу о влиянии правительства на морскую карьеру своего народа, замечаем, что это влияние может выражаться двумя различными, но тесно связанными между собою путями.
Во-первых, в мирное время: правительство своей политикой может способствовать естественному развитию такой промышленности у населения и его естественной склонности к таким предприятиям, обещающим выгоды, которые связаны с развитием мореходства, или оно может пытаться развить такую промышленность и такие мореходные наклонности народа в том случае, когда естественным путем они не возникли, или с другой стороны, правительство может ошибочной политикой своей задержать и остановить успехи, которые народ сделал бы в рассматриваемом направлении, если бы был предоставлен самому себе. Во всех этих случаях влияние правительства выразится или созданием, или расстройством морской силы страны в деле мирной торговли, на которой одной только - что никогда не лишнее повторять - может основываться действительно сильный военный флот. Во-вторых, в расчете на войну: влияние правительства будет выражаться "законнее" всего в содержании вооруженного флота, соразмерного с развитием торгового мореходства страны и с важностью всех связанных с ним интересов. При этом еще большую важность, чем величина флота в данный момент, имеет вопрос об его учреждениях, благоприятствующих здоровому духу и деятельности и обеспечивающих быстрое развитие флота во время войны при помощи надлежащего резерва людей и кораблей и мер для привлечения к делу той общей резервной силы, на которую мы уже указывали, обсуждая характер и промыслы народа. Без сомнения, к мерам готовности к войне относится содержание надлежащих морских станций в тех отдаленных частях света, куда вооруженные корабли должны будут последовать за мирными коммерческими судами. Защита таких станций должна опираться или прямо на военную силу, как в случае Гибралтара и Мальты, или на соседнее с ними дружественное население - такое, каким американские колонисты некогда были для Англии и каким предполагаются австралийские колонисты теперь. Такое дружественное
Колонии, привязанные к своей метрополии, представляют, поэтому, вернейшие средства для поддержки за границей морской силы страны. И в мирное время влияние правительства должно бы направляться на поддержание всеми мерами упомянутой привязанности и единства интересов колоний, которое делало бы благо одной благом всех их и невзгоду одной - общей невзгодой. Во время же войны или, скорее, на случай войны, правительству надлежит принять такие меры организации и обороны колоний, которые обеспечивали бы справедливое распределение между последними бремени, необходимого для блага каждой из них.
Таких колоний у Соединенных Штатов нет и, вероятно, никогда не будет. Что касается чисто военных морских станций, то воззрения на них нашего народа, мне кажется, достаточно точно выражены историком английского флота сто лет назад, в следующих словах его о Гибралтаре и Порт-Маоне: "Военное управление так мало согласуется с промышленностью торгового народа и так противно, по существу своему, духу британского народа, что я не удивляюсь, что люди здравого смысла всех партий склонны отказаться от названных портов, как отказались от Танжера". Не имея, таким образом, для своей опоры за границей соответствующих учреждений, ни колониальных, ни военных, военные суда Соединенных Штатов во время войны уподобятся сухопутным птицам, которые не в состоянии улетать далеко от своих берегов. Обеспечение таких станций, где упомянутые суда могли бы грузиться углем и исправляться, должно составлять одну из первых обязанностей правительства, имеющего в виду развитие силы нации на море.
Так как практическая цель настоящего исследования состоит в том, чтобы извлечь из уроков истории выводы, при-ложимые к нашей стране и к нашему флоту, то уместно спросить теперь, насколько опасны для Соединенных Штатов условия современного их положения и насколько нуждаются они в деятельности правительства для восстановления их морской силы. Без преувеличения можно сказать, что деятельность правительства со времени междоусобной войны и до наших дней дала результаты единственно только в том, что мы назвали выше первым звеном в цепи звеньев, составляющих морскую силу. Внутреннее развитие, большая производительность, с сопровождающею их возможностью похвастаться тем, что мы довольствуемся лишь своими ресурсами - такова была цель, таков был до некоторой степени и результат. В этом правительство верно отразило стремления преобладающих элементов страны, хотя не всегда легко думать, даже и относительно свободной страны, что именно такие элементы представительствуют в ее правительстве. Но как бы то ни было, нет сомнения, что кроме колоний, Соединенным Штатам недостает теперь еще одного звена морской силы - мирного мореходства и связанных с ним интересов. Коротко говоря, Штаты имеют только одно звено в цепи трех звеньев, составляющих упомянутую силу.
Обстановка морской войны так значительно изменилась за последние сто лет, что можно сомневаться, могут ли теперь иметь место такие бедственные результаты с одной стороны и такие блестящие успехи с другой стороны, какие ознаменовали войны между Францией и Англией. Уверенная в своем превосходстве на морях надменная Англия, в случае войны, накладывала прежде такое иго на нейтральные государства, какое теперь они уже не согласятся нести, и принцип, что флаг покрывает груз, теперь навсегда обеспечен. Торговля воюющих наций может, поэтому, теперь безопасно продолжаться при посредстве нейтральных судов, на которых могут перевозиться их товары, за исключением военной контрабанды или того случая, когда эти суда направляются в блокируемые порты, а что касается последних, то несомненно, что современные блокады уже не будут больше блокадами только на бумаге. Не касаясь вопроса о защите морских портов Соединенных Штатов от захвата или обложения контрибуцией - так как относительно его у нас существует достаточное единодушие в теории и обнаруживается полный индифферентизм на практике - спросим себя, для чего нужна Штатам морская сила? Их морская торговля и теперь ведется при посредстве иностранных судов, почему же их население должно желать обладания тем, защита чего потребует больших издержек? Вопрос этот, с экономической его стороны, выходит за пределы, намеченные в настоящем труде, но связанные с этим вопросом условия, которые могут подвергнуть страну бедствиям и потерям через войну, прямо подлежат нашему обсуждению. Допуская, поэтому, что ввозная и вывозная иностранная торговля Соединенных Штатов будет производиться через посредство судов, которые неприятель не может трогать, за исключением случаев посягательства их на сообщения с блокируемыми портами, посмотрим, как может осуществиться действительная блокада? Под этим определением теперь подразумевается такая блокада, при которой существует явная опасность для судна, пытающегося войти в порт или выйти из него, но оно, очевидно, очень растяжимо. Многие могут вспомнить, что во время Междоусобной войны, после ночного нападения на флот Соединенных Штатов близ Чарльстона, конфедераты на следующее утро выслали пароход с несколькими иностранными консулами на нем, которые настолько убедились, что не было в виду ни одного блокирующего судна, что опубликовали об этом декларацию. В силу этого документа некоторые представители южан настаивали на том, что блокада, говоря технически, была прорвана и не могла быть восстановлена без нового о том объявления. Но должен ли блокирующий флот для действительной угрозы блокадопрорывателям держаться всегда в виду блокируемых берегов? Полдюжины быстроходных пароходов, крейсирующих на расстоянии двадцати миль от берега между Нью-Джерси и Лонг-Айлендом (Long Island), представили бы весьма серьезную опасность для судов, старающихся войти через главный вход в Нью-Йорк или выйти из него; и с подобных позиций пароходы могли бы с успехом блокировать Бостон, Делавэр и Чесапик. Главному ядру блокирующего флота, предназначенного не только для захвата коммерческих судов, но и для сопротивления военным попыткам прорвать блокаду, нет необходимости быть ни в виду берега, ни в каком-либо определенном месте. Главный флот Нельсона был в пятидесяти милях от Кадикса за два дня до Трафальгара, и только малый отряд его наблюдал за гаванью, в небольшом от нее расстоянии. Союзный флот начал сниматься с якоря в 7 часов утра, и Нельсон, даже при тогдашней медленности передачи известий, знал об этом уже в 9 часов 30 минут утра. Английский флот на этом расстоянии представлял весьма серьезную опасность для неприятеля. В наши же дни, при существовании подводных телеграфов, кажется возможным, что береговые и морские силы, предназначенные для блокады, сумеют установить между своими частями телеграфное сообщение вдоль всего берега Соединенных Штатов для постоянной готовности ко взаимной поддержке; и если бы благодаря какой-нибудь счастливой военной комбинации один отряд этих сил был атакован, то он мог бы своевременно дать знать о том другим и отступить под их прикрытие. Но если бы даже блокада какого-либо порта была сегодня прорвана удачным рассеянием блокировавших судов, то объявление о восстановлении ее могло бы уже завтра облететь по телеграфу весь свет. Чтобы избежать таких блокад, обороняющийся должен располагать силой, угроза которой мешала бы во всякий момент намеревающемуся блокировать флоту сохранять место, необходимое для выполнения его цели. Только при такой силе нейтральные суда, за исключением нагруженных военной контрабандой, могут входить в порт и выходить из него свободно и поддерживать коммерческие сношения страны с внешним миром.
Могут утверждать, что при обширности берегового протяжения Соединенных Штатов действительная блокада всей береговой линии ее не может быть осуществлена. Никто не допустит этого с большей готовностью, чем офицеры, которые помнят, как поддерживалась блокада одного только южного берега. Но при настоящем состоянии нашего флота и, можно прибавить, при таком даже увеличении его, какое предположено правительством{13}, попытки блокировать Бостон, Нью-Йорк, Делавэр, Чесапик и Миссисипи - другими словами, большие центры ввоза и вывоза - не потребуют от любой из больших морских держав усилий, больших, чем в прежнее время. Англия блокировала одновременно Брест, Бискайский берег, Тулон и Кадикс, когда в гаванях этих портов стояли сильные эскадры. Правда, что нейтральные коммерческие суда могут тогда входить в другие порты Соединенных Штатов, не названные выше, но какие затруднения в транспортном деле, какие неудачи в попытках своевременной доставки необходимых припасов, какой недостаток средств перевозки по железной дороге или водою, какие неудобства ввода судов в доки, разгрузки и нагрузки их вызовет эта вынужденная перемена портов ввоза! Не явятся разве следствием этого и большие денежные потери для населения и большие лишения? А когда с большими жертвами и издержками это зло отчасти будет исправлено, неприятель может закрыть вновь устроенные доступы для торговли, как он закрыл старые. Население Соединенных Штатов, конечно, не дойдет до полного истощения, но может потерпеть горестные испытания. А что касается предметов, составляющих военную контрабанду, то разве нет основания опасаться, что возможны непредвиденные критические обстоятельства, при которых Соединенные Штаты не в состоянии обойтись без них?