Влияние морской силы на историю 1660-1783

Мэхэн Альфред Тайер

Хотя в рассуждениях наших мы несколько уклонились в сторону, но все-таки их можно считать достаточными для вывода, что большое население, занятое промыслами, связанными с мореходством, представляет теперь, как представляло и прежде, важный элемент морской силы, что Соединенным Штатам недостает этого элемента и что основание его может опираться только на обширную торговлю под национальным флагом.

V. Национальный характер.
– Рассмотрим теперь влияние национального характера и способностей населения на развитие морской силы.

Если морская сила действительно опирается на мирную и обширную торговлю, то стремление к коммерческой деятельности должно быть отличительной чертой наций, которые, в то или другое время, были велики на море. История подтверждает это почти без исключений; кроме истории римлян, мы, действительно, не находим ни одного серьезного примера, противоречащего этому заключению.

Все люди более или менее любят деньги и добиваются материальных приобретений, но способы, или пути, которыми они идут к этой цели, всегда окажут существенное влияние на торговую деятельность и на историю населяемой ими страны.

Если можно верить истории, то путь, каким испанцы и родственные им португальцы искали богатств, не только положил пятно на их национальный характер, но был фатальным и для здорового роста торговли, и для промышленности, на которую торговля опирается, и, наконец, для того национального богатства, которое этим ложным путем стяжалось. Жажда приобретений выросла у них до жестокой алчности; они искали в новооткрытых землях,- которые дали

такой толчок коммерческому и морскому развитию других стран Европы, - не новое поле промышленности, не даже здоровое возбуждение духа исследования и жажды приключений, а серебро и золото. Они имели много великих качеств: они были смелы, предприимчивы, умеренны, терпеливы в страданиях, пылки и одарены развитым национальным чувством. Присоединяя к этим качествам выгоды географического положения Испании, хорошо расположенные ее порты, а также факт, что она первая заняла обширные и богатые земли Нового Света, долго оставаясь без соперников, и что в течение ста лет после открытия Америки она была первенствующим государством в Европе, - по справедливости можно было ожидать, что она займет и первое место между морскими державами. Результат, как все знают, оказался, однако, как раз противоположным. Со времени сражения при Лепанто в 1571 году страницы истории Испании, несмотря на участие ее во многих войнах, не освещаются ни одной сколько нибудь серьезной по своим последствиям морской победой. Упадок торгового судоходства ее достаточно объясняет горькую и иногда смешную немощность испанских моряков на палубах своих военных кораблей. Без сомнения, такой результат не должен быть приписываем одной только причине. Без сомнения, правительство Испании во многих отношениях затрудняло и подавляло свободное и здоровое развитие частной предприимчивости, но характер великого народа ломает или сам формирует характер своего правительства, и едва ли можно сомневаться, что если бы народ имел склонность к торговле, то и правительство увлеклось бы по тому же течению. Обширное поле колоний было удалено от центра того деспотизма, который вредил росту старой Испании. В самом деле, тысячи испанцев, - как рабочего, так и высшего классов, - оставляли родину, и промыслы их на чужбине позволяли им посылать домой мало что, кроме денег или товара малого объема, не требовавшего судов большой грузовой вместимости. Метрополия сама производила почти только шерсть, плоды и добывала железо; ее мануфактуры были ничтожны, промышленность страдала, население постоянно уменьшалось. Она и ее колонии стали в такую зависимость от Голландии по отношению к необходимым предметам жизненного потребления, что для оплаты последних продукты их тощей промышленности не были уже достаточны. "Голландские купцы,- пишет современник,- которые разносят деньги во все уголки света для покупки товаров, должны из этой единственной страны Европы вывозить деньги, получающиеся ими за ввозимые туда продукты". Таким образом, эмблема богатства, которой так лихорадочно домогались испанцы, быстро уходила из их рук. Уже указывалось, как слаба была Испания с военной точки зрения, вследствие этого упадка ее мореходства. Ее богатство, транспортировавшееся в малом объеме, на небольшом числе судов, следовавших более или менее установившимися путями, легко подвергалось захватам со стороны неприятеля, а этими захватами "нервы войны" сразу парализовались; между тем богатства Англии и Голландии, рассеянные на тысячах кораблей во всех частях света, выдерживали много тяжелых ударов в течение многих изнурительных войн, и при этом рост их, хотя и не без болезней, постоянно развивался. Португалия, судьбы которой были связаны с судьбами Испании в течение наиболее критического периода ее истории, увлекалась по тем же путям под гору; хотя в начале соперничества за морское могущество она и стояла во главе всех, потом она далеко отстала. "Рудники Бразилии сделались источником разорения для Португалии, так же, как рудники Мексики и Перу - для Испании, все мануфактуры подверглись пагубному презрению, скоро Англия начала снабжать Португалию не только тканями, но и товарами всякого рода, даже соленою рыбою и зерном. Разгоряченные жаждой золота, португальцы забросили даже самую обработку своей почвы, виноградники Опорто были в конце концов закуплены англичанами бразильским золотом, которое только проходило через Португалию для того, чтобы рассыпаться по Англии". Нас уверяют, что в пятьдесят лет пятьсот миллионов долларов "были извлечены из бразильских рудников, и что в конце этого времени в Португалии осталось только двадцать пять миллионов в звонкой монете", - поразительный пример разницы между богатством действительным и богатством фиктивным.

Англичане и голландцы не менее жаждали приобретений, чем южные нации. И тех и других называли "нациями лавочников"; но эта насмешка, поскольку она справедлива, делает только честь их благоразумию и добросовестности. Они были не менее смелы, не менее предприимчивы, не менее терпеливы, чем испанцы и португальцы. Они даже были более терпеливы и настойчивы, ибо искали богатства не мечом, который сулил, по-видимому, скорейший результат, а трудом - путем долгим, но верным, что собственно и было причиною приложения к ним вышеприведенного эпитета. Но англичане и голландцы, принадлежа к одной и той же расе, обладали всегда и такими качествами, не менее важными, чем сейчас поименованные, которых испанцы и португальцы не имеют и которые, вместе с географическим положением обитаемых ими стран, послужили к развитию их мореходных сил. Они всегда были, по природе, деловые люди - промышленники, производители, негоцианты. Поэтому, как на родине, так и за границей, поселяясь ли на землях цивилизованных наций или варварских восточных правителей, или в основанных ими самими колониях, они везде старались воспользоваться всеми местными ресурсами, с уменьем в то же время увеличивать их. Острый инстинкт прирожденного купца - лавочника, если хотите - постоянно побуждал их к поискам предметов для обмена, и это побуждение, в соединении с трудолюбием, прошедшим в жизнь целых поколений, необходимо делало их производителями. Дома они сделались великими фабрикантами, за границей,- там, где они первенствовали - земля делалась постоянно богаче, продукты ее умножались, и необходимый обмен между метрополией и колониями требовал все большего и большего количества судов. Их судоходство, поэтому, возрастало вместе с требованиями торговли, и нации с меньшей способностью к мореходной предприимчивости - даже сама Франция, как ни велика она была - начали нуждаться в их продуктах и в их судах. Таким образом, многими путями они приближались к достижению могущества на море. Эти природные стремления и это развитие, конечно, по временам уклонялись в сторону и серьезно задерживались вмешательством других держав, ревниво относившихся к такому процветанию Англии, какого их население могло добиться лишь путем искусственной поддержки; о последней мы будем говорить еще при разборе влияния характера правительства на морскую силу.

Наклонность к торговой деятельности, включая в нее и необходимое производство предметов для торговли, составляет национальную характеристику, в высшей степени важную для развития морской силы, так как невероятно, чтобы при такой наклонности и соответствующих морских границах нация могла быть отвлечена опасностями моря или какими-либо другими неудобствами мореплавания от стяжания богатств путем океанской торговли. Богатство, конечно, может <5ыть приобретаемо и другим путем, но тогда оно не приводит необходимо к развитию морской силы. Возьмем, для примера, Францию. Франция - чудная страна, с трудолюбивым населением и превосходным положением. Французский флот переживал известные периоды большой славы и даже в дни упадка своего никогда не обесчещивал военной репутации, столь дорогой для наций. Тем не менее, как морское государство, надежно опирающееся на широкий базис морской торговли, франция, по сравнению с другими историческими морскими державами, никогда не занимала положения, более, чем почетного. Главная причина этого, поскольку она касается свойств

народа, лежит в способах, каким последний добивается богатств. Как Испания и Португалия искали обогащения в добывании золота из недр земли, так характер французского народа заставляет его идти к благосостоянию путем бережливости, экономии, накопления. Говорят, что труднее сохранить, чем составить состояние. Может быть; но отважный темперамент, побуждающий рисковать тем, что есть для того, чтобы приобрести больше, имеет много общего с тем духом предприимчивости, который завоевывает мир для торговли. Осторожность и стремление к экономии, действия робкие и только при наличии уверенности в успехе могут привести к общему благосостоянию в малом же масштабе, но не к развитию внешней торговли и мореходных интересов. Для иллюстрации сказанного приведем пример - придавая ему только то значение, какое он заслуживает.

Один французский офицер, разговаривая с автором о Панамском канале, сказал: "Я имею две акции в этом предприятии. Во Франции мы не поступаем так, как у вас, где большое число акций сосредоточивается в руках немногих. У нас многие берут одну или только очень немного. Когда акции появились на рынке, то жена посоветовала мне купить одну для себя и одну для нее". По отношению к обеспечению личного достатка человека такое благоразумие, без сомнения, достигает цели; но когда излишняя осторожность или финансовая робость становятся национальной чертой, то они неизбежно начинают ограничивать национальные торговые предприятия и судоходство. Осторожность же в денежных делах, в приложениях к другим сторонам жизни, ограничила деторождение и почти остановила прирост населения Франции.

Благородные классы Европы унаследовали от Средних веков надменное презрение к мирной торговле, которое оказало влияние на ее рост, различное в различных государствах, в зависимости от национального характера их населения. Гордые испанцы легко усвоили дух этого презрения, которое, действуя заодно с пагубной нелюбовью их к труду и с отсутствием выдержки, отвратило их от торговли. Во Франции тщеславие, признаваемое даже самими французами за их национальную черту, влияло в том же направлении. Многочисленность и блеск дворянства, а также почет, которым оно пользовалось, как бы положили печать приниженности на профессию, им презиравшуюся. Богатые купцы и фабриканты стремились к получению дворянства и, добившись его, покидали свое прибыльное дело. Поэтому, хотя трудолюбие народа и плодородие почвы и спасли Францию от полного торгового упадка, коммерческие деятели в ней занимали довольно унизительное положение, заставлявшее лучших из них изменять своей профессии при первой же возможности. Людовик XIV, под влиянием Кольбера, обнародовал повеление, "уполномочивающее всех дворян принимать участие в торговом мореходстве и торговле вообще, без опасения, что это может унизить их дворянское достоинство, но при условии только, чтобы они не торговали по мелочам"; в объяснение причины повеления говорилось, "что надлежит, для блага наших подданных и для нашего собственного удовлетворения, искоренить остаток господствующего общественного мнения, что будто бы морская торговля не совместима с дворянством". Но предрассудок, ведущий к признаваемому открытому превосходству, не поддается искоренению, особенно, когда тщеславие представляет выдающуюся черту в национальном характере; и еще много лет спустя Монтескье учил, что занятия дворянства торговлею противны духу монархии. В Голландии было дворянство, но государство это как республиканское давало в широкой степени простор личной свободе и предприимчивости, и центры власти в нем были в больших городах. Основанием национального величия в нем были деньги или, скорее, богатство. Последнее, как источник гражданского отличия, влекло за собою также влияние или власть в государстве, с которыми связывалось социальное положение и почет. Так же было и в Англии. Знать ее была горда, но в представительном правительстве значение богатства не могло быть низведено на низкую степень, ни даже сколько-нибудь затемнено. Оно было патентом в глазах всех, оно чтилось всеми, и поэтому в Англии, как и в Голландии, профессии, служившие источником богатства, пользовались уважением, оказывавшимся самому богатству. Таким образом, во всех вышепоименованных странах общественное мнение, как выражение отличительных национальных свойств, имело существенное влияние на положение национальной торговли.

Национальный характер еще другим образом влияет на развитие морской силы, в самом широком смысле этого выражения, а именно в зависимости от способности нации основывать цветущие колонии. Колонизация, как и всякое дело, подлежащее развитию, имеет тем больший залог успеха, чем более она естественна. Поэтому колонии, которые возникают из сознательных потребностей и естественных побуждений всего народа, имеют наиболее прочные основания, и их последующий рост будет тем более обеспечен, чем менее будет вмешиваться в него метрополия, если народ обладает способностью к независимой деятельности. Люди трех прошлых столетий живо сознавали значение для своего отечества колоний как рынков для сбыта отечественных продуктов и как питомников для торговли и мореходства, но не всегда одинаковый характер имели заботы их о колониях и не одинаковым успехом сопровождались различные системы колонизации. Недостаток естественных побуждений в народе к организации колоний никогда не мог восполниться усилиями государственных деятелей, как бы дальновидны и заботливы они ни были; равным образом, самые точные установления, продиктованные из метрополии, не могут дать такие хорошие результаты, как спокойное предоставление колониям свободы в том случае, когда в национальном характере лежит зародыш саморазвития. Успешные колонии свидетельствовали о мудрости центральной администрации не в большей мере, чем колонии неуспешные - может быть, даже в меньшей. Если с одной стороны надо допустить, что обдуманная система и предусмотрительность со стороны правительства, постоянная заботливость его, тщательное приспособление средств к целям и т. п. могли иметь значение для колониального роста, то с другой стороны нельзя не видеть, что гений Англии отличается меньшей систематизирующей способностью, чем гений Франции, а между тем Англия, а не Франция сделалась первым колонизатором в мире. Успешная колонизация, с ее последующим влиянием на торговлю и морскую силу, зависит главным образом от национального характера, потому что колонии развиваются лучше всего, когда они развиваются самостоятельно, естественно; характер колониста, а не забота о нем правительства из метрополии, представляет главную опору их роста.

Эта истина особенно ясно рисуется из того факта, что отношение правительств метрополий к своим колониям было всегда всецело эгоистично. Каким бы образом ни возникала колония, но как только она приобретала какое-либо значение, так становилась для метрополии дойной коровой, о которой, конечно, надо было заботиться, но лишь как о части имущества, долженствующей оплатить эти заботы сторицею. Метрополия стремилась законодательными мерами монополизировать в свою пользу внешнюю торговлю колонии, старалась замещать заманчивые места в ее администрации своими кандидатами и смотрела на нее, как часто смотрят на океанские владения и ныне, т. е. как на место, удобное для поселения в нем тех, которыми было трудно управлять дома или которые были там бесполезны. Военная администрация, однако, во всякой колонии составляет необходимый атрибут отечественного правительства.

Удивительный и единственный успех Англии, как великой колонизаторской державы, слишком очевиден, чтобы на нем здесь останавливаться, и причина его, кажется, лежит главным образом в двух чертах национального характера. Во-первых, английский колонист непринужденно и охотно поселяется на новом месте, отождествляет свои интересы с его интересами и хотя сохраняет преданное воспоминание о своем отечестве, из которого пришел, но не мучается лихорадочной жаждой возвращения туда. Во-вторых, он сразу и инстинктивно начинает заботиться о развитии ресурсов своей новой страны в самом широком смысле. В первом свойстве англичанин отличается от француза, всегда тоскливо оглядывающегося на прелести своей очаровательной родины, в последнем - от испанца, круг интересов и стремления которого были слишком узки для того, чтобы он мог извлечь из земли, где поселялся, все, что она могла дать своим обитателям.